с момента их создания72. Так в действительности и случилось73. Но русские аграрии не успели протянуть руку промышленникам, прочный альянс между ними так и не сложился, что и привело к краху правых, мастерски описанному в книге А.А. Иванова.
Фёдор Гайда: Активность правых нередко приближала их поражение
Деятельность правых в период Первой мировой войны ранее не привлекала особого внимания историков, поскольку эти годы считались временем острого кризиса их организаций. Согласен с этим и А.А. Иванов, исследующий их путь «от кризиса к краху». Но оправданна ли такая заданность и можно ли весь опыт правых этого времени уместить между двумя столь грозными словами? Не важнее ли разобраться в причинах слабости и поражения такого политического течения, которое, казалось бы, вполне могло рассчитывать на успех? Ведь правые исповедовали принципы, на которых веками зиждилась империя; они апеллировали к самым разным группам населения, включая наиболее многочисленные; их лидеры не были лишены политической воли и ораторских талантов, а организации, по крайней мере на бумаге, являлись самыми массовыми в стране; даже в эти годы они, в отличие от многих других, получали от правительства негласную материальную помощь. Пожалуй, ни одна другая политическая сила того времени не находилась в столь благоприятных обстоятельствах. Или же их кризис был вызван общим состоянием самой империи? Как соотносились общие и частные, связанные собственно с деятельностью правых, факторы краха монархического движения в России?
Как отмечает автор, оба парламентских объединения - думская фракция и группа в Государственном совете - составляли «единый политический организм» и претендовали на статус основного штаба правых в стране (с. 467, 473). При этом между ними было существенное различие: члены Совета дистанцировались от «улицы» (с. 473). Подобное поведение было уместно в XIX в., но после 1905 г. политики, претендующие на всероссийское значение, вынуждены были считаться с массами. В результате «единый организм» заметно хромал: одна нога не достигала «почвы», а думский пафос, с заметным налётом популизма, плохо сочетался с охранительным законничеством и «спокойствием» «советских» правых, чья нередко разумная (хотя и не всегда) критика поступавшего в палату законодательства сочеталась с практически полным нежеланием выступать с какой бы то ни было законодательной инициативой. Всё это не способствовало укреплению положения правых и создавало им образ всероссийского пугала, чем активно пользовались их противники.
А.А. Иванов справедливо проводит чёткую грань между собственно правыми и более умеренными силами - националистами, правым центром и т.д. Это разделение необходимо, хотя оно и не всегда осознавалось и признавалось как современниками, так и исследователями. Действительно, только правые выступали за неограниченное самодержавие монарха (с. 4). Однако после Манифеста 17 октября 1905 г. борьба за это входила в видимое противоречие с официальной царской волей. Кроме того, такую борьбу приходилось вести в
72 Селезнёв Ф.А. Промышленная политика государства: исторический опыт России // Вопросы экономики. 2011. № 4. С. 149-153.
73 Селезнёв Ф.А. Министры-кадеты и экономическая политика Временного правительства (март-июль 1917 г.) // Вопросы истории. 2007. № 8. С. 111-119.
том самом парламенте, который, согласно Основным законам 1906 г., как раз и ограничивал власть монарха. Именно поэтому в законодательных палатах оказались представители умеренного крыла правых, а нонконформисты были обречены на прозябание вне большой политики (с. 56-57). Кроме того, правым приходилось искать союза с националистами. По этому поводу весьма наблюдательный публицист И.И. Колышко писал: «Партия октябристов 2-го разряда (националисты. - Ф.Г.) основана не для конкурирования с октябристами, а для помощи им - для парализования влияния крайних правых. В этом смысле новая партия сыграет роль салазок, на которых, рано или поздно, А.И. Гучков прокатит Пуришкевича с Марковым»74.
В монографии А.А. Иванова неоднократно отмечено, что правые ориентировались на «уваровскую триаду». Как убедительно показал М.М. Шевченко, С.С. Уваров очертил её начала весьма бегло и не заботился о чеканных формулировках75 - что в дальнейшем, конечно, облегчало его «последователям» задачу наполнения «триады» самыми разными смыслами. Правые начала XX в. внесли свою лепту в эту традицию. Устами одного из своих лидеров - А.Н. Хво-стова в 1913 г. они «требовали» (!) с думской трибуны: «Православия - как духа любви к ближнему, умиряющего всю остроту западноевропейской борьбы за существование, самодержавия - как нашей надежды, нашей защиты против засилья банковских консорциумов и промышленных синдикатов..., русской народности, широкий размах коей создал великое государство» (с. 231). Иными словами, в православии правые более всего ценили братство, в самодержавии - равенство, в народности - свободу. Подобный разворот «триады» во французском вкусе удивил бы не одного её сторонника прежних лет, не говоря уж о самом гр. Уварове. Неудивительно, что столь ярко выраженный популизм входил в противоречие с видами власти. Потому, хотя сами правые и называли себя добровольными защитниками правительственной власти (с. 55), в Совете министров их таковыми не считали. Правительство не было заинтересовано, да и не могло, вопреки мнению автора книги (с. 56), обеспечить их победу на выборах в IV Думу. Некоторое подобие благоволения к правым в правящих кругах возникло в 1912 г. только в силу разрыва с октябристами и нежелания В.Н. Коковцова иметь дело с националистами. А.А. Иванов резонно отмечает, что во всей цензовой России правые могли опираться лишь на Волынскую, Курскую, Нижегородскую и Вятскую губернии. Причём Нижний Новгород достался им во многом благодаря административной ретивости губернатора А.Н. Хвостова, который сам также был избран в Думу в Орле (с. 62-63). Социальный облик фракции определяли дворяне, священники и крестьяне, буржуазии и рабочих в ней практически не было (с. 61). При таких обстоятельствах правые не только не могли быть правительственной опорой, но и они сами нуждались в поддержке власти, что делало их популизм особенно щекотливым.
