в свое время дошли до адресатов и хранились в семьях. В отличие от них письма, опубликованные в сборнике "Разгром немцев под Сталинградом. Признания врага" и составляющие коллекции архивов Москвы и Волгограда, в 1942-1943 гг. остались на поле боя в личных вещах убитых, в брошенных при отступлении мешках немецкой полевой почты.
Эпистолярные документы личного характера существенно отличаются от воспоминаний, написанных с целью публикации. Личные письма не предназначались для прочтения посторонними (за исключением военной цензуры) и тем более для широкой общественности. Поэтому они как источник особенно ценны. Они "отражают, нередко с беспощадной откровенностью и прямотой, моральное и физическое состояние немецких солдат и офицеров. Перед исследователями предстает "субъективная реальность" сталинградского окружения - предсмертные мысли и чувства людей, попавших под колеса гитлеровской военной машины и выступавших в двойной роли - роли преступника и жертвы", -подчеркивает Н.Э. Вашкау (с. 30).
Публикатор отмечает, что постепенно совершенствуется методология исторических исследований. В обиход историков вошел инструментарий "устной истории", "истории повседневности". Какие новые вопросы ставят эпистолярные источники, какие новые горизонты открывают? Прежде всего необходимо шире использовать личные письма, включить
их в источниковую базу и историографию Второй мировой и Великой Отечественной войны.
Письма немецких солдат из сталинградского котла, опубликованные по-русски и обращенные к российской аудитории, помогут читателю по-другому взглянуть на бывшего противника: увидеть в нем не безликую враждебную массу, а живых людей со своими судьбами, родными и близкими. Эти люди по приказу "фюрера" с оружием в руках вторглись в нашу страну, чтобы завоевать и уничтожить ее, но потерпели сокрушительное поражение. Силой советского оружия, вполне заслужено поставленные перед лицом смерти, некоторые из них стали иначе смотреть на жизнь. Письма врага позволяют глубже понять и прочувствовать цену нашей Победы.
Для показа Сталинградской битвы в человеческом ее измерении было бы полезно предпринять компаративное исследование, сопоставить в одном издании письма противостоявших друг другу советских и немецких солдат. Использование писем солдат с фронта на уроках истории помогло бы молодежи России и Германии лучше понять друг друга, укрепить примирение между нашими странами и народами, достигнутое в последние годы.
Б.Л. Хавкин, кандидат исторических наук, редактор отдела журнала "Новая и новейшая история"
А.А. Киселёв. РОЖДЕНИЕ ИМПЕРИИ. БРИТАНСКОЕ ГОСУДАРСТВО И КОЛОНИАЛИЗМ В XVII-XVIII вв. Волгоград: Изд-во ВолГУ, 2012, 332 с.
Британская империя давно является предметом пристального интереса не только среди профессиональных историков. Pax Britannica по-прежнему многими рассматривается в качестве эталонного образца государственного строительства имперского типа. Вместе с тем этот величественный образ скорее отражает эпоху расцвета могущества Великобритании, пришедшегося на XIX в. Два предыдущих столетия в истории Британской империи мы наблюдаем другую, менее однозначную картину взаимоотношений модерного государства и колониализма в рамках имперской политики Лондона. Спорным аспектам именно этого, поворотного периода в истории будущей морской державы Европы Нового времени и посвящена работа доцента Волгоградского государственного университета А.А. Киселёва "Рождение империи. Британское государство и колониализм в XVII-XVIII вв."
Уже обложка монографии предваряет некоторые наиболее интересные выводы автора и задает определенный настрой для прочтения. "Orbis Terrarum Nova et Accuratissima Tabula", карта мира Мосеса Питта, представленная в оксфордском издании "Английского атласа" 1680 г., иллюстрирует тезис А.А. Киселёва о том, что колониальная политика Англии уходит корнями в эпоху Реставрации Стюартов и связана с учреждением в 1660 г. Совета по делам торговли и плантаций. Появление этой государственной структуры автор обоснованно считает отправной точкой формирования британской колониальной администрации, корректируя мнения историков по данному вопросу и расширяя контекст исторического анализа (с. 107).
Проблемы управления империей при этом занимают в работе особое место. А.А. Киселёв обращается к таким актуальным вопросам из
области современных имперских исследований, как механизмы принятия решений в колониальной политике, особенности функционирования административного аппарата империи, пути обмена информацией между периферией и центром, способы ее получения и обработки - как на институциональном, так и на персональном уровне отдельных королевских чиновников. В этой связи автор уделяет значительное внимание роли патронажа, коррупции и родственных связей в колониальной политике Британской империи, по-новому интерпретируя эти традиционные для Британии XVII-XVIII вв. формы социального взаимодействия и политической практики в метрополии и в колониях. На конкретных примерах А.А. Киселёв показывает, что отдельные семейства в Британской Америке ("Диггсы, Уормли, Блэн-ды, Мушампы и пр.") в течение ста лет (до Американской революции XVIII в.) представляли собою костяк колониальной таможенной службы (с. 72).
