ЭО, 2015 г., № 3
© Е.А. Ягафова
ЧУВАШСКАЯ ДИАСПОРА НА ПОСТСОВЕТСКОМ ПРОСТРАНСТВЕ (НА ПРИМЕРЕ ОБЩИН В КАЗАХСТАНЕ, БЕЛОРУССИИ И ЭСТОНИИ)
Ключевые слова: чувашская диаспора, постсоветское пространство, этнокультурное развитие, этническая идентичность
В статье рассмотрен процесс формирования чувашской диаспоры в странах ближнего зарубежья (Республика Беларусь, Казахстан, Эстония) и особенности ее этнокультурного развития, внутри- и межкультурного взаимодействия, проявлений этнической идентичности в иноэтничном окружении.
Чувашская диаспора в контексте диаспоральных исследований
Феномен диаспоры стал в последние десятилетия важным фактором социально-политической истории России и всего постсоветского пространства. Активные миграционные процессы предшествующего, советского периода истории способствовали диаспоризации этнических сообществ бывшего СССР, после распада которого многие члены таких сообществ образовали диаспоры в пределах уже самостоятельных государств, образно названные Р. Брубейкером "диаспорами катаклизма" (Брубейкер 2000:7).
Тенденции социально-экономического и общественно-политического развития в государствах постсоветского пространства, активизация этнического фактора в общественной жизни определили характер этнокультурного развития диаспорных групп в новой социальной культурной и правовой ситуации, а также при изменившихся условиях взаимодействия с "родиной".
Данные обстоятельства обусловили очередной виток в истории вопроса о диаспорах. Являются ли диаспорой этнические группы, проживающие вне своего этнического ареала, но в пределах одного и того же государства? Можно ли считать диаспорой те группы, которые образовались в результате движения границ, а не людей? Существуют ли универсальные черты, свойственные разным типам диаспор?
Наиболее дискуссионным является содержание термина "диаспора". Наряду с устоявшейся в науке точкой зрения о диаспоре как этническом сообществе вне страны своего происхождения, характеризующемся определенными чертами этнической идентичности, степенью институционализации и характером контактов и отношений с территорией своего происхождения (классические модели - евреи, армяне, цыгане; некоторые исследователи рассматривают в этом перечне также греков, китайцев, индийцев и некоторые другие народы: Cohen 1995: 6; Safran 1991: 83; Ashkenasi 1993: 107; Dabag, Platt 1993: 130), существует мнение о возможности расширительной трактовки данного термина для обозначения мигрантских сообществ и в целом для описания процессов этнического размежевания (Попков 2002: 7; Подлесных 2003: 364). Под понятие "диаспора" в данном случае подпадают также те общности, которые проживают в одном государстве, но за пределами "титульных" республик (Иванов 1999). Ю.И. Семенов назвал такую диаспору "внутрисоциорной" в отличие от "внесоциор-
Екатерина Андреевна Ягафова - д.и.н., зав. кафедрой философии, истории и теории мировой культуры Поволжской государственной социально-гуманитарной академии (г. Самара); е-шаИ: yagafova@yandex.ru
ной диаспоры", находящейся в другом государстве. Настаивая на том, что "диаспора -явление в своей основе прежде всего этническое", автор рассматривает ее как часть этноса, расселенную на другой этнической территории (Семенов 2002).
Такой подход вызывает критику со стороны третьей группы ученых, видящих в нем не только терминологическую неточность, но и искажение природы явления (Дятлов 2003: 364). По их мнению, помимо такого признака, как "рассеяние" и "оторванность от основного ядра этноса", следует учитывать и третий, понятийный аспект, в котором отразились сложные реалии жизни: проблемы социально-экономического, политического, гражданско-правового, этнополитического, конфессионального характера (Алексеев 2001: 230). Так, Т.В. Полоскова настаивает на институциональном характере диаспоры, отличающем ее от подразделений этноса: "диаспора, в отличие от этнической группы, всегда институциирована и несет в себе не только этнокультурное, но и этнополитическое содержание" (Полоскова 1999: 21). Характерным признаком диаспоры автор считает наличие "собственной стратегии взаимоотношений с государством проживания и исторической родиной..., формирование институтов и организаций, направленных на развитие этнической идентичности" (Там же).
На понимании диаспоры как "явления прежде всего политического" настаивает и В.А. Тишков (Тишков 2002: 50; 2003а). Но этот тезис представляется исследователям далеко не бесспорным. Так, по мнению С.А. Арутюнова, диаспоры бывают не у государств, а этносоциальных организмов, поэтому их следует рассматривать как «процесс развития от "еще не диаспоры" через "собственно диаспору" к "уже не диаспоре", учитывая плавность, нестабильность границ между этими понятиями» (Арутюнов 2002: 74-78). Впрочем, динамичность процесса образования и развития диаспорных групп и трудность определения явления "в смысле границ и членства" отмечает и В.А. Тишков (Тишков 2003б: 448).