К лету 1914 г. думские правые уже превратились в консервативную парламентскую оппозицию76. При обсуждении декларации правительства 8 декабря
74 Баян-Рославлев [Колышко И.И.] Пыль. Сборник политических статей 1907-1912. М., 1913. С. 108.
75 Шевченко М.М. Конец одного Величия. Власть, образование и печатное слово в Императорской России на пороге Освободительных реформ. М., 2003. С. 68-70.
76 Подробнее см.: Гайда Ф.А. Правящая бюрократия в восприятии российских консерваторов в период кризиса третьеиюньской системы // Вестник Московского университета. Сер. 8. История. 2009. № 2. С. 3-13.
1912 г. Н.Е. Марков, признав незыблемость принципа самодержавия, заявлял: «Большего врага у нас, правых, как бюрократия, не было, нет и не будет»77. Вскоре именно Марков спровоцировал «министерскую забастовку» - демонстративный разрыв членов Совета министров с Думой, продлившийся полгода и ставший одной из основных причин отставки Коковцова78.
Начавшаяся война, как отмечает А.А. Иванов, сильно ударила по и так пошатнувшимся позициям правых. И не только потому, что для них были свойственны прогерманские настроения: они и раньше нередко использовали антинемецкую риторику (с. 76-78). Её был совершенно чужд, пожалуй, лишь П.Н. Дурново. Для правых (в отличие от националистов) не был характерен и панславизм (с. 89), если не считать безотчётного желания присоединить к России Галицию, хотя тот же Дурново предупреждал от такого опрометчивого шага (с. 105-106). Правые также могли надеяться на утверждение в период войны внутреннего мира. На «историческом заседании» Государственной думы 26 июля 1914 г., на котором звучали патриотические заявления и были одобрены чрезвычайные военные кредиты, В.М. Пуришкевич и Н.Е. Марков обменялись рукопожатиями с П.Н. Милюковым. При этом лидер кадетов указал Маркову на огромное значение Думы в жизни страны. Марков в ответ сказал, что никогда против этого не возражал и всегда был поборником парламента и противником бюрократии. Милюков тут же заверил его, что он в этом и не сомневался79. Похоже, правые достаточно долго питали иллюзии относительно политической лояльности либералов. А.А. Иванов ярко живописует их представления о возникшем в начале войны «священном единении» (с. 91-94), являвшиеся большим заблуждением.
Между тем сколько-нибудь серьёзная программа действий в военное время правыми так и не была сформулирована. Широко развёрнутая ими борьба с «немецким засильем» не дала экономического эффекта и лишь провоцировала революционные настроения (с. 248). Отношение к подоходному налогу, введение которого готовилось либералами, у правых было скептическим. Однако они выступали за чрезвычайный военный налог, предлагая собирать его практически со всего населения. В конечном счёте вопрос о налогообложении вызвал острую политическую борьбу, в пылу которой все разумные меры если и проводились, то с большим запозданием (с. 257-265). Здравая в целом критика деятельности военно-промышленных комитетов (с. 271-278) оставалась безрезультатной, поскольку не намечала какой-либо альтернативы усилиям либералов. Вполне реалистично рассуждая об аграрной политике (с. 236), правые, естественно, не могли, в отличие от левых популистов, пообещать крестьянам помещичьи земли (с. 59).
Летом 1915 г. под влиянием военных поражений правые оказались совершенно деморализованы. Боязливая реакция на последнюю парламентскую речь П.Н. Дурново и на записку А.П. Струкова лишь оттеняла полное политическое бессилие как думской фракции, так и советской группы. «Чёрный блок»
77 Государственная дума. IV созыв. Стенографические отчёты. 1912-1913 гг. Сессия первая. Ч. 1. Стб. 404.
78 Подробнее см.: Гайда Ф.А. «Министерская забастовка» 1913 г.: IV Государственная дума и формирование «Нового курса» правительства // Таврические чтения 2010. Актуальные проблемы истории парламентаризма. Международная научна
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.