ОБЩЕСТВЕННЫЕ НАУКИ И СОВРЕМЕННОСТЬ
2014 • № 2
п.н. воге
Богопознание как самопознание
(Штрихи философии Григория Померанца)
Философия Г. Померанца представляется как конструктивная попытка построить диалог между религией и культурой как в прошлом, так и в будущем. Главные источники вдохновения Померанца - Ф. Достоевский, идеи дзен-буддизма и искусство русских икон, особенно "Троица" А. Рублева.
Ключевые слова: Померанц, миросозерцание, диалог культур, религия, культурология.
Philosophy G. Pomerants is represented as a constructive attempt to build a dialogue between religion and culture, both past and in the future. The main sources of inspiration - F. Dostoevsky, the ideas of Zen Buddhism and the art of Russian icons, especially the "Trinity" A. Rublev.
Keywords: Pomerants, world view, dialogue of culturs, religion, culture studies.
"То, что я пишу, имеет смысл для человека, ищущего опору в самом себе. И вот, наверное, этому человеку может помочь общение со мной и чтение того, что я пишу. У меня нет вкуса ни к созданию систем, ни к поддержке каких-то устоявшихся догм, за которые люди хватаются, не находя опоры в самих себе, а таких, я думаю, большинство. Им я не нужен, и ничего страшного в этом нет".
Г Померанц
Григорий Померанц знакомит читателя со своей философией как бы в дружеской беседе. Чтобы мысль была воспринята более четко, он использует легенды, парадоксы, образы, обращается к собственному жизненному опыту, называя близких людей просто по имени так, как если бы они принадлежали и к кругу наших знакомых. Граница между мыслью и личностью колеблется; интимный тон эссе Померанца выражает основу его философии и мистики, его взгляда на природу человека: «Чтобы познать Бога, человеку не нужно совершать путешествия по далеким мирам", - читаем мы в книге "Великие религии мира", написанной совместно с его женой, лириком З. Мир-киной. - Человеку нужно только познать себя самого. Но до конца. До самой сущности. Процесс, ведущий с поверхности внутрь, из разрозненных явлений в единую Суть... И как только богопознание перестает быть самопознанием, оно перестает быть богопознанием» [Померанц, Миркина, 2001, с. 207-208].
Истина о себе и о Боге, познаваемая человеком путем строгой интроспекции, которую предлагает Померанц, не может быть выражена каким-либо конкретным "что", но она лучится сквозь "как". Язык Померанца - не просто средство передачи фактов,
Waage Peter Normann — писатель, переводчик, журналист (Норвегия).
он становится стилем. Поэтому Померанц представляет свою философию не в системе, а фрагментарно, образно. Но и наш век - не время для построения систем: "Какая система мысли вместила Освенцим? А если вместила, если оправдала Освенцим или Колыму - куда эта система годится?", - спрашивает Померанц в эссе "Способы существования в дрейфе" [Померанц, 1997, с. 308].
Померанц очень чуток ко всякой попытке использовать логику в областях, где она, по его мнению, неприменима, особенно к стремлению втиснуть природу человека в схематичный мир принципа контрадикции. Это еще одна причина для выбора формы эссе: "Когда речь идет о целостности человеческой жизни, всякий логический ход лишь отсекает от незримого круга некоторый сегмент истины; но затем линия уходит в пустую бесконечность. Эссеист чувствует это и строит другой абзац - или подбирает другой фрагмент - под некоторым углом к первому; и так он решает задачу квадратуры круга" [Померанц, 1997, с. 308].
Секрет заключается в том, чтобы найти такую форму выражения, которая отвечала бы духу времени. Системы можно строить только когда явления проявляются в определенном порядке, но не когда они так хаотичны, как в наше время. М. Монтень создал форму европейского эссе в один из переломных периодов в Европе; Померанц в своих эссе хочет понять сегодняшнее неустойчивое время, исходя из условий этого времени, и одновременно пытается ослабить его неустойчивость: "Есть два способа существования в дрейфе. Первый - принять дрейф как норму, дрейфовать вместе с цивилизацией. Второй способ использовать язык современности, чтобы на этом языке будить тоску по Смыслу, по выходу из дрейфа. Первый способ естествен и неизбежен. Второй необходим" [Померанц, 1997, с. 324].
Духовную опору, позволяющую противостоять течению, которую Померанц в разных контекстах и с разных точек зрения стремится показать, он находит выраженной в трех, наиболее вдохновивших его явлениях культуры: в творчестве Ф. Достоевского, в традиции дзен- буддизма и в иконе А. Рублева "Троица".
Федор Достоевский
Когда Померанц под впечатлением от "Записок из подполья" Достоевского решился до конца вглядеться в материалистическую пропасть, к которой в свое время подвела его официальная советско-ленинская философия, он обнаружил, что "Записки из подполья" - только порог творческого храма Достоевского. За шестидесятилетний период своей деятельности Померанц опубликовал работы, представляющие произведения Достоевского в новом и необычном свете. Постановка вопросов и образы героев писателя используются в качестве метафор или пояснений к другим темам. Таким образом был создан новый, своеобразный портрет великого соотечественника.
