27. Heracles to Alexander 2011: Heracles to Alexander the Great: Treasures from the Royal Capital of Macedon, a Hellenic Kingdom in the Age of Democracy / A. Kottaridi (ed.). Oxf.
28. Kountouri E. 2011: The Mycenaean Presence in Macedonia: New Evidence from the Region of Ema-thia // Heracles to Alexander the Great: Treasures from the Royal Capital of Macedon, a Hellenic Kingdom in the Age of Democracy / A. Kottaridi (ed.). Oxf., 59-66.
29. Kremydi-Sicilianou S. 2007: MaKE&ovwv Прштг|<; meql&o^: Evidence for a Coinage under the An-tigonids // RN. 163, 91-100.
30. Kremydi-Sicilianou S. 2009: The Tauropolos Tetradrachms of the First Macedonian Meris: Provenance, Iconography and Dating // Kep^axia ф[Л[ад. tl|xt|t:lk6<; тоцод yia tov Iwavvr] ТоиратстоуЛои. Т. A'. A0fva, 191-201.
31. Mari M. 2008: The Ruler Cult in Macedonia // SE. 20, 219-268.
32. Miller S.G. 1988: The Theorodokoi of the Nemean Games // Hesperia. 57, 147-163.
33. Musgrave J., Prag A.J.N.W., Neave R., Lane Fox R., White H. 2010: The Occupants of Tomb II at Ver-gina: Why Arrhidaios and Eurydice must be Excluded // International Journal of Medical Sciences. 7(6), 1-15 (www.medsci.org/v07p00s1.htm).
34. Palagia O. 2008: The Grave Relief of Adea, Daughter of Cassander and Cynnana // Macedonian Legacies: Studies in Ancient