«Будьте сами и человеком, и младенцем...»
© А. В. ЗЕЛЕНИН, кандидат филологических наук,
© Д. В. РУДНЕВ, кандидат филологических наук
Авторы статьи анализируют прозу В.Ф. Одоевского, в которой он попытался дать свое видение детского мира, предложить образцы детских произведений, языковые модели и повествовательную технику для них.
Ключевые слова: В.Ф. Одоевский, литература для детей, жанровая форма, речевая лексика.
Тридцатые годы девятнадцатого столетия - время напряженного искания в области языка, повествовательной техники и тематики русской художественной прозы, становление которой было еще далеко от завершения и связано с именами А.А. Бестужева-Марлинского, А.Ф. Вельтмана, В.И. Даля, М.Ю. Лермонтова, Н.Ф. Павлова, А.С. Пушкина, О.И. Сен-ковского, В.А. Соллогуба и мн. др., в том числе и В.Ф. Одоевского.
О художественной, языковой удаче В.Ф. Одоевского говорит сам факт неоднократного переиздания его произведений. Ведь многие детские писатели того времени, и даже более позднего периода уже давно забыты, а их произведения для детей известны только специалистам.
В поисках лингвостилистических путей новой прозы находилась не только литература для взрослых, но и для детей, о чем проницательно
написал в одной из своих статей Одоевский: «Ни о каком предмете не существует столько противоположных мнений, сколько о том, как должно писать книги для детского чтения» [1. С. 164]. Одоевский подошел к решению этого вопроса и как теоретик (он был видным философом своего времени), и как практик. Педагогические навыки он приобрел в качестве организатора детских приютов и члена ученого комитета при Министерстве государственных имуществ, где он работал консультантом по педагогическим вопросам и самым непосредственным образом соприкасался с проблемами организации воспитания и преподавания в них.
Насколько связан вопрос о тематике детских произведений с языковой манерой изложения? Одоевский дает следующий ответ: «... взрослый, говоря с ребенком, должен, прежде всего, спуститься в своих понятиях на ту ступень, на которой находится ребенок, и потом уже должен вести его вверх постепенно и осторожно, соизмеряя свои шаги с шагами ребенка. Вы пропустили одну ступень, и ребенок не может за вами следовать; пропустили одно звено в цепи детских понятий, и ребенок вас не понял. Говоря с детьми, нужно изобретать новые обороты речи, новые выражения, совершенно отличные от тех, которыми привыкли говорить между собой взрослые» [2. С. 174]. Мир ребенка отличается от мира взрослого не только языком, но также способом восприятия и познания мира, более того, особенности языка во многом вытекают из последнего.
Первое издание «Сказок дедушки Иринея» (1841) включало десять очень разных по своим жанровым характеристикам произведений. Среди них четыре сказки - «Городок в табакерке», «Мороз Иванович», «О четырех глухих», «Разбитый кувшин», первая из которых является в основе своей философской сказкой с элементами фольклора, остальные три представляют собой уже переработку фольклорных сказок (русской, индийской и ямайской соответственно); городской рассказ «Бедный Гнедко», притча «Житель Афонской горы», рассказ-дневник «Отрывки из журнала Маши», биографический рассказ «Столяр» и бытовой рассказ «Шарманщик» (последний имеет черты святочного рассказа), волшебный рассказ «Червячок».
Такое разнообразие жанров детских произведений, собранных под одной обложкой, можно объяснить, в первую очередь, теми задачами, которые Одоевский ставил перед детской литературой: она имеет социализирующий характер, через детскую литературу ребенок приобщается к миру взрослых, их знаниям, понятиям, моделям поведения. Разные жанровые формы оказываются удобными для представления разных этапов взросления. Кроме того, «Сказки дедушки Иринея» рассчитаны на детей разного возраста. Так, притча «Житель Афонской горы», «Столяр» и «Отрывки из журнала Маши» рассчитаны на более взрослого
ребенка, чем, например, рассказ «Червячок» и сказка «Мороз Иванович», следствием этого является и разная жанровая форма, и различная речевая манера изложения в этих произведениях.
Детская литература в 1830-е годы находилась в стадии активного формирования, и в поисках адекватной манеры изложения Одоевский экспериментировал с формой детского произведения. Он выбирает жанры, включающие фантастический элемент. Из десяти произведений первого издания «Сказок дедушки Иринея» половина строится на фантастической основе. В таком интересе к фантастике Одоевского, безусловно, отразилась, с одной стороны, эпоха романтизма, особенно немецкого, где сказочная фантастика являлась важнейшей эстетической категорией, с другой - писатель считал фантастику одним из способов познания мира ребенком. В одном из набросков к «Детским сказкам» Одоевский писал, что в голове ребенка носятся «неопределенные грезы, в коих он не дает себе отчета, как мы во время сна подчинены нашим грезам» [3. С. 15].
