АЛЕКСАНДР ГЕРЦЕН: ЖАЖДА ИДЕАЛА
Рудольф БАЛАНДИН, журналист
«Жизнь есть цель, и средство, и причина, и действие... это есть вечное беспокойство деятельного, напряженного вещества, отыскивающего равновесие, чтобы снова потерять его...» -писал в середине XIX в. Александр Герцен (1812-1870). В 2012 г. исполняется 200 лет со дня рождения этого выдающегося русского писателя, философа, революционного деятеля. Как ни покажется сегодня спорным, но уроки его творчества весьма актуальны для нашего времени.
Герцена высоко чтили в СССР с легкой руки Владимира Ленина, сто лет назад посвятившего ему статью, проникнутую революционным пафосом. Книги Герцена тогда издавались большими тиражами. В Большой советской энциклопедии (1952) о нем написано больше, чем о Гете.
Вместе с тем писатель и философ Герцен — основатель идеологии народничества — был интересен и для отечественных мыслителей, не разделявших его взглядов, в частности для Константина Леонтьева, Николая Бердяева. В 1902 г. философ и теолог Сергей Булгаков (тогда только проторявший путь от материализма к идеализму) опубликовал обстоятельный очерк «Душевная драма Герцена». Другой религиозный философ Василий Зеньковский в своей «Истории русской
философии» (Париж, 1948) отвел Герцену целую главу.
У выдающегося естествоиспытателя и мыслителя Владимира Вернадского (действительный член Петербургской АН с 1912 г.) в дневнике за 1893 г. есть запись о посещении его Львом Толстым. В ходе беседы Владимир Иванович сослался на Герцена как реалиста и философа науки. Лев Николаевич, не читавший до того момента его произведений, взял два тома мемуаров «Былое и думы». Возвращая их, признался, что они произвели на него сильное впечатление: «Это треть всей русской литературы».
Тем не менее в последние два десятилетия имя Герцена в работах отечественных авторов почти не упоминалось. Словно его наследие не представляет интереса. Чем это объяснить? Попробуем разобраться.
ТРУДЫ И ДНИ
Александр Герцен родился 25 марта 1812 г. в Москве внебрачным сыном богатого помещика Ивана Яковлева и уроженки г. Штутгарта (Германия) Луизы Гааг. Его искусственная фамилия — производное от немецкого Herz (сердце); он был, как тогда говорили, «дитя любви».
Александр чувствовал свое странное положение в семье и обществе как «незаконнорожденный». Это сказалось на его мировоззрении. Он был «свой среди чужих», с детства вырабатывая чувство собственного достоинства, самостоятельность и смелость мысли. Сочувствовал крепостным и мечтал об их освобождении. В библиотеке отца читал французских просветителей. «Политические мечты, — вспоминал он, — занимали меня в юности день и ночь».
С отрочества он увлекался Вольтером, Шиллером, Шеллингом. По собственному признанию, любил насмешку, иронию. И добавлял: «но не помню, чтобы когда-нибудь я взял в руки Евангелие с холодным чувством». Он увлеченно и внимательно обдумывал самые разные идеи в поисках истины.
Вместе со своим другом Николаем Огаревым (впоследствии поэт, публицист) в Москве на Воробьевых горах они поклялись посвятить жизнь освобождению русского народа. А в поздние годы жизни писал: «Мальчиком 14 лет я клялся (после казни вождей
декабрьского восстания) отмстить казненных и обрекал себя на борьбу с троном и алтарем... Через 30 лет я стоял под тем же знаменем».
Герцен окончил физико-математическое отделение Московского университета. В 22 года за вольнодумство был арестован и сослан на шесть лет; жил в Перми, Вятке, Владимире. Вернулся в Москву убежденным революционером-демократом. В ссылке написал «Записки одного молодого человека», опубликованные в 1840—1841 гг. под псевдонимом Искандер. Известный русский литературный критик Виссарион Белинский отметил их как «полных ума, чувства, оригинальности и остроумия и заинтересовавших общее внимание».
В ссылке Александр женился на глубоко религиозной Наталье Захарьиной, склонной к мистике и оккультизму. Ее взгляды на мироздание были ему чужды: он обладал ясным рассудком, основательно изучил естественные науки, философию. Но при всем уважении к научному методу, сознавал его ограничения. Возможно, не без влияния воззрений Захарьиной написал в дневнике в конце декабря 1844 г.: «Много знают натуралисты, и во всем есть нечто, чего они не знают, — и это нечто важнее всего того, что они знают».
В России в 1840-годах Герцен опубликовал два блестящих труда: «Дилетантизм в науке» (1843), «Пись-
Обложка альманаха «Полярная звезда». 1855 г.
ма об изучении природы» (1845—1846). А в 1847 г. уехал с семьей за границу и уже не возвращался на родину. В 1853 г. основал в Лондоне «Вольную русскую типографию», где печатал сборник «Полярная звезда», продолжавший традиции декабристов, и газету «Колокол», призывавшую к свержению крепостничества и самодержавия.
Самым значительным сочинением Герцена стали воспоминания и размышления «Былое и думы» (1852—1868 гг.). По словам советского литературоведа Якова Эльсберга, это — «гениальное творение... своего рода художественная энциклопедия русской идейной жизни». Более того, Александр Иванович показал на конкретных примерах, в ярких портретах современников интеллектуальную и политическую ситуацию в Западной Европе середины XIX в. Ему довелось, например, встречаться с английским социалистом-утопистом Робертом Оуэном (1771—1858), банкиром Джеймсом Ротшильдом (1792—1868). Последний произвел на него впечатление человека делового и с чувством собственного величия от сознания власти своего капитала.
В «Былом и думах» присутствует связанный с ним эпизод. Царские высшие чиновники пытались лишить Герцена наследства. Но на его стороне оказался Ротшильд. И тогда, как писал Александр Иванович в своих воспоминаниях: «Через месяц или полтора тугой на уплату петербургский 1-й гильдии купец Николай Романов, устрашенный конкурсом и опубликованием в «Ведомостях», уплатил, по высочайшему
повелению Ротшильда, незаконно задержанные деньги с процентами и процентами на проценты, оправдываясь неведением законов, которых он действительно не мог знать по своему общественному положению».
«Глубокий историзм «Былого и дум», — отмечал советский литературовед Владимир Путинцев, — реалистичность художественного изображения делают это произведение единственным в своем роде явлением во всей мировой литературе». Сам автор счел свой труд «отражением истории в человеке, случайно попавшемся на ее дороге».
«ФИЛОСОФСКИЙ СКЕПТИК»
На примере Герцена видна условность деления мыслителей на противостоящие лагери: идеалистов и материалистов, «западников» и славянофилов, консерваторов и революционеров. Он, как материалист, стремился объяснить мир на основе опытных знаний и логики, без ссылок на чудо и авторитет каких-либо книг или личностей. Но учитывал бесспорный факт: существование разума. Если последний признать случайной принадлежностью Мира, то картина механической Вселенной выглядит удручающе убогой и бессмысленной.
По словам Герцена, «вообще материалисты никак не могли понять объективность разума... У них бытие и мышление или распадаются, или действуют друг на друга внешним образом». Вслед за Гегелем он признавал разум естественным и неотъемлемым качест-
Н. Огарев и А. Герцен. Фото 1861 г.
вом действительности. Хотя остается неясным, каким образом он мыслил сознание в природе вне человека?
Отходя от своей юношеской веры во всеобщий прогресс, Герцен делает вывод: «В природе и истории много случайного, глупого, неудавшегося, спутанного». И это — изначальная тайна бытия. Ее тщетно старается постичь наука. По его мнению, «каждая отрасль естественных наук приводит к тяжелому сознанию, что есть нечто неуловимое, непонятное в природе».
К подобным мыслям позднее пришел и Владимир Вернадский: «Мы знаем только малую часть природы, только маленькую частичку этой непонятной, неясной, всеобъемлющей загадки». Словно продолжая приведенное высказывание Герцена, Вернадский писал: «Я философский скептик. Это значит, что я считаю, что ни одна философская система... не может достигнуть той общеобязательности, которую достигает (только в некоторых определенных частях) наука».
«Наука и природа — феноменология мышления» — так называется статья Герцена из цикла «Письма об изучении природы». Казалось бы, много десятилетий спустя, после колоссальных достижений науки и техники ХХ столетия, его взгляды на природу и ее познание безнадежно устарели. Однако это не так.
«Человек — не вне природы и только относительно противоположен ей, а не на самом деле, — писал Герцен. — Если бы природа действительно противоре-
чила разуму, все материальное было бы нелепо, нецелесообразно».
И вновь можно сослаться на Вернадского: «В сущности человек, являясь частью биосферы, только по сравнению с наблюдаемыми явлениями может судить о мироздании». И у него же: «Научная мысль человечества работает только в биосфере и в ходе своего проявления в конце концов превращает ее в ноосферу, геологически охватывает ее разумом».
Вот и у Герцена сказано нечто подобное: «Природа не имеет силы над мыслию, а мысль есть сила человека... Жизнь природы — беспрерывное развитие, развитие отвлеченного простого, неполного, стихийного в конкретное полное, сложное... Все стремления и усилия природы завершаются человеком; к нему они стремятся. В него впадают они, как в океан».
В этих словах видятся контуры концепции ноосферы, выдвинутой в 1930-е годы Вернадским: научная мысль организует земную природу, как бы подхватывая и направляя ее творческие усилия на создание более совершенной земной оболочки. Не так ли проявляется единство естествознания и природы?
Однако у Александра Ивановича в этом вопросе были принципиальные расхождения с Владимиром Ивановичем и современными сторонниками концепции ноосферы.
«Человек так мало признавал права природы, — писал Герцен, — что без малейших упреков совести уничтожал то, что ему мешало, пользовался, чем хотел. <...> Долго оставаться в начальном согласии с
А. Герцен. Портрет работы Н. Ге. 1867 г. (Государственная Третьяковская галерея).
природою, с миром феноменальным человек не мог; он носил в себе зародыш, который, развиваясь, должен был, к
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.