ВОПРОСЫ ЯЗЫКОЗНАНИЯ
№ 5 2010
© 2010 г. М.В. ЗЕлИКОВ
аллокутив как выражение специфики субъектно-объектных отношений в баскском языке
Посвящается светлой памяти первого отечественного басколога -Юрия Владимировича Зыцаря
Статья посвящена обзору работ, в которых исследуются синтетические аллокутивные формы баскского глагола. Как показывает анализ содержащегося в них материала, образование некоторых моделей аллокутивного спряжения связано с ключевыми особенностями феноменологии субъектно-объектных отношений баскского, а также иберо-романского предложения.
Многочисленные вопросы, связанные с происхождением, статусом и функционированием вербальных единиц, несмотря на достаточно долгую традицию их изучения, в баскологии нельзя считать хоть сколько-нибудь исчерпанными. Так, например, до сих пор дискуссионным является положение об отношении друг к другу двух серий спряжения корневого глагола izan 'быть' и, в частности, da 'он(а) есть' и du 'он(а) имеет'. Это же касается и проблемы аналитических аллокутивных форм, оказавшейся объектом внимания Ю.В. Адаскиной [Адаскина 2008], которая в самом начале статьи несколько поспешно утверждает, что в работах на русском языке баскский аллокутив не анализировался никогда [Адаскина 2008: 85]. Действительно, о том, что аллокутив, рассматриваемый автором как «экзотическая категория», есть явление согласования глагола с «неаргументом», на русском языке не писал еще никто. Однако к анализу морфем -к и -n в синтетических формах аллокутива (dakark 'ты его приносишь, мужчина' и dakarn 'ты его приносишь, женщина') еще в 1945 г. обратился Л.И. Жирков. Аллокутивные формы составляют одну из особенностей категории баскского глагола и, в частности, в системе его спряжения, смысл которой в «объединении человека с тем, к кому он обращается в стиле интимной речи» [Жирков 1945].
Говоря о специфике аллокутива, Ю.В. Адаскина использует термин «доверительный» регистр общения, заимствуя его из подготовленной к печати работы дебютирующих басковедов А.В. Архипова и Г. А. Нуждина, долженствующей появиться, как сообщается, в серии «Языки мира». Учитывая вышеупомянутую «экзотичность» баскского и связанную с ней неосведомленность в сфере баскологических изысканий вообще, нелишне было бы сказать, как это сделал в комментарии к одной из специальных статей Р. Лафона [Lafon 1959] Ю.В. Зыцарь, что термин «аллокутив» (баск. Alokutiboa) происходит от латинского allocutor 'собеседник', поскольку весь смысл этих форм, их raison d'être состоит «в призывании собеседника в свидетели» [Зыцарь 1984: 146]. Э. Леви в своей знаменитой монографии называет эти формы «вокативными» [Lewy 1964: 30]. Еще ранее, в статье «Введение в баскскую современность», Зыцарь, рассматривая некоторые особенности «апеллятивно-аллокутивного ряда в баскском спряжении», писал о его утрате в американском варианте баскского [Зыцарь 1980: 204-205]. Комментируя другую статью Лафона [Lafon 1960] и скромно называя себя переводчиком, Зыцарь обращает внимание читателей на то, что деление показателей на маркеры мужского и женского рода имеется только во 2-м л. ед. ч., с которым наиболее связаны обращения
к собеседнику (а обращение у басков пронизывает все устное общение), является свидетельством позднего (по сравнению с другими показателями) прихода суффиксов -g, -k, -n в данное лицо (в спряжение вообще) из сферы имен-обращений при глаголе. Элемент -n здесь был раньше просто словом женщина, ср. баск. ne-ska 'девушка', а элемент *-g словом 'мужчина', ср., возможно, баск. giz-on [Зыцарь 1984: 202].
Знакомство с этой гипотезой (которую, как это зачастую оказывается в басколо-гии, трудно как доказать, так и опровергнуть) и вообще с русским изданием основных статей Лафона, посвященных морфологическим и синтаксическим аспектам системы баскского глагола (в дальнейшем - БГ), могло бы, несомненно, оказаться полезным для басковедов новой волны, анализирующих БГ преимущественно в рамках типологического и генеративного подходов. На наш взгляд, мнение Ю.В. Зыцаря о том, что «современная баскология остается прежде всего баскологией Р. Лафона» [Зыцарь 1984: 4-5], справедливо и сегодня. Тем не менее, обращаясь к феномену аллокутива, «обсуждая анализ, при котором аллокутив встраивается в аргументную структуру глагола, так как при доверительном диалоге адресат речевого сообщения становится дискурсивным то-пиком» [Адаскина 2008: 85], Ю.В. Адаскина упоминает только две работы французского ученого, в которых исследуется эта особенность баскского спряжения [Lafon 1957; 1959], из имеющихся, как минимум, шести (см. также [Lafon 1954; 1955; 1960; 1967]), но при этом совершенно их не рассматривает. Как представляется, недостаточное внимание к научному наследию Лафона, равно как и к материалу, содержащемуся в трудах других «традиционных» баскологов (ср., например [Echaide 1944; Yrizar 1947; 1948]), в которых исследуются ключевые особенности выражения баскской процессуальности, явилось причиной некоторых искажений, которые можно отметить в безусловно важной для развития типологического языкознания статье Ю.В. Адаскиной. Кроме того, экспликация важных фактов, впервые приводящихся в отечественной баскологии, безусловно, могла бы оказаться более стройной и понятной, если бы автор осуществил их рассмотрение в контексте главенствующего критерия субъектно-объектных отношений, играющих «центральную роль в лингвистической теории в целом» [Климов 1983: 18]. Одним из ярких феноменов, выражающих специфику этой универсальной категории в баскском (а шире - в иберо-романских языках) и являются, собственно, формы синтетического и аналитического аллокутива.
