ВОПРОСЫ ЯЗЫКОЗНАНИЯ
№ 1 2013
© 2013 г. Г. ХЕНТШЕЛЬ
БЕЛОРУССКИЙ, РУССКИЙ И БЕЛОРУССКО-РУССКАЯ СМЕШАННАЯ РЕЧЬ*
Вопреки распространенному мнению о том, что белорусско-русская смешанная речь (БРСР), известная также под названием «трасянка», совершенно негомогенна (нерегулярна) или даже хаотична в отношении распределения белорусских или русских элементов, т. е. выражений и конструкций, на основе анализа корпуса, состоящего из разговоров, зафиксированных в семейном кругу, описывается ряд тенденций к стабилизации предпочтений русских (в большинстве случаев) или же, напротив, белорусских (реже) вариантов на различных структурных уровнях. Также подчеркивается, что именно БРСР в последние десятилетия являлась для миллионов белорусов кодом первой языковой социализации, а усвоение русского и белорусского языков следует понимать как вторичный процесс в смысле изучения блокирования элементов из общего инвентаря, являющихся неприемлемыми в различных социальных контекстах, если требуется говорить по-русски или (реже) по-белорусски. При этом проводится параллель между белорусской ситуацией и языковой ситуацией в южной Германии, где в городах распространены смешанные идиомы, возникшие на основе местных диалектов и немецкого литературного языка.
Ключевые слова: языковой контакт, смешение кодов, переключение кодов, заимствование, усвоение смешанной речи, городские диалекты, «трасянка»
Contrary to common opinion that considers Belarusian-Russian mixed speech (BRMS), also known as «Trasyanka», to be highly irregular or even chaotic with respect to the distribution of Belarusian or Russian elements, i. e. expressions and constructions, a series of tendencies towards stabilisation of preferences of partially Russian (mostly), partly Belarusian (more rarely) variants at different structural levels will be described that are based on a corpus analysis of family speech. It is argued that during recent decades BRMS was the code for initial language socialisation for millions of Belarusians and that the acquisition of Russian and Belarusian is to be understood as secondary acquisition consisting in blocking elements of the complete inventory of BRMS that are inappropriate in different social contexts where either Russian or (more rarely) Belarusian is required. The Belarusian situation is placed within a series of speech situations that also encompasses South Germany, where in urban settings mixed varieties of local dialects and standard German is spoken.
Keywords: language contact, code mixing, code switching, borrowing, acquisition of mixed speech, urban dialects, Trasyanka
* Исследование проведено в рамках проекта «Трасянка в Белоруссии: Смешанный код как продукт белорусско-русского языкового контакта. Языковое структурирование, социолингвистические механизмы идентификации и "экономика" языка». Проект выполняется автором настоящей статьи и Бернхардом Киттелем (факультет социальных наук Ольденбургского университета, а с 2012 г. - экономический факультет Венского университета) при сотрудничестве с Белорусским государственным университетом в Минске (в частности, с Сергеем Запрудским, кафедра истории белорусского языка филологического факультета БГУ, и Давидом Ротманом, Центр социологических и политических исследований БГУ) и финансируется фондом Фольксваген (VolkswagenStiftung). Я благодарен Сергею Запрудскому, Томасу Менцелю и Светлане Теш за комментарии к черновой версии этой статьи. За ценные замечания благодарю рецензента «Вопросов языкознания». Ответственность за оставшиеся ошибки целиком и полностью лежит на мне.
ВВЕДЕНИЕ
Территория современной Белоруссии на протяжении веков являлась областью экстенсивных и интенсивных языковых контактов. В конце XIX в. русский язык сменил польский в роли языка элиты. Белорусский язык развился до уровня современного литературного языка только к концу XIX - началу XX в., достигнув наивысшего статуса в 1920-е годы благодаря либеральной и плюралистической языковой политике советской власти раннего периода. После Первой и вплоть до Второй мировой войны доминирующим языком для западной части страны вновь стал польский. На востоке, а после 1945 г. - по всей стране, значимость белорусского как литературного языка значительно снизилась вследствие укрепления власти Сталина в 1930-е гг. и последовавших за этим нескольких периодов жесткой языковой политики. В последние десятилетия в белорусском обществе значительный вес приобрел русский язык, причем не только в общественной жизни, но и в неформальной коммуникации. Исследование [Хентшель, Киттель 2011], проведенное в семи белорусских городах (столице и шести районных центрах)1, показало, что только 18% респондетов регулярно используют белорусский язык (в частности, постоянно 2%, часто 16%), в то время как русским регулярно пользуются 73 % респондентов (в частности, постоянно 45%, часто 28%).
Белорусский и русский очень близки генетически и чрезвычайно похожи структурно. В некоторой мере они взаимопонятны, однако не полностью, как утверждают некоторые исследователи, но в степени, достаточной для полукоммуникации и постепенного сближения кодов в разговоре, причем обычно в направлении русского.
