8. Нефть страны Советов. Проблемы истории нефтяной промышленности СССР (1917-1991 гг.) / Под общ. ред. действительного члена РАЕН, д.э.н. В.Ю. Алекперова. - М., 2005.
9. Российский государственный архив экономики (РГАЭ). Ф. 399. Оп. 1. Д. 1015.
10. Ханин Г.И. Десятилетие триумфа советской экономики. Годы пятидесятые // Свободная мысль - XXI. 2002. №5. [Электронный ресурс] URL: http://www.noogen.su/hanin.htm (дата обращения: 17.05.2011).
«большие нарративы» в современной латышской историографии: особенности и направления развития
Кирчанов М.в.
Воронежский государственный университет, Воронеж, Россия
THE «GRAND NARRATivEs» in actual Latvian historiography: characteristics and trends of development
Kirchanov M.v.
Voroneh State University, Voronezh, Russia
Автор анализирует особенности историографической ситуации в современной Латвии. Выявлены основные особенности развития исторических исследований транзитных обществах в контексте «больших нарративов». «Большие нарративы» в современной латышской историографии анализируются как основная форма развития исторического знания. Показана взаимозависимость развития политического национализма и исторической науки. Историография «больших нарративов» в современной Латвии является официальной. «Большие нарративы» содействуют формированию политической и гражданской идентичности. «Большие нарративы» также используются для мифологизации прошлого и идеализации отдельных периодов в истории Латвии.
Ключевые слова: Латвия; историография; «большие нарративы»; историческая память; национализм; историческое воображение; мифологизация истории.
The author analyzes the features of the historiographical situation in contemporary Latvia. The basic features of the development of historical studies in transit societies are studied in the context of «grand narratives». The «grand narratives» in contemporary Latvian historiography are analyzed as the main form of historical knowledge. The relationships ofpolitical nationalism and historical science are touched upon in the article. Historiography of the «grand narratives» in modern Latvia is official. The «grand narratives» also assist to the formation of political and civic identity. The «grand narratives» are also
used for mythologization of the past and idealization the different periods in the history of Latvia.
Keywords: Latvia; historiography; «grand narratives»; historical memory; nationalism; historical imagination; mythologization of history.
Историография, историческое знание, политика, политические идеологии и национализм в современном мире принадлежат к числу тесно связанных между собой явлений. Исторические исследования утратили чисто академическую составляющую. На современном этапе практически во всех странах, которые претендуют на статус национального государства, история глубоко интегрирована в политические механизмы, призванные формировать, воспроизводить и поддерживать те или иные версии и формы политической и этнической идентичности. Не является исключением из этой универсальной логики развития отношений между историческим знанием и национализмом и современная Латвийская Республика. В Латвии, как и в большинстве других национальных государств, в сферу обслуживания и легитимации официальной политической доктрины втянута историография, представленная «большими нарративами» - активно воспроизводимыми и тиражируемыми официальной историографией коллективными представлениями относительно тех или иных периодов в национальной истории. Именно традиционная историография «больших нарративов» будет в центре авторского внимания в настоящей статье.
Традиционная нормативная историография, которая доминирует в научном историческом пространстве Латвии, развивается
относительно динамично. Относительно определения самого понятия «нормативная историография» среди исследователей нет единого мнения. В частности, предполагается, что в постсоветских странах - это «синтез этнопопулистского исторического канона, советского наследия и постсоветских научных дискурсов» [2, с. 385]. В генетическом плане нормативная историография может восприниматься в качестве наследницы советской латвийской историографии в силу того фактора, что большинство ее представителей начинали свою карьеру в Латвийской ССР. Кроме этого в рамках нормативной историографии, тем не менее, создано немало оригинальных исследований [5-6], оригинальность и новаторский характер которых, тем не менее, теряются на фоне их принадлежности большому нормативному канону, основанному на воспроизводстве и повторении тех исторических нарра-тивов, встроенных в событийную матрицу и в контексте многочисленных, фактически «дежурных», исследований, призванных содействовать продвижению латышской точки зрения на те или иные события в новейшей истории (например, Вторую мировую войну [8]) - особенно в тех случаях, если они отличаются от интерпретаций, доминирующих в других национальных исто-риографиях. При этом нормативная историография в Латвии развивается все-таки инерционно, продолжая условную инерцию, унаследованную от оппозиционных и протестных отношений, которые возникали в советской латышской исторической науке, начиная с середины 1980-х годов.
