А.Л.Жебит (Бразилия)
BRICS: перспектива глобального управления
Оценка феномена BRICS с позиций сравнительной экономики и эмпиризма ограничивает и упрощает его анализ, если он не дополнен поведенческими и интеграционными аспектами, такими, как неореалистическая реакция на угрозу или неолиберальное межгосударственное сотрудничество. Возможное теоретическое толкование возникновения и генезиса BRICS как формы деятельности трансправительственных сетей является комплементарной попыткой осмысления этой новейшей коалиции восходящих стран-гигантов. Анализ ценностных аспектов постколониального мышления дает ключ к пониманию вызова, брошенного BRICS хранителям современной политической архитектуры миропорядка.
Ключевые слова: BRICS, международные коалиции, транснациональный неофункционализм, сотрудничество Юг — Юг, глобальное управление.
Еще четверть века назад восхождение и упадок великих держав за последние пять столетий были великолепно проанализированы профессором Йельского университета (США) Полом Кеннеди*. Чередование и смена старых гегемоний новыми, как это случилось с Испанией и Португалией, Голландией и Францией, Великобританией, Германией, Японией, Россией, а затем СССР всегда дают толчок выработке новых оценок, а затем и действий, направленных на адаптацию внешнеполитических стратегий к существенным переменам в мировой политике. Вполне естественно, что нынешний блеск новых звезд на международной арене, объединившихся в BRICS, отражает колебания и перераспределение мощи в региональной и глобальной политике между ними, с одной стороны, и традиционными державами — с другой. И именно П.Кеннеди одним из первых разглядел в докладе аналитика Джима О'Нила из инвестиционного банка «Goldman Sachs» не просто интересный экономический феномен восхождения новых держав-гигантов, а начало эпохального сдвига в структуре мировой политики1.
Влияние BRICS на международные отношения в результате внутриэко-номического, демографического и внешнеторгового развития четырех стран-гигантов, а также ЮАР, проявляется в том, что центральное положе-
Александр Адамович Жебит — доктор исторических наук, декан факультета международных отношений Федерального университета Рио-де-Жанейро
(azhebit@gmail.com).
* P.Kennedy. The Rise and Fall of the Great Powers: Economic Change and Military Conflict from 1500 to 2000. ISSBN 0-394-54674-1, 1987 г.
ние западных держав в мировой экономике — от крупнейших государств—членов Европейского союза (ЕС) до Японии — представляется центральным все более относительно. Центр тяжести потоков производственных и финансовых ресурсов смещается в сторону незападного мира, что приводит к дисбалансу в глобальной торговле. Среди развивающихся стран и формирующихся рыночных экономик появляются новые гигантские производители и потребители, вырастают новые международные коалиции и экономические объединения, эффективно влияющие на режимы «гегемонисткой стабильности». Сценарий мирового развития в направлении монополярного «американского мира» с начала нового века и особенно со времени начала последнего международного финансового кризиса претерпевает изменения, постепенно заставляя США, современную гипердержаву, и ЕС, крупнейший экономический блок наших дней, если не вступать в зону экономической, финансовой, торговой, политической и, возможно, военно-политической конкуренции с новыми странами-лидерами, то по крайней мере добиваться их доброго расположения или уступок. Убедительными свидетельствами постепенного сокращения ведущей роли западного мира в этом соревновании являются незатихающий глобальный финансовый кризис, развернувшийся в центральных странах Запада, а также выход Китая в 2010 г. на вторую позицию в мире по ВВП, принадлежавшую до этого Японии.
Соглашаясь с аналитиками «Goldman Sachs», можно неустанно повторять, что государства BRICS отличаются от других держав рядом вполне осязаемых и количественно измеряемых компонентов, как-то: ВВП и высокие темпы его роста, приток капиталов, валютные запасы, динамичный рост торговли, население и высокий процент его занятости, территория и другие, не менее значимые статистические элементы — инновации, образование, научно-исследовательская и патентная деятельность, охрана окружающей среды, здравоохранение, развитие инфраструктуры. Экономический эмпиризм не утратил своего значения ни в публикациях Дж. О'Нила на тему о BRICS2, ни в оценках других известных экономистов. Да, роль BRICS для мирового политического и экономического сценария бесспорна. Страны BRICS — геополитические и экономические гиганты, даже если это сейчас проявляется на фоне слаборазвитых или откровенно бедных государств, например, таких, как ЮАР и другие африканские стран. Члены группы BRICS входят в первую десятку крупнейших экономик мира, и четыре из них имеют шансы войти в первую пятерку к 2050 г., а по новым оценкам и раньше. Их опосредованно объединяет именно то, что за последнее десятилетие теряет развитый мир, а именно — беспрецедентный и относительно устойчивый экономический рост. Темпы их роста, вместе с четырьмя другими восходящими странами меньшего масштаба — Мексикой, Индонезией, Южной Кореей и Турцией — в первом десятилетии века составляли 60% от мирового экономического роста, их человеческий потенциал объединяет более 40% населения Земли, их доля в мировом валовом продукте превысила 15%, а по покупательной способности и все 20%. BRICS обладают мирной ядерной мощью, а Россия, Индия и Китай — еще и военным и военно-космическим ядерным потенциалом. Интеллектуальный капитал BRICS — фундаментальный вклад в процессы инновации, активно развивающиеся во всех пяти странах. Торговля между странами
BRICS в 2010 г. составила около 60 млрд долл., а их спрос на нефть — 58% от мирового.