Без сомнения, в Белоруссии уже с XIX в. существовали формы смешения двух языков, например, в речи белорусов, которым для общения с русскими властями или знатью необходимо было усваивать их язык. Это нашло свое отражение в художественной литературе (см., например, комедию В.И. Дунина-Мартинкевича «Пинская шляхта»). Кроме того, в период между двумя мировыми войнами в восточной части Белоруссии, без сомнения, степень распространения смешанной белорусско-русской речи увеличивалась, особенно после того, как закончилось время либеральной советской политики в отношении национальных языков, в сельской местности прошла насильственная коллективизация, а в городах усиливалась индустриализация. Тем не менее Белоруссия до Второй мировой войны по существу оставалась аграрным регионом, и если, как отмечает [Курцова 2005], белорусские диалекты в деревнях и сегодня широко распространены, то следует предположить, что в период между мировыми войнами они явно доминировали в качестве основного средства коммуникации для подавляющей массы населения Белоруссии.
После Второй мировой войны социодемографические условия советской Белоруссии радикально изменились. Произошла массовая индустриализация, результатом которой стала массовая миграция из деревни в город и, следовательно, массовая урбанизация. Сейчас 75% населения Белоруссии живет в городах. Городская среда потребовала от новых горожан отказаться от белорусского (часто деревенского, диалектного2) в пользу русского - такого, который они знали (см. подробнее в ^аргиёвку 2007]). Более того, они стали учить детей говорить на этом «языке» (см. [Хентшель, Киттель 2011]), так как владение русским способствовало социальному благополучию. Это явление заложило фундамент для развития и распространения БРСР.
1 Исследование основано на опросе 1 400 респондентов - по 200 из каждого населенного пункта: пос. Октябрьского и г. Слонима (на территории юго-западных говоров), поселков Шар-ковщины и Хотимска (на территории северо-восточных говоров), а также городов Сморгони, Рогачева и Минска (на территории переходных говоров). Во всех перечисленных населенных пунктах (за исключением Минска) проживает от 10 000 до 50 000 человек.
2 О влиянии русского языка на белорусский язык деревни до и даже после Второй мировой войны трудно судить. Диалектологи, как правило, не обращались к этому вопросу и обычно игнорировали любые лингвистические черты или элементы, которые они считали (недавними) русскими заимствованиями. Все-таки нельзя исключать, а скорее можно предполагать, что смешанная белорусско-русская речь в белорусских деревнях в какой-то мере существовала и до начала миграции сельского населения в города.
Поэтому БРСР сегодня едва ли можно назвать продолжением смешанной белорусско-русской речи периода до Второй мировой войны (несмотря на отдельные, конкретные структурные совпадения в довоенной и послевоенной БРСР в фонетике и фонологии, морфологии, морфосинтаксисе, лексике и т.п.). Это скорее новообразованная, современная версия языка сельских мигрантов, являющихся носителями белорусских диалектов и вступающих в тесный, часто ежедневный контакт с русским языком. Тенденции к предпочтению белорусских, русских или гибридных фонетических, морфологических, морфосинтаксических или лексических вариантов, т. е. деиндивидуализа-ция отдельных предпочитаемых элементов, отмечаются при этом на уровне социальных микроструктур, таких как семья, дружеские отношения, трудовые коллективы, появившиеся после Второй мировой войны.
Из опрошенных при подготовке исследования [Хентшель, Киттель 2011] 41% респондентов ответили, что БРСР является для них основным средством коммуникации (русский - для 55%, белорусский - для 4%). На вопрос о том, какие языки используются в их семье, 73% респондентов среди других языков назвали БРСР (русский - 54%, белорусский - 48%; разрешалось называть более одного языка)3.
БРСР стала темой научной дискуссии только в последние два десятилетия (обзор работ см. в [Bieder (в печати)]). Что касается ее статуса, некоторые ученые (обычно белорусские: см., например, [Cychun (в печати); Meckovskaja (в печати)]) заявляют, что смешение языков в речи происходит совершенно спонтанно, без кон-венционализации и формирования смешанного языка, и подчеркивают ее высокую вариативность. Другие общие признаки, которые приписываются БРСР, - это «несистематичность», «стихийность» и даже «хаотичность» [Мечковская 2007: 91]. Мечковская описывает БРСР (точнее «трасянку») как набор отдельных, индивидуально различных русифицированных вариантов [Мечковская 1994: 313]. Т. е. имплицитно она не исключает возникновения узуса, но только в рамках идиолекта. Вряд ли можно считать это представление убедительным, если учесть наблюдение Милроя о том, что люди, которые контактируют и взаимодействуют, используют похожие языковые модели [Milroy 1987]. Предположение факта формировани
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.