Ботаника — наука земная...
$ $
^
О.А.Гомазков,
доктор биологических наук ^ Научно-исследовательский институт биомедицинской химии ^^ Москва
ъ
и
Портрет
Аскетичный, с большой крепкой ладонью, хорошей точной речью преподавателя, привыкшего ^ терпеливо и понятно объяснять. Но резкий и гневный, если дело идет о вещах кровных. Взгляд строгий, ироничный, осуждающий, смешливый, но никогда — злой. Любимая одежда — зе-^^леная куртка с большими карманами, которую он
О
а
№
с неохотой меняет на строгий пиджак с галстуком. Вадим Николаевич Тихомиров.
Он фантастически образован в своем деле, и дело его, его профессия — Госпожа Ботаника, наука земная и вечная. Еще студентом-четверокурсником он вел у нас, младших, практические занятия по ботанике. Он уже тогда назубок знал огромный мир растений, как нам казалось, безнадежно сложный и запутанный. Еще он философ, в том смысле, что этот мир складывается для него в единую картину биоразнообразия. Он видит ее как систему существования жизни на планете и по хозяйски — мудро и настойчиво — озабочен целостностью этого мира, от самого крохотного стебелька до Человека, мнящего себя венцом и господином жизни на Земле.
Он проработал всю жизнь на одном месте — кафедре высших растений биофака МГУ, застав время лысенковской бесовщины, постлысенковского погорелья, переезд в новое здание на Ленинских горах, государственные оттепели и кукурузную вакханалию, полет Юрия Гагарина в космос. Стал свидетелем и участником яростного противостояния студентов факультетским партократам. Назначенный директором университетского Ботсада и спасая его от подонков, получил нож под ребра. Возглавил еще и кафедру в своей Альма Матер (которую ему передал учитель, совсем не старый человек), его избрали в Большую Академию и вице-президентом знаменитого МОИП (Московского общества испытателей природы). Еще до лихолетья перестройки он посетил Италию, Францию, Швейцарию, Португалию в качестве государственного эксперта по охране флоры и фауны. Но сердце свое он отдавал летним экспедициям в средней полосе России, в Мещере и Мордовии, где обучал студентов и составлял систематические справочники по
© Гомазков О.А., 2008
флористике. Воспитанный на принципах дела, добра и порядочности, в 90-х годах он оказался перед лицом всеобщего раздрая, государственной катастрофы, в которой впервые ощутил себя бессильным и малозначимым.
За год до его смерти я, наконец, сподобился напроситься на беседу «под диктофон». По совести, уже имея репутацию «пишущего человека», я побаивался, что разговор не получится. Отодвинет он микрофон и отрежет меня жестом, похожим на его ладонь, — коротко и бесповоротно. Но однажды вечером — то было в январе 1996 года — он-таки пригласил на кафедру, и мы заперли дверь от посторонних вторжений. Он предложил кружку чая, а сам курил непрестанно, что с безжалостностью фиксировала магнитофонная лента; закашлялся пару раз — долго и надсадно — до вздутых жил на горле. Рак уже тлел в его легких, временами он ложился в больницу и сбегал. Разговаривали подробно и сухо, и это был, как мне показалось, уже не тот Вадим сорокалетней давности, страстный и заинтересованный. Уже десять лет шла пресловутая перестройка. Была горечь и ощущение поворота, в который он не вписывался, было осознание собственной огромной правоты, которая уже мало кого трогала...
Изначально думалось назвать этот очерк «Хранитель сада»: Вадим Николаевич Тихомиров двадцать лет заведовал Ботсадом МГУ, сумел спасти и сохранить его как научную, учебную и культурную единицу. Но постепенно понял, что от моей за-данности — «природа есть сад» — веет мичуриниз-мом, против которого вольно или невольно он выступает. Разговор повернулся по-иному. Мой коллега и друг оказался на редкость цельным в своем мировоззрении человеком, нестандартным с точки зрения технократизированной современности.
С чего начинается профессия?
О. То, что мы начинаемся с детства — это ясно. Наше поколение вышло из военного детства. Но вот с чего начался БОТАНИК Тихомиров?
В. Случилось так, что я много времени проводил вне Москвы: опушка леса, недостроенная дача между Быковым и Ильинкой. Так получилось, что
я лишен был общества одногодков, все дворовые приятели оставались в Москве, и я в одиночку шастал по окрестностям... Никаких наставников, старших дядей, «лесничих» не было. Ну, конечно, мама называла — это гвоздика, это лютик. И я визуально запомнил очень много растений, но «опознание» пришло потом.
В школе было смешно заговаривать о такой профессии: весь класс ориентирован на технику, гуманитариев у нас почти не было. Но школу я кончил с золотой медалью — иди куда хочешь, и в этот момент совершенно не представлял, куда. Главным соображением было — где нет математики. Вместе с одноклассником пошел посмотреть на биологический факультет. И это сразу определило мой выбор. В первый же день понял, что другой жизни быть не может.