В романтизме граница между реальностью и фантастикой очень зыбка. В своей повести «Игоша», включенной им в сборник «Пестрые сказки» и вышедшей раньше «Сказок дедушки Иринея», Одоевский приходит к важному, совсем не очевидному для литераторов той эпохи, выводу о близости детского и народно-поэтического взгляда на мир.
Особенно близким оказывается детское мировосприятие к художественной специфике сказки; по словам Джанни Родари, «в структуре сказки ребенок видит структуру собственного воображения» [4. С. 149]. Для фантастического способа познания мира, его образного восприятия характерна опора на привлекательное, игровое и фантазийное начало. Именно это, по мнению М.Т. Славовой, сближает его с детским мировосприятием и образом мышления ребенка [5. С. 81]. Эту взаимосвязь проницательно уловил В.Г. Белинский: «В детстве фантазия есть преобладающая способность и сила души, главный ее деятель и первый посредник между духом ребенка и вне его находящимся миром действительности. Дитя не требует диалектических выводов и доказательств, логической последовательности: ему нужны образы, краски и звуки...» [6. С. 95].
Язык детских произведений должен быть простым, точным и кратким: «дети не терпят излишней длинноты и растянутости выражения: в них так много внутренней деятельности, так велика в них потребность приобретать новые познания и вырабатывать новые мысли, что они не хотят останавливать свое внимание на одних словах; им нужны не слова, им нужно то, что заключается под словом, чему слово служит определением; им нужны мысли, понятия» [2. С. 176].
Идея непрерывного движения в жизни природы и человека, гармония их сосуществования - одна из центральных в философии немецких
романтиков. Одоевский мастерски перелагает эту философскую идею в динамичную фабулу, что находит свое отражение и в его языке: почти все его произведения в разных формах основаны на идее движения - потому в них так много глаголов движения. Однако писатель всегда переводит идею физического перемещения в пространстве в метафорический план: движение является и символом приобщения к знанию (движение от незнания к знанию - например, в сказках «Городок в табакерке» и «Мороз Иванович»), и символом жизненного пути вообще (движение от рождения к смерти - например, рассказ «Червячок»).
Одоевский сумел прозорливо связать воедино особенности детского мышления и детского языка. Это было чрезвычайно важным литературно-художественным открытием, которое выдвинуло писателя в число теоретиков детской литературы. Кроме того, он дал русской литературе образцы произведений, в которых повествование организовано вокруг детской точки зрения («Городок в табакерке», «Мороз Иванович», «Разбитый кувшин» и «Червячок»).
Точка зрения в теории литературной композиции, с которой ведется повествование в художественном произведении, реализуется в нескольких аспектах: во-первых, она локализована во времени и в пространстве, из этого локуса исходит восприятие и описание окружающего мира; во-вторых, она связана с определенным модусом (способом оценки и интерпретации воспринимаемой информации); в-третьих, ее выражает набор определенных языковых средств. «Различие точек зрения в художественном произведении может проявляться не только (или даже не столько) в плане идеологии, но и в плане фразеологии (т.е. языка. - А.З., Д.Р.), когда автор описывает разных героев различным языком или вообще использует в том или ином виде элементы чужой или замещенной речи при описании.», - пишет Б.А. Успенский [7. С. 36].
На протяжении большей части XIX века детские писатели, стремясь приблизить повествование к ребенку, зачастую просто ограничивались несколькими художественными приемами: некоторым упрощением языка; намеренным увеличением количества эмоционально-оценочной лексики и уменьшительно-ласкательных форм. На этом фоне повествование от лица ребенка у Одоевского является настоящим художественным открытием - он осознал и связал воедино языковой, ментальный и эмоциональный мир ребенка. Наиболее ярко непересекаемость и даже столкновение двух миров - взрослого и детского - показано в замечательной сказке «Городок в табакерке».
Детский мир пространственно ограничен; конкретные вещи, предметы, окружающие ребенка, наделены в его сознании живыми качествами. Всякий новый предмет, который попадает в поле зрения ребенка, интерпретируется им через уже известные вещи. Вот как происходит знакомство ребенка с коконом гусеницы в рассказе «Червячок»: «- Смотри-ка,
Миша, - говорила Лизанька, остановившись возле цветущего кустарника, - кто-то наклеил на листок хлопчатую бумагу; не ты ли это?»
Дети еще не знают, как называется то, с чем они столкнулись впервые, поэтому используют для номинации уже знакомые им слова. Так же строится и все дальнейшее повествование от «лица» червячка (гусеницы), которое максимально приближено к детскому восприятию мира: «Дети не ошиблись: в самом деле, на листке цветущего кустарника, под легким прозрачным одеяльцем, похожим на хлопчатую бумагу, в тонкой скорлупке лежал червячок. Уже давно лежал он там, давно уже ветерок качал его колыбельку, и он сладко дремал в своей воздушной постельке».
В этом фраг
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.