Книжное обозрение
Book Reviews
БИКБОВ ^ Т. ГРАММАТИКА ПОРЯДКА: ИСТОРИЧЕСКАЯ СОЦИОЛОГИЯ ПОНЯТИЙ, КОТОРЫЕ МЕНЯЮТ НАШУ РЕАЛЬНОСТЬ. М.: ИЗДАТЕЛЬСКИЙ ДОМ ВЫСШЕЙ ШКОЛЫ ЭКОНОМИКИ, 2014. 432 с.
КОНСТАНТИН ВЛАДИМИРОВИЧ ИВАНОВ *
Современная история науки - это не просто перечисление выдающихся научных событий, будь то рождение плодотворной научной идеи, проведение тонкого научного эксперимента или появление научной организации (учебного заведения, академии, лаборатории), создающее пространство особого отношения к реальности -территорию опыта, пребывая в котором, мы обнаруживаем нечто новое как в окружающем нас мире, так и в самих себе. С тех пор как наука приобрела экспертные функции в управлении и организации (не важно, идет ли речь о людях, ландшафтах или природных ресурсах) и, более того, доказала свою коммерческую и политическую эффективность в широком спектре хозяйственных и военных инициатив, она стала не только объектом приложения индивидуального интереса, но и ареной демонстрации силы.
Как это часто бывает, присвоение внешних силовых функций ведет к видоизменению коллективов и обострению силовых противостояний внутри них самих. В книге Бикбова рассматривается именно эта - «сило-
* Институт истории естествознания и техники им. С. И. Вавилова РАН. Россия, 117861, Москва, ул. Обручева, д.30а, корп. В. E-mail: konstantinivano@gmail.com
вая» - компонента науки, которая используется им для выявления динамики организационных преобразований научных коллективов и стратегий их размещения в иерархии влиятельных государственных учреждений на фоне сначала советских, а затем первых постсоветских политических изменений. Рассуждение Бикбова строится вокруг модельной оппозиции централизованное управление / коллегиальность, поэтому особое внимание в нем уделяется традиции восприятия и применения в российском обществе демократических процедур.
Книга Бикбова - замечательный пример строгого социоисторическо-го исследования понятий, употреблявшихся для самоидентификации советского режима, и их изменений (замещений) при переходе от советского общества к современной России. Поскольку выработка понятий невозможна без интеллектуального участия, особое внимание в книге уделяется формам интеграции академической экспертизы в государственное управление. Автор подробно рассматривает механизмы, посредством которых понятия, поставляемые экспертами в качестве первичного речевого материала для публичного политического высказывания, будучи многократно повторенными
в публичном обороте, избавляются от следов исходного авторства и становятся общими понятиями в собственном смысле, «подобно популярному музыкальному мотиву» 1
Работа предваряется подробным введением, в котором автор, опираясь на работы Дюркгейма, Мосса, Бенве-ниста, Бурдье, Козеллека, Скиннера и некоторых других социологов, определяет метод исторической социологии понятий в отношении задач, которые он предполагает решить. В частности, он подчеркивает, что его будет интересовать не столько «историческая траектория лексем», сколько «место понятия в социальном порядке» - как данное понятие «работает» в актуальных социальных практиках и межпозиционной борьбе. В этом он методологически отмежевывается от Козеллека и Скиннера. Проблема социального контекста не является для него решающей. Выявить, какие понятия лучше «работают», и означает, с его точки зрения, дать ответ на вопрос, что есть ключевое историческое понятие в данный период. Материалом анализа являются в основном не широко известные и громкие литературные произведения, а рутинные академические публикации, ведомственная «серая» литература, оформление технических классификаторов - все, что фиксирует изменения в словаре официальной государственной речи. Само исследование имеет «своим дальним горизонтом» прояснение того, как понятия коллективного и анонимного авторства направляют практики; как при помощи понятий «создаются или разрушаются институты, укрепляются альянсы и
1 Здесь и далее все закавыченные слова, выражения и курсив принадлежат автору книги.
обостряются конфликты, совершается мобилизация социальных групп».
В первом разделе книги, названном «Генеалогия нового порядка», рассматривается генезис формирования в России понятия «средний класс», политическое признание которого, как проектного понятия для построения демократического общества, обозначило разрыв между советским и постсоветским периодом российской истории. Анализируя политэкономические работы российских авторов XIX - начала XX в., автор приходит к выводу, что понятие «"среднего класса" остается отчетливо экстерриториальным. Оно фиксирует опыт европейского мира и четко маркирует границу между ним и Россией». Дифференцируя ценности, приписываемые среднему классу западноевропейскими авторами, Бикбов выявляет различия между французской и английской позициями в восприятии этого понятия. Если во Франции сетовали на неразвитость среднего класса, поскольку видели в нем силу, способную сделать революцию менее кровопролитной, то в Великобритании обращали внимание на его способность противостоять тирании. В период холодной войны понятие «средний класс» интернационализируется и начинает напрямую ассоциироваться со стабильностью демократического правления.