Особенно концептуально и предметно сплетение разнообразных интересов в британской колониальной политике раннего Нового времени предстает в последовательном и развернутом анализе колониальных лобби в империи второй половины XVII - первой половины XVIII в. Эпоха "благотворного пренебрежения" открывала перед лоббистами колоний в метрополии широкие возможности. Анализ их деятельности позволил автору заглянуть за кулисы британского колониализма за полвека до и после Славной революции 1688 г. А.А. Киселёв выявляет структуру ост-индского, североамериканского и вест-индского лобби (с. 137-138, 145, 156), стратегию представителей колониальных интересов в парламенте, правительстве и при дворе (с. 138-165), состав лоббистских групп и их место в политической системе страны (с. 160-161). Такой комплексный и многофакторный подход, в частности, позволил автору прийти к весьма неожиданному, однако подкрепленному аргументами выводу: "Можно предположить, что если бы торговые группы из Вирджинии, Массачусетса, Нью-Йорка и других североамериканских регионов имели политическое влияние в Лондоне в 1760-е гг., подобно вест-индскому лобби, то событий Американской революции могло и не быть" (с. 152). Предположение, разумеется, спорное, однако оно стимулирует научную мысль и расширяет горизонты поиска исторической истины.
Рассуждая об эволюции колониальной политики британского государства в XVII-XVIII вв., А.А. Киселёв заключает, что ее отличительной чертой являлась преемственность. Сама по себе эта мысль не нова. Интерес вы-
зывают аргументация автора и способ верификации данного тезиса. На институциональном уровне детально разбираемые в монографии Навигационные акты предстают в качестве связующих нормативных звеньев колониального курса правительств от Оливера Кромвеля до Георга III (с. 57, 80, 98, 288, 300). На персональном уровне речь идет о преемственности в колониальной политике Лондона благодаря сохранению административных постов за рядом деятельных колониальных чиновников даже при смене монархов и их взаимоотношений с парламентом. Примеры секретаря Комитета по торговле и плантациям Уильяма Блэтуэйта и колониального агента Эдварда Рэндолфа, сохранивших посты после Славной революции как в центре, так и на периферии империи, служат наглядной иллюстрацией к этому тезису (с. 98-100).
Менее категорично автор высказывается о степени и характере влияния парламента на колониальную политику британского государства раннего Нового времени. Несмотря на распространенное и в целом вполне верное представление об этом законодательном органе как арене ожесточенной борьбы по вопросам колониальной политики, А.А. Киселёв именно с этим политическим институтом связывает многочисленные затруднения в формировании центральной колониальной администрации Британской империи. Касаясь споров современников о характере взаимоотношений американских колоний и Лондона, автор замечает, что "даже правящие круги не могли определиться, чем они управляют" (с. 211). В связи с бурной деятельностью некоторых парламентариев он считает, что "следствием внутриполитических амбиций вигов-радикалов стало разрушение всей старой системы колониального управления, сложившейся за столетие" (с. 238). Такой скрупулезный анализ фракционной борьбы позволяет оценить колониальную политику британского государства не только в более привычной периферийной перспективе, но и из центра, из самой метрополии.
Особый интерес в этом смысле представляет предпринятое А.А. Киселёвым исследование попыток реформирования центральной британской колониальной администрации в эпоху кризиса Британской империи во второй половине XVIII в. Автор помещает деятельность премьер-министра Джорджа Гренвилла по реформированию колониальной системы Британской империи накануне американской Войны за независимость в контекст историографических споров об "опасных" проектах премьера (с. 192-193), развития экономических связей между колониями и метрополией (с. 195-198) и борьбы мнений и партий в пар-
ламенте и при дворе по поводу возможностей и перспектив министерского курса колониальной политики (с. 203-206). Совокупность изложенных фактов в конечном итоге свидетельствует, что "кабинетная борьба "фракций", противоречия министров и Георга III, [...] парламентские споры - всё это мешало последовательному формированию и проведению какой-либо колониальной политики" (с. 218). Показательно, что практически к такому же выводу приходит и сам автор, объясняя причины ликвидации третьего секретариата, или "Американского департамента": "Роспуск колониального департамента и Торговой палаты имел исключительно политический характер" (с. 238).
Несмотря на обилие политических сюжетов, монографию выгодно отличает редкое для современной отечественной британистики обращение А.А. Киселёва к экономической истории Британской империи. "Имперская экономика" (с. 28
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.