ЭТНОГРАФИЯ СРЕДНЕЙ АЗИИ
ЭО, 2014 г., № 4 © О.Б. Наумова
ЧАСТНОЕ ПРОСТРАНСТВО В СИСТЕМЕ ЦЕННОСТЕЙ ТРАДИЦИОННОГО ОБЩЕСТВА
Ключевые слова: частное пространство, традиционное общество, коллективистское сознание, ^-идентичность, Мы-идентичность, "порог стыдливости", процесс модернизации, казахи, застольные обычаи, игры, жилище
В статье, в основном на казахском этнографическом материале, рассматривается понятие частного пространства в традиционном обществе. Минимальная потребность в частном пространстве и приватности объясняется особенностью традиционного мировосприятия - его коллективистским характером. На примере казахских традиционных игр и застольных обычаев показано повышение "порога стыдливости", которое способствовало формированию и укреплению потребности в частном пространстве. Процессы модернизации влекут за собой качественное изменение места частного пространства в системе ценностей общества, повышается потребность в приватности, которую молодое поколение казахов ставит выше групповых ценностей. Разное отношение к частному пространству у "отцов" и "детей" может приводить к непониманию между поколениями.
Из маленьких происшествий, из путевых заметок вырисовывается общество. И никогда не бывает безразлично, каким образом на разных его уровнях едят, одеваются, обставляют жилище. Эти "'мимолетности" к тому же фиксируют от общества к обществу контрасты и несходства вовсе не поверхностные. Воссоздавать такие картинки - увлекательная игра, и я не считаю ее пустым занятием.
Бродель 2006: XXXIX
В этнологии давно утвердилось представление о своеобразии и уникальности каждой культуры, о некорректности рассмотрения одной культуры с точки зрения другой. Упреки в европоцентризме может услышать ученый, рассуждающий, например, об угнетенном положении женщины на Востоке. Также и в собственно исторической науке уже давно сформировалось понимание того, что мышление и мировосприятие людей разных эпох существенно различаются, и чтобы понять поведение людей, надо представлять себе, как они мыслили и что чувствовали. Этот круг проблем с середины ХХ в. разрабатывается исторической антропологией, которая "пытается реконструировать картину прошлого, исходя не только из современной системы понятий, но и в не меньшей мере опираясь на проникновение в духовный мир, воображение и психологию людей изучаемой эпохи" (Гуревич 1998: 670). В отечественной историографии
Ольга Борисовна Наумова - к.и.н., старший научный сотрудник Института этнологии и антропологии РАН; e-mail: olganaumova@mail.ru
подобными вопросами одним из первых стал заниматься А.Я. Гуревич, исследовавший восприятие мира средневековым человеком (Гуревич 1984).
Между тем интересны не только особенности, индивидуальное лицо каждой культуры и эпохи, но и сходства, которые вдруг обнаруживаются в привычках, нормах поведения, установках сознания людей, не пересекающихся, казалось бы, ни во времени, ни в пространстве. Может ли быть, к примеру, что-то общее между среднеазиатским кочевником и европейским средневековым человеком? Такое "странное сближенье" напрашивается при чтении книги Н. Элиаса, который, анализируя средневековый европейский этикет, реконструирует реальное поведение людей за столом, в спальне, отношение к своему телу и проч. (Элиас 2001а: 111 и далее). К примеру: сидящие вместе люди берут руками кушанье из общего блюда; окончив трапезу, облизывают пальцы, вытирают руки о скатерть - о ком идет речь? Такие описания могут относиться и к европейцам XII в. и, например, к степнякам-казахам середины XIX в., какими они предстают из записок путешественников или наблюдений этнографов. Для тех и других характерны непринужденные манеры, аффективное поведение, слабый контроль над выражением своих эмоций и желаний. Подобные стандарты поведения "не являются чем-то изолированным. [...] Указанное поведение средневековых людей было не менее прочно связано с общей формой жизни, с целостной организацией существования, чем наше собственное поведение связано с нашим социальным кодом, с нашим стилем жизни и со структурой нашего общества" (Там же: 128). Этой "целостной организацией существования", определяющей именно такой тип поведения как средневекового европейца, так и казаха-кочевника, было традиционное доиндустриальное общество, в отличие от нашего - современного, модернизированного, или, как говорил Н. Элиас, "цивилизованного". Другими словами, в своем повседневном поведении современный казах ближе современному европейцу, чем своему "традиционному"1 предшественнику-соплеменнику.
Все это заставляет задуматься, что же в структурах традиционного общества формировало именно такие стандарты поведения. Искать объяснение следует, вероятно, в мировосприятии людей доиндустриальной эпохи. Одной из основных особенностей их мышления можно считать его коллективистский характер, в терминах Н. Элиаса -превалирование Мы-идентичности над ^-идентичностью (см.: Элиас 2001б: 217, 273) в сознании отдельного человека. Коллективистское сознание - системообразующий принцип традиционного мировосприятия - пропитывает всю жизнь в традиционном обществе, в конечном итоге определяя стиль поведения людей.