Более значимым в теоретико-методологическом отношении выводом В.А. Тишко-ва следует признать "историко-ситуативный и личностно-ориентированный подход" при трактовке данного термина, требующий определения "ощущения и поведения" членов диаспоры. Ученый характеризует диаспору как "стиль жизненного поведения", как культурно-отличительную общность на основе представления об общей родине и выстраиваемых на этой основе коллективной связи, групповой солидарности и демонстрируемого отношения к родине (Тишков 2003б: 439-440, 446).
Взгляд на диаспору как ситуативный ответ "на вызов времени, места и обстоятельств" характерен также для В.А. Дятлова, определяющего данный феномен как "особый тип человеческих взаимоотношений, как специфическую систему формальных и неформальных связей, жизненных стратегий и практик людей". В соответствии с этим "совокупность лиц одной национальности, живущих вне национального очага" автор рассматривает лишь как условие для реализации модели диаспоры (Дятлов, Мелкоян 2009: 24).
Особо остро терминологический спор проявился в отношении процесса диас-поризации этнических сообществ на постсоветском пространстве. Представляет ли русскоязычное население в государствах бывшего СССР (кроме России) диаспору ("новую диаспору") или они "автохтоны" (Тишков 2003б: 461)? Следует ли видеть в этих сообществах лишь группы, находящиеся за пределами "исконной" территории ("этническое меньшинство" (Payin 1994: 21-25) или "постимперское меньшинство" (Космарская 2004: 151-187)), или пытаться разглядеть в них признаки диаспорального поведения и сознания? В этой связи полемичным представляется тезис В.А. Тишкова о безосновательности конструкции "новых диаспор", возникших на постсоветском пространстве, и в рамках настоящего исследования будут представлены доводы в пользу существования чувашской диаспоры в этом ареале. Но в контексте настоящего исследования безусловно заслуживают внимания просматриваемые В.А. Тишковым исторические перспективы диаспор, такие как "полноправная социально-политическая
интеграция и частично культурная в новые гражданские сообщества" или "формирование более широких конгломератных коалиций с другими русскоязычными жителями", а также варианты "перехода на статус меньшинства" с перспективой ассимиляции или массового исхода в Россию (Тишков 20036: 461-462).
Изучение диаспорных групп на постсоветском пространстве породило ряд новых терминов: "российские соотечественники", "этнические россияне" (Кулешова и др. 2007), обозначающие диаспоры народов, связанных своим происхождением с Россией, в т.ч. и чувашей (Затулин и др. 2010: 13). В политологическом дискурсе диаспоральных исследований активно используется термин "российская диаспора", трактуемый большинством авторов как выражение социокультурной идентичности и связи с Россией, единства на основе русского языка при сохранении этнического и конфессионального разнообразия (В.А. Тишков, Т.В. Полоскова). Появление аморфных и в правовом, и академическом смысле дефиниций вызвано, вероятно, попыткой "концептуализации пока не определенной в своих качественных чертах общности россиян за рубежом" (Затулин и др. 2010), при изучении которой необходим дифференцированный подход с учетом политических режимов государств, степени организации самих диаспорных групп (Там же: 32-33). Возможно, следует согласиться с мнением У. Сафрана, что «в "растяжке" теоретической конструкции, первоначально используемой для описания конкретной и весьма специфичной ситуации, наверное, есть своя научная логика: это дает возможность применить объяснительную схему к максимально возможному числу случаев» (Сафран 2004: 147).
Наиболее детально проблема классификации диаспор разработана в трудах зарубежных ученых (Ashkenasi 1993; Sheffer 1993; Tololyan 1996; Cohen 1997; Armstrong 1976; Сафран 1991, 2004), предлагающих такие критерии для определения диаспоры, как факт перемещения из "исходного" центра на периферию или другой "иностранный" регион, коллективная память о первоначальной родине, чувство отчужденности в "принимающем" обществе, идеализация родины, стремление поддержать ее существование, персональная или коллективная идентичность с ней, готовность сохранять и передавать культурное наследие последующим поколениям, общественные институты (Дятлов, Мелконян 2009: 16-17). Критерии для характеристики этнических диаспор разрабатывались исследователями преимущественно на примере так называемых "классических" диаспор, но были существенно дополнены в ходе изучения процессов диаспоризации на постсоветском пространстве с 1990-х гг.: "экономическая ниша", место в системе разделения труда и социальных ролей, причастность к власти, характер контактов с окружающим населением, внутренняя самоорганизация, "общинность", численность или "критическая масса", поведенческие особенности и др. (Дятлов 1999; Ашкинази, Гайнер 1999)1. На основе указанных критериев предпринимаются попытки типологизации диаспорных групп (Попков 2002; Затулин и др. 2011). Эти же критерии позволяют проанализировать историко-этнографический материал по чувашской "диаспоре" на постсоветском пространстве. Про
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.