Возвращенное в российский политический лексикон после 1991 г., понятие «средний класс» становится проектным и активно используется в программах, направленных на формирование гражданского общества, в том числе с привлечением международных организаций. Однако к концу 2000-х гг. это понятие теряет проектную связь с демократией. Европейские организации начинают видеть в
российском «среднем классе» сугубо экономическую категорию потребителей. Вместе с тем внутриполитические дискуссии конца 1990-х - начала 2000-х гг. (в отличие от первой волны обсуждений непосредственно после 1991 г.) наделяют его крайне узкой политической чувствительностью и присваивают ему в качестве главной добродетели «роль счастливого реципиента государственных реформ», лишенного собственной политической инициативы. При этом «средний класс» остается в России «понятием-проектом». Его «место в категориальной сетке нового порядка зарезервировано и наделено ценностью, но пока не заполнено осязаемой и наглядной реальностью». Уличная активность 2011-2012 гг. дала повод СМИ (в том числе зарубежным) увидеть в демонстрантах представителей ожидаемого класса, однако проведенный автором анализ социологических интервью с участниками шествий показывает, что для них эта категория (равно как популярное в то время понятие «креативный класс») была слабо проявленной, непонятной и мало связанной с мобилизационной активностью.
Второй раздел книги под названием «Историческая социология советских понятий» посвящен рассмотрению категорий, применяемых для идентификации особенностей и преимуществ советского типа правления по сравнению с буржуазным или капиталистическим. В качестве опорных выбраны понятия «советский гуманизм», «всесторонне развитая личность» и «научно-технический прогресс (революция)». Используя многочисленные примеры, автор выявляет неоднородности в советском восприятии «гуманизма», отражающие сложные перипетии
напряженных политических противостояний внутри, казалось бы, идеологически монолитного СССР. Первичное послереволюционное понимание гуманизма как «священной ненависти» к враждебным классам и недружелюбному капиталистическому окружению, подлежащим уничтожению, сменяется в середине-конце 1970-х гг. полярно противоположными представлениями о борьбе за «мир во всем мире». В советскую политическую речь начинают входить ранее негативно коннотированные понятия, такие как «права человека», «личность» (стандартно замещающая ранний базовый советский термин «массы»), «человеческое достоинство». Это ведет к утрате абсолютного различия между капитализмом и социализмом, переводя борьбу двух режимов в плоскость соревновательного, а не милитаристского противостояния.
Перенос СССР в международную систему координат («догнать и перегнать развитые капиталистические страны») выдвигает задачу экономического, а не военного развития, решить которую предполагается, используя достижения «научно-технического прогресса». Так наука входит в число политически значимых категорий. Реформы конца 1950-х гг. приводят к окончательному объединению пространств государственной администрации и науки, превращая научную карьеру в разновидность бюрократической. Наука начинает претендовать на роль цивилизационного фактора, а научное управление обществом становится одной из наиболее актуальных задач, стоящих перед советским руководством (превращение науки в «непосредственную производительную силу»). Автор подробно рассматривает, каким образом при-
знание собственной ценности науки, в том числе в области социального прогресса (согласно одной из риторических формул 1960-х гг., наука «не только изменила характер производственных процессов, но и оказывает все возрастающее влияние на совершенствование общественных отношений людей»), помещает в фокус гуманитарных исследований понятие «личность», поскольку «основным предметом состязания режимов, наряду с производством и обществом в целом, становится индивид».
Новая либеральная доктрина 1990-х гг. разрывает связь «научно-технического» с понятием национального величия и благосостояния. Перенос кризисной риторики на науку обнуляет ценность категории научно-технического прогресса, заменяя ее идеологически нейтральным «научно-техническим потенциалом». Наука уже не наделяется цивилиза-ционной ролью, хотя основным агентом научного производства остается государство. Прежний государственный режим «научного управления обществом» трансформируется в новый режим «рыночной экономики», где научный сектор становится лишь одним из многих, причем дотируемых. Категория «наука» утрачивает универсальное политическое измерение и становится всего лишь одной из отраслей народного хозяйства. Это сопровождается появлением механизмов финансирования научных исследований на конкурсной основе, не отменяя, впрочем, окончательно базового государственного финансирования. В заклю
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.