Тематически нормативная историография в современной Латвии только формально отличается от советской историографии, а большинство отличий проявляется в выборе тематики и направ-
ленности исследований, хотя подобный выбор в значительной степени определен общими тенденциями в развитии идейно-политической атмосферы в Латвии. Кроме этого, нормативная историография в Латвии, впрочем, как и в других постсоветских странах, отличается некоторыми присущими ей характеристиками и особенностями. В подобной ситуации нормативная историография в современной Латвии развивается инерционно и в силу того, что продолжает уделять особое внимание тем темам и проблемам, которые было невозможно анализировать в советский период. В подобной ситуации, словно по инерции, современные латышские историки-нормативисты, ликвидируя условно последние «белые пятна», в национальной истории фактически сами ограничили себя узким набором тем, которые на протяжении 19902010-х годов доминировали и продолжают играть ведущую роль в тех исследованиях, которые можно отнести к нормативному историографическому канону.
На современном этапе этих тем не так много, а их набор практически не изменялся на протяжении всего периода существования Второй Республики в Латвии. Подобная ситуация является родовой травмой современной латышской историографии и следствием ее советского прошлого, так как в союзных республиках истории были преимущественно историями именно этих республик, а историография была «очень провинциальной, изолированной и сфокусированной на нескольких темах и концепциях» [1, с. 427]. Эти темы, вероятно, могут быть сформулированы следующим образом: история борьбы Латвии за независимость в 1917-1920 годах, история Вооруженных сил в период существования Первой Республики, фигура Карлиса Улманиса
в контексте истории межвоенной Латвии. В этом кратком перечислении направлений исторических исследований очевидно, что в нем преобладают темы и проблемы, которые в советский период были подвергнуты значительной идеологизации. Если советская латышская историография развивалась и существовала в идеолого-центричной системе координат, то современная нормативная историография не является исключением. На смену коммунистической идеологии пришли различные версии и модусы латышского национализма, который может варьироваться от гражданского до этнического.
Подобные тексты, которые претендуют не некое философское и методологическое осмысление истории, мало чем отличаются от теоретических изысканий советской латышской историографии в том контексте, что и первые и вторые являются преимущественно искусственными, конъюнктурными, официальными, призванными обслуживать государственно-принятый идеологический дискурс, в рамках которого история Латвии является преимущественно историей Латвии, точнее - историей латышей, что вполне естественно, так как «при написании национальной истории неизбежно доминирует своеобразный этноцентризм» [3, с. 337]. В транзитных государствах и национализирующихся обществах «содержание работ по истории субординировано по отношению к конкретным механизмам контроля государства и / или доминирующих элит и является частью процесса формирования нации и лояльных граждан» [23, р. 1].
Постсоветские общества на протяжении 1990-2010-х годов захлестнула волна национализации самосознания различных социальных групп. Не стала исключением из этой универсальной
логики развития национализма и Латвийская Республика, общественный спрос в которой породил особый вид условно исторических текстов, формально претендующих на осмысление мира и роли нации в истории с философских и мировоззренческих позиций. В этом отношении тексты Илгварса Бруновскиса [9] или Айварса Слуциса [21] (не по содержанию, а по методу конструирования послания читателю как потребителю) мало чем отличаются от идеологических писаний партийных идеологов советского периода в структуре текста как послания, адресованного и предназначенного для потенциальных потребителей готовых воспринимать те или иные политически и идеологически выверенные идеи. Подобные тексты в значительной степени основаны на схематизации истории и мира, низведения исторического процесса до национальной борьбы. Другой особенностью подобной условно историографической продукции следует признать и их весьма своеобразный ролевой характер: латышам нередко отводится роль жертвы, а нелатышским группам могут приписываться статусы универсальных и неизбежных Других.
Аналогичные настроения характерны и для других направлений в латышской историографии, в особенности - для исторической публицистики, предназначенной для более широкой аудитории. Если в период существования ЛССР латышские историки были вынуждены публиковать дежурные тексты о революционном движении, то в 1990-2010-е годы подобная ниша оказалась заполнена текстами иного содержания (например, о латышских националистах [20
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.