И все же вопрос, на который требуется дать ответ, отвлекаясь от сравнительной статистики: каковы причины и механизмы превращения BRICS из экономической категории в реальную политическую силу, основанную на крепнущей коалиции стран, влияние которых на ход мировой политики становится все более ощутимым.
В принципе объединение стран BRICS до последнего времени скептически воспринималось как маловероятная коалиционная комбинация государств. Ведь BRICS — это не военная коалиция и не экономическое сообщество. Эти страны разъединяют различия политических режимов, история, культура, цивилизация, религия, языки, конфликты, законы, обычаи, архетипы, недавнее прошлое «холодной войны» в виде «железного занавеса» и конфликтное прошлое отношений СССР и Китая, Китая и Индии. Трудно найти более непохожие государства с позиций цивилизационной истории или сравнительной политики. Попытки найти сходство в демократических процессах России, Бразилии и ЮАР сталкиваются с несоизмеримостью подобных опытов в отношении истории Индии или Китая.
Да, страны BRICS идут собственным независимым путем во внешней политике, что, собственно говоря, не так уж оригинально. Они разделяют взгляд на становление мультиполярного или многоцентричного мира. Но мало кто его не разделяет. Их объединяет риторика более справедливого и равноправного мирового развития. А разве страны «восьмерки», ЕС, ОЭСР не стремятся к тому же, если не на деле, то на словах? Они следуют анти-гегемонистской линии в мировой политике. А разве со времен утверждения Вестфальской системы было по-другому? Они объединяются против транснациональных угроз и вызовов глобализации. Какое же правительство этого не делает, не желая остаться не у дел после очередных выборов?
Не оспаривая рациональность экономистов, для которых BRICS — это естественная для эмпирического осознания международной экономической действительности тестовая модель, хотелось бы сосредоточиться на других, менее осязаемых элементах конструкции политических феноменов современности, среди которых выделяются нормативные, ценностные и перцептивные атрибуты восприятия международной жизни, связанные не только и не столько с промышленным, торговым и финансовым аспектами BRICS, а скорее с целым рядом альтернативных контекстов, а именно:
— причины формирования и деятельности международных коалиций;
— трансправительственные сети и транснациональный неофункционализм;
— новое постколониальное «южное» мышление.
Рассмотрение этих контекстов представляется отнюдь не осложняющим, а, скорее, разъясняющим довольно неожиданное рождение и пока еще краткое бытие BRICS.
Созданная сравнительно недавно «гламурная» коалиция государств, привлекшая к себе столько внимания за весьма короткий срок и уже успевшая вызвать ревность со стороны США и их трансатлантических союзников3, возникла как переговорная платформа слабой интенсивности в рамках ООН в 2006 г., которая затем репродуцировалась на уровне министров ключевых областей стран BRIC, а в 2009 г. на первой встрече в вер-
хах в Екатеринбурге трансформировалась в международную политическую коалицию. В 2010 г. переговоры на высшем уровне в рамках BRIC совпали со встречей IBSA* в г. Бразилиа, столице Бразилии. В 2011 г. в Санья (КНР) в BRIC была приглашена ЮАР, составив, таким образом, BRICS. Совершенно очевидно, что за созданием BRIC(S) стояли общие политические интересы и мотивации рационального, поведенческого и нормативного планов, которые требуют пояснений.
Традиционный неореалисткий соблазн объяснить политику создания коалиции, основанную на сотрудничестве международных акторов в области безопасности, как реакцию на угрозу, исходящую извне, вынуждает нас полагать, что страны BRICS в данной интерпретации не считают себя свободными от угрозы гегемонисткого влияния и даже вмешательства в их внутренние дела. Действительно, начиная с 2003 г., с момента вторжения коалиционных сил в Ирак, ощущение небезопасности преследовало многие страны, оценки которых относительно расширения сферы действия НАТО укрепили их в предположениях относительно опасности нового «однопо-лярного мира». Национальная стратегия Дж.Буша-младшего, направленная на войну с террором, косвенно осложнила восприятие США как беспристрастного и бескорыстного союзника. Если говорить о будущих членах BRIC, то у них также укрепилось ощущение
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.