Огромный вестибюль Зоомузея на Моховой, Большая ботаническая аудитория, сам Зоомузей, где проходили занятия по политдисциплинам и языку, когда я увидел весь этот антураж, решение пришло сразу. А дальше было непросто. Видимо, я один из немногих так называемых натуралистов. Их сейчас практически не осталось. Зоологи не знают растений; ботаники из рук вон плохо знают животных. А меня интересовала ПРИРОДА. Конечно, я сначала мыслил себя зоологом, тем более, что пристрастился к охоте: ружье за плечами, резиновые сапоги, бинокль, и пошел чапать. Но постепенно уразумел, что животных в общем хорошо знаю, и этот мир мне казался легко узнаваемым. А с растениями — без специальной выучки не обойтись. И с большим почтением относился ко всему, что сопутствовало ботанике — почвоведению, геологии и проч.
О. Ты придерживаешься такого мнения, что зоология, скажем, беспозвоночных — более простая, элементарная наука, нежели, скажем, ботаника, флористика?
В. Я не делю науки на простые и сложные — они все сложны. Но они изучают разные уровни, и этим определяется сложность изучаемых явлений. Самая элементарная из биологических наук — молекулярная биология (не поднимай брови), потому что она изучает относительно простые взаимодействия большого, но ограниченного числа химических веществ. А цитология, например, включает явления более сложные — не просто взаимодействие «пробирочных» веществ, а веществ, уже включенных в СИСТЕМУ организма. И чем дальше, тем больше. Когда выходишь на уровень таксономический, ценотический, пошла другая история. Здесь сравнение с океаном не получается — не в количестве дело. Вообще говоря, в биологии есть два генеральных пути обобщения. Один — систематика, обобщение всего, что мы знаем об упорядочивании, то, что сейчас называют биоразнообразием. В конце концов, это — реконструкция хода живой материи. А второй — ценотический путь синтеза: изучение взаимоот-
На летней практике. Чашниково. 1953 г.
ношений организмов на фоне окружающей среды, в сообществе и т.д.
Я нередко читаю вступительную лекцию всему первому курсу, которую называю «Биологическое разнообразие; экология и систематика». И всегда толкую студентам: вот укоренилось порочное деление наук на «старые» и «новые». «Старые» — ну, что-то отживающее; это бы ладно, но рядом подразумевается: «экспериментальные науки — это ура! Точки роста в биологии! А опис-а-ательные...» И я стараюсь объяснять первокурсникам, что любые точки роста могут развиваться только на здоровом теле, на здоровом стволе фундамента.
«Ботаника — архаическая наука?»
О. В журнале «Знание — Сила» вышла некогда твоя статья, которая называлась вопросительно: «Ботаника — архаическая наука?» Что ты имеешь в виду такой постановкой вопроса?
В. Сейчас мы все более ощущаем, что развитие цивилизации пошло по порочному пути, по сугубо технократическому направлению. И в угоду тому приносится в жертву, в первую очередь, природа. Когда сейчас поют дифирамбы так на-
В экспедиции в Мордовии. 1989 г. Слева направо: Г.П.Гапочка, аспиранты Т.Силаева, В.Н.Тихомиров.
зываемым «развитым странам» и как там хорошо с природой — это все вздор, поскольку благосостояние развитых стран основано на том, что кому-то плохо: тем самым «недоразвитым», продукция из которых идет на стол или в карман «передовым». Главное, что следует обществу осознать на деле (а не словах), что ресурсы Земли очень и очень ограничены. Самими благими пожеланиями нельзя сделать так, чтобы всем по этим так называемым «потребностям» хватило. Нужно различать ПОТРЕБНОСТИ и ПРИХОТИ. И даже если мы разложим имеющиеся ресурсные возможности всем людям поровну, их не хватит. Поэтому хотим или нет — нужно искать новые источники. От чего зависит существование всего живого на Земле? От зеленых растений, от автотрофов. Именно они — посредники между живым и неживым на планете. В этом смысле — ботаника наука будущего.
О. Но у всех сейчас на устах магическое слово «экология»...
В. Экология изучает взаимоотношения между компонентами экосистем. Что определяет устойчивость экосистем и способность к самовоспроизводству, к репродукции? Их генетическое богатство — то, что называют БИОРАЗНООБРАЗИЕМ. А что, в свою очередь, определяет это биоразнообразие? Опять-таки — растительный покров. Это каркас всего сущего на Земле, и в то же время — мощный энергетический блок, потому что, трансформируя энергию Солнца, он дает жизнь. Об этом совершенно не думают, а раздувают атомную энергетику, балансируя на краю.
Из чего развились фундаментальные науки? Нас всегда учили — из практических потребностей. Ничего подобного! Из нормальной человеческой любознательности! Человек смотрел на небо просто так: мать честная, сколько звезд-та! Потом заметил, что они располагаются как-то законо-
мерно, еще интересней стало, а потом научился находить Полярную звезду или Южный Крест, и это приобрело известный практический смысл. А дальше...
Мы настолько плохо знаем растительный мир, что перед нами все еще стоят ПЕРВЫЕ задачи.
О. Какие же?
В. Ну, в первую голову — инвентаризационные. Сколько видов растений на Земле? Не знаю. Никто не знает. Ну, примерно вместе с грибами считают полмиллиона. Но это очень приблизи
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.