Все сказанное имеет прямое отношение к заявленной теме - именно эта особенность менталитета "традиционного" человека определяет представления о частном пространстве в традиционном обществе, которым посвящена данная статья, построенная на этнографическом материале, относящемся к традиционному обществу казахов и некоторых других среднеазиатских народов. Тут надо оговориться, что, с одной стороны, прямых источников по этому вопросу практически нет. В этнографических трудах описание повседневной жизни людей часто подменяется описанием вещей в жизни этих людей: в литературе скорее можно найти сведения о том, что ели люди, чем как они это делали; на чем спали, чем как укладывались и размещались на ночь и т.д. С другой стороны, по способу обращаться с вещами, по разным незначительным деталям, которые можно выудить из этнографических описаний, по "мимолетностям", проскальзывающим в рассказах путешествующих европейцев, удивляющихся "варварским" обычаям2, можно реконструировать представления о частном пространстве в обществе с коллективистским типом мышления.
Собирать полевой материал по этой теме также непросто. Полагаться надо скорее на наблюдения, проживая жизнь людей вместе с ними, избегая прямых вопросов. Идеальным информантом при написании этой статьи стала для меня Сания Кайрол-лиевна Сагнаева, этнограф, кандидат исторических наук, специалист по уральскому
казачеству. Ее родители, горожане, преподаватели казахстанского Уральского пединститута, с одной стороны, уже оторвались от казахской аульной родни, но с другой -не теряли с ней тесных отношений, участвовали в традиционной жизни, в какой-то степени воспроизводили традиционную атмосферу в семье. К тому же их высокое положение в обществе налагало на них определенные обязательства по отношению к широкому кругу родственников, знакомых, сослуживцев. Традиционные многолюдные трапезы были регулярными, в доме постоянно жили родственники из аулов, и сама семья нередко гостила у деревенских родичей. Сания не только наблюдала, но и участвовала в традиционной жизни, она выросла в атмосфере чуть модернизированных традиционных ценностей. Сания окончила исторический факультет Уральского пединститута, преподавала в нем, училась в аспирантуре в Институте этнографии АН СССР в Москве, последние годы участвовала в международном проекте International Crisis Group в Киргизии. По образованию и складу ума она сегодня совершенно европейский человек, который может отстраненно взглянуть на культуру своего народа. Ее острая наблюдательность в сочетании с этнографической подготовкой позволяют ей глубоко понимать современную казахскую жизнь, которая представляет собой клубок из оставшихся и в разной степени трансформированных традиций и "оказашенных" инноваций. Во время работы над статьей я вела с Санией переписку, задавая прямые вопросы, мы обсуждали эту тему, когда она приезжала в Москву. Ее замечания и комментарии, примеры из собственной жизни оказали мне неоценимую помощь.
Существовало ли понятие частного пространства в традиционном обществе?
Жилище. По-видимому, говоря о частном пространстве, надо иметь в виду, что это явление имеет физические и психологические стороны (в жизни, конечно, нераздельные). Первое, что приходит на ум, когда говорят о частном пространстве в физическом смысле, - это наличие в доме какого-то места, где человек мог бы уединиться. Показательно в этом смысле то, как размещаются люди в жилище, есть ли у них индивидуальное место, как члены семьи, и особенно супружеские пары, располагаются для сна, трапезы или отдыха. Казахская юрта - куполообразное круглое в плане жилище, с очагом в центре, кроватью, сундуками и прочей утварью, расставленными вдоль стен-решеток. Не имея внутренних перегородок, она самой организацией внутреннего пространства не предусматривала закрытого места для отдельного человека - личная жизнь проходила на виду у всех. Площадь средней казахской юрты составляла от 10-15 до 20 кв.м (большие достигали 35 кв.м3) и, таким образом, в семье из 5-6 чел. на каждого приходилось по 2-3 кв.м4 общего пространства (в том числе и занятого утварью). Надо иметь в виду, что жизнь казаха сосредотачивалась не только внутри юрты - заниматься своими делами в теплое время года можно было и вне жилища.
Некоторый зародыш личного пространства (хотя бы для брачной пары) в казахской юрте можно усмотреть в том, что постели супругов закрывались с трех сторон плотными занавесками шымылдык (Муканов 1981: 54, 55). Богатые казахи имели возможность отделять женатых сыновей, ставить отдельную юрту для каждой жены, но часто две и более брачных пар жили в одной юрте. В материалах Ф.А. Фиельструпа 1920-х гг., относящихся к казахам-найманам северо-восточного Казахстана, содержатся несколько планов юрт с указанием размещения членов семей. В двух юртах обитали по две супружеские пары. В одной из них - хозяин с женой и их женатый сын, между их супружескими кроватями находи
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.