Рецензии
Б.С. Каганович. ЕВГЕНИЙ ВИКТОРОВИЧ ТАРЛЕ. ИСТОРИК И ВРЕМЯ. СПб.: Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2014, 357 с.
Книга д.и.н., ведущего научного сотрудника Санкт-Петербургского Института истории РАН Б.С. Кагановича является в своем роде итогом многолетних разысканий и публикаций автора, признанного знатока истории отечественной медиевистики и медиевистов, в частности, их непростых судеб в советскую эпоху. Особое место в ряду историков раннего Нового времени - этот период в нашей прежней классификации, да и теперь, в значительной мере отождествляется с эпохой средних веков, - занимает академик Е.В. Тарле. Титул академика как-то прикрепился к этой выдающейся личности, сколько помню, его имя всегда употреблялось в сочетании с этим эпитетом, как нечто неразрывно связанное, как, может быть, некое характерное воплощение академизма советской поры1, хотя были и другие академики. Более того, "титул" академика дался Тарле непросто - "старорежимные" столпы академической науки не очень хотели принимать его в свои ряды вследствие его якобы марксистских пристрастий, дело было в середине 20-х годов, уже при новой власти, но некоторая автономия академического сообщества, как видим, еще сохранялась. Как поучительно! Но прошло пять-шесть лет, и Тарле был изгнан из сонма академиков в связи с его предполагаемым участием в антисоветском заговоре, впрочем, не без шельмования его как заведомого антимарксиста, т.е. по тем же мотивам, но с противоположным знаком. Однако Евгению Викторовичу было суждено остаться в науке и в памяти потомков со званием академика, потому что вскоре, вероятно, под давлением "международной общественности", он был восстановлен в своих званиях и даже возвысился до негласного положения чуть ли не главного отечественного историка сталин-
1 Например, в известных стихах С.Я. Маршака (с. 285-286). В монографии приведены несколько вариантов эпиграммы, и ни в одном из них слово "академик" не встречается, но мне запомнился именно такой ее зачин: "Расскажет академик Тарле Вам без труда о каждом Карле" и т.д.
ской эпохи. Все перипетии этих взлетов и падений, сопровождающиеся иногда прямо-таки детективными подробностями (расшифровка имени тайного благодетеля Тарле, оказавшегося скромной ученой дамой, его поклонницей, находившейся в эмиграции во Франции) тщательно прослеживаются Б.С. Кагановичем на основе документальных свидетельств и переписки академика, что составляет один из важнейших сюжетов книги.
А что же научные труды и вклад Е.В. Тар-ле, огромное наследие которого отличается чрезвычайным разнообразием, в изучение социальной и экономической истории Франции и Европы ХУП-Х1Х вв., в наполеонистику, в историю Отечественной войны 1812 г., Великой Французской буржуазной революции и т.д.: занимают ли они положенное место в монографии Б.С. Кагановича или остаются на периферии этого труда, оттесненные поучительными и весьма поучительными эпизодами "жизненного и творческого пути ученого" и исследованием увлекательных находок, которыми изобилует анализ "переписки историка и мемуаров современников" (цитированные формулировки взяты из аннотации к книге)?
Разумеется, в монографии дается характеристика всех более или менее значимых работ Тарле, и более того, проведено скрупулезное изучение разных изданий этих работ, которое приводит к не менее поучительным выводам и проливает свет не только на эволюцию научных воззрений историка, но и, опять-таки, на сложность привходящих обстоятельств, начиная от большой политики и заканчивая хитросплетениями личных отношений, которые влияли, а порой и до сих пор влияют на судьбы ученых, в том числе и в гуманитарной сфере. Б.С. Каганович старательно распутывает эти хитросплетения с помощью разнообразных источников, всегда уделяя должное внимание уже немалой историографии предмета и иногда даже отметая некоторые малодостоверные и представляющиеся фантастическими свидетельства. Последнее, мне кажется, не совсем оправданно, с точки
зрения задач книги, создать портрет ученого на фоне эпохи, как сказано в ее подзаголовке. Впрочем, так или иначе все эти свидетельства приведены и упомянуты, хотя бы в критическом освещении, что позволяет не только устанавливать документальную истину фактов, но и исследовать отношение к этим фактам и к изучаемому лицу, их восприятие самыми разными людьми, а этот предмет сегодня очень занимает историков.