Достоевский, как его понимает Померанц, в чем-то напоминает самого Померанца: это писатель, передающий свой опыт и открытия не столько через непосредственное содержание, сколько через свой стиль. Идеи у Достоевского выражены намеками, связью, в которой находятся между собой герои, и в том, что Померанц называет стилем диалога Достоевского. Философия самого Померанца также возникла в знаке диалога: книга о Достоевском "Открытость бездне" знакомит с идеями как Достоевского, так и его самого. Померанц обобщает некоторые из своих центральных взглядов и объясняет идею диалога, используя образы Достоевского: "Подлинный диалог - это разговор под знаком единства... Дух диалога все время стоит выше, чем отдельная реплика. И сознание того, что дух диалога выше реплики, и есть форма единства чрезвычайно разнообразных идей и принципов. И вот это художественно достигнуто в романе Достоевского. Он един, несмотря на все взрывы противоположных идей. Что-то (это уже тайна искусства) передает этот дух целого. И может быть, сама разорванность отдельных сцен помогает достичь единства целого. Если отдельные предметы отчетливо вырисованы, то целое разрушается. Чтобы было целое, надо, чтобы отдельные фрагменты были, скорее, как мазки в импрессионистической картине, где каждый от-
4* 99
дельный мазок связан с другими и перекликается с другими. В какой-то степени роман Достоевского строится по этому же принципу, хотя он никогда импрессионистов не видел, ибо был раньше их. Это все выражение общего, захватившего всю европейскую культуру и тогдашнюю Россию, стремление преодолеть атомизацию и прийти к некой целостности. Подобная целостность достигнута за счет некоторой недорисованности, недоговоренности, вроде как небрежности рассказа, небрежности формы. Эта небрежность формы Достоевского, которая шокировала его современников, привыкших к другой эстетике, есть на самом деле элемент более высокого единства. И благодаря единству поверхностного слоя, достигается просвечивание более глубокого слоя" [Померанц, 1990, с. 341].
Для Померанца, так же как и для Достоевского, существует одна главная точка, вокруг которой вращаются диалоги. У Достоевского это образ Христа. В эссе "Заметки о внутреннем строе романов Достоевского" [Померанц, 1990] Померанц берет за основу так называемый парадокс Достоевского, который становится своего рода дзен-буддий-ским коаном: "Если б кто мне доказал, что Христос вне истины, и действительно было бы, что истина вне Христа, то мне лучше хотелось бы оставаться со Христом, нежели с истиной" (цит. по [Померанц, 1990, с. 344]). Философское значение этого парадокса Померанц видит в том, что личность всегда превосходит идею, личность нельзя судить по идее, которую она принимает или не принимает. Наоборот, идея должна подвергаться суду, в основе которого - сверхличность Христа. Это делает Достоевский: он сопоставляет идеи с образом Христа.
Парадокс Христа пронизывает произведения Достоевского и чисто структурно, он объединяет все его романы, написанные после "Записок из подполья", в одно большое произведение, которое Померанц называет храмом Достоевского: «В центре романов Достоевского незримый Христос, это обнажено особенно в разговоре Христа с Великим инквизитором в "Братьях Карамазовых", и герои делятся на тех, которые как-то подсознательно связаны с Христом, такие как Соня Мармеладова, князь Мышкин, Хромоножка и Алеша Карамазов - это первый разряд. Второй разряд это те, которые не принимают Божьего мира: Раскольников, Иван Карамазов. Вместе с тем они пытаются доказать, что они правы, они не отвергают в принципе существования ценностей и святынь. Третий, это люди, которые окончательно перечеркнули мысль о Христе, о высших ценностях и как бы слушают нашептывание дьявола, такие как Свидригайлов в "Преступлении и наказании", как Смердяков в "Братьях Карамазовых". То есть это герои рая, герои чистилища и герои ада. И вот если взять центральных персонажей Достоевского, то они очень легко делятся по этим категориям. Соня, например, викарий Господа Бога, Свидригайлов это викарий сатаны, между ними стоит Раскольников и беседует, то со Свидригайловым, то с Соней и колеблется. В какой-то решающий момент Свидригайлов кончает с собой, никаких оснований прямых для этого у него не было. Это скорее символ того, что человек, который целиком предался адским силам, как бы теряет свою душу. Это опять раскрывается в "Братьях Карамазовых". Гибель героя ада становится символом, под влиянием которого ищущий герой, герой чистилища отшатывается от ада и приходит к покаянию. Эта мистерия спрятана в глубине романа, и именно она придает роману глубокое внутреннее духовное единство» [Померанц, 1990, с. 345-346].
Но эта мистерия не носит формы учения или системы доводов. Образ Христа Достоевского как бы рождается в душе читателя, испытавшего отчаяние, вызванное парадоксами и богоотрицанием, через которые проводит
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.