Вышеизложенное предопределяет структуру двух первых разделов нашей статьи, в которых говорится о ключевых особенностях выражения процессуальности в баскском языке (далее - БЯ), а также выявляется специфика субъектно-объектных отношений, выражаемая, в частности, формами аллокутива. В разделе 3 исследуется возможность баскского влияния на формирование феноменологии субъектно-объектных отношений иберо-романского предложения. Ближайшие типологические параллели баскского ал-локутива рассматриваются в разделе 4.
1. особенности выражения процессуальности в БЯ
Рассматривая вспомогательный глагол *edun 'иметь', Ю.В. Адаскина в сноске указывает, что это «несуществующая в современном языке форма инфинитива» (выделение наше. - М. З.) [Адаскина 2008: 87]. Между тем хорошо известно1, что традиционно в БЯ глаголы называются по своей причастной форме. Ср. например, толкование edun, данное в словаре [Elhuyar 1996: 153]: «Гипотетическое причастие, которому соответствуют спрягаемые формы du, zuen, nau, ninduen и т. д.». Таким образом, edun 'иметь', izan 'быть', esan 'сказать', eraman 'приносить', il 'убивать, умирать' и др. лишь условно соответствуют, например, русским и испанским инфинитивам иметь / tener, быть / ser, сказать / decir, приносить / llevar, умирать, убивать / morir, и перево-
1 Собственно, и автор упомянутой статьи глоссирует -n, -i как PVF «перфектив» (а не INF) и в основном тексте статьи пишет, что аналитические формы состоят из причастия и спрягаемого вспомогательного глагола [Адаскина 2008].
дить их, безусловно, следует2 как имевший / tenido, бывший / sido, сказавший / dicho, принесенный / llevado, умерший, убитый / muerto3. Что касается «инфинитива», то настоящий термин в баскском может использоваться только в кавычках: в БЯ не существует (и никогда не существовало!) форм, аналогичных, например, инфинитиву и.-е. языков. Традиционное и общеизвестное представление о БГ сводится к оперированию четырьмя формами: причастной или адъективно-глагольной (etorri 'пришедший'), корневой (etorr), герундиальной или наречно-вербальной (etortzen 'приходящий') и фу-туральной (etorriko). По мнению некоторых грамматистов, «настоящим баскским инфинитивом» является корневая форма. «Еще сегодня, как представляется, в некоторых зонах Наварры, при вопросе, как выражается в баскском 'видеть', 'иметь' и т. д., отвечают "ikus, har и т. д."» [Villasante 1980: 189]. Тем не менее, эти формы, представляющие основу, которая напрямую не относится к глаголу, могут употребляться без вспомогательного глагола также со значением императива, инфинитива или «повествовательного инфинитива» (как и в испанском) [Lafon, 1967; Зеликов 1990: 112-113; 2005: 392] и, думается, являются предшественниками инфинитивных образований, соответствуя синкретичным глагольно-именным (Verbalnomina / Nomenverba) или «безотносительным» (по А.А. Потебне) корням, хорошо известным в древних языках Малой Азии. Ближе всего функционально к инфинитивам и.-е. типа в БЯ форма отглагольного имени etor-tze 'прихождение', составляющая основу третьей, герундиальной формы (etor-tze-n), образующейся, собственно, как отглагольное имя, стоящее в местном падеже: 'в прихождении'. Она аналогична функционирующей вместо также несуществующего инфинитива форме отглагольного имени в кельтских языках и локативным образованиям «бриттского» типа в английских моделях V + pr + N (They will be in answer 'Они ответят', букв. 'Они будут в ответе').
Об «инфинитивных» характеристиках отглагольного имени в баскском (в частности, о способности к субстантивации и употреблении со всеми предлогами) см. [Zélikov 1988; Зеликов 1990: 108-109]. Ср. например, диалектное функционирование последнего в генитивных конструкциях в «чистом виде»: Nik txakurraren hiltze 'Я убиваю собаку', букв. 'Мною / мое (= Я-эрг.) собаки убивание' [Heath 1972; Зеликов 1990: 113].
Обычным способом функционирования отглагольных имен, которым принадлежит ведущая роль в выражении процессуальности в БЯ, является присоединение к ним различных маркеров: артикля, мн. ч. и всех падежей (аналогично функционированию инфинитива со всеми предлогами в иберо-романских языках). Ср.: Ez du merezijoate-a 'Не стоит ходить', букв. 'Не имеет заслуги хождение'. Маркер -a (в joate-a) является обычным постпозитивным артиклем. В связи с этим вызывает недоумение интерпретация -а в субстантивированном отглагольном имени esa-te-a 'сказание' как абсолютива (ска-зать-NM-ABS [Адаскина 2
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.