Итак, одна из главных, если не главнейшая тема книги: историк и время, понятая как историк и его взаимоотношения с властью, историк и его взаимоотношения с отечественными и зарубежными коллегами, с друзьями, с ближним и далеким окружением, с семьей и, наконец, с женщинами - тема, затронутая деликатно, но все же обсуждаемая, так как в данном контексте необходимая. То, что для автора важен именно такой универсальный подход к теме, подтверждается названием заключительной, девятой главы книги: "В двух планах. Опыт психологической характеристики"; акцент сделан здесь на контрасте между внешне блестящим официальным положением сталинского академика и внутренней неудовлетворенностью, даже трагизмом личных переживаний человека, живущего в постоянном страхе и сознающего гротескность окружающей действительности. Не случайно на последних страницах появляется фигура Достоевского, рассказ которого "Бобок", если верить словам одного из знакомых Тар-ле, подтверждаемым, впрочем, и письмом к М.М. Бахтину, занимал и восхищал его в конце жизненного пути. Противоречивость и двойственность, в частности, во взаимодействии с политическими и идеологическими властями, всегда немаловажном для историков, - один из лейтмотивов книги, однако, вчитываясь в нее, хочется говорить не о двух планах, а о многоплановости этого жизненного пути и творческой биографии Тарле.
В этом отклике на книгу Б.С. Кагановича, который не является полноценной научной рецензией, я касаюсь в свободной форме лишь нескольких из ряда напрашивающихся сюжетов, наводящих на размышления об истории и об историках, о том, что все повторяется и все неповторимо.
Первый из таких сюжетов - уже затронутый вопрос о марксистской подоплеке воззрений Е.В. Тарле - не знаю, как лучше выразиться, потому что степень "марксизма" или не-марксизма тех или иных взглядов или работ вообще трудно поддается определению. В поздние советские годы все историки были марксистами как бы по умолчанию, не-марксистом быть, возможно, и не возбранялось официаль-
но, но все не-марксисты постепенно вымерли или стали крипто-не-марксистами, однако что все-таки означает это слово? Марксист - это тот, кто использует термины "капитализм", "буржуазия", "буржуазная революция", "общественный строй" (формация) или тот, кто верит в закономерный приход коммунизма, а еще лучше - следует линии партии? В первом случае к марксистам можно отнести чуть ли не всех современных историков, во втором речь идет о политической благонадежности, которая к науке имеет весьма отдаленное отношение.
Что касается Е.В. Тарле, то, с точки зрения своих научных интересов, он в значительной мере следовал канонам, установившимся еще в досоветской историографии в связи с распространением марксистского учения об обществе, уделявшего первостепенное внимание "базису", социальной структуре, борьбе общественных групп, пристальному изучению экономических процессов. Марксизм даже в его школьном понимании (надо говорить прежде всего именно о нем, потому что другое понимание сразу становится неоднозначным) признает "роль личности в истории" и взаимовлияние надстройки и базиса, так что и используя эти банальные критерии, по совести придираться к научно-литературным увлечениям академика Тарле не следовало бы.
Б.С. Каганович не раз упоминает о том, что в выдержавшей множество изданий и переведенной (как и многие другие работы Е.В. Тар-ле) на всевозможные языки книге "Европа в эпоху империализма" самый империализм понимается довольно расплывчато, как тяга великих держав к колониальным захватам, что наблюдалось даже и в античности, а отнюдь не как "высшая и последняя стадия капитализма". Да, конечно, В.И. Ленин является признанным "классиком марксизма" - если сопоставлять с конфессиональной иерархией, то, пожалуй, в чине даже не архангела, а одного из ликов божественной Троицы. Но в науке догматических канонов нет, поэтому кто определяет, что здесь кончается марксизм и дальше начинается уже не-марксизм? Если считать марксизм научной школой (научная школа - вещь сама по себе трудно осязаемая), то ведь он должен был подпитываться и подпитывался живой наукой, которая не останавливается ни на каких последних выводах и постоянно развивается. В этом смысле вставленные в поздние издания трудов Тарле фразы о роли народных масс в истории я бы не стал считать (вынужденными) уступками именно марксистской теории -по существу, потому что если она и теория, то насколько "марксистская" - это вопрос. К истории вообще все теории применимы с
большими оговорками, и только как рабочий инструмент.
Точно так же мало о чем свидетельствуют в этом отношении суждения Е.В. Тарле о природе партизанской войны в 1812 г. - если он считает, что в России она отличалась от испанской герильи, то этот его осторожно проводимый тезис, основанный на изучении источников, нисколько не доказывает его отхода от "марксистских" позиций и не компрометирует народа, который с точки зрения официозного "патриотизма" и, вероятно, "марксизма", должен был подняться гораздо раньше и, во всяком случае, решить исход войны. Мнение Е.В. Тар-ле в данном случае свидетельствует лишь о его научной добросовестности и щепетильности.
Как явствует из сказанного выше, я (как и Б.С. Каганович) не хочу оправдывать академика Тарле, исходя из каких-то отвлеченных критериев, определяющих его близость к марксизму или удаленность от него по количеству набранных "очков"2, сегодня этот прием не в моде, я хочу лишь подчеркнуть тот факт, признание коего, вероятно, не противоречит "дискурсу" рассматриваемой монографии, что ис-торико-идеологические определения довольно малосодержательны и часто обманчивы, не говоря об их возможной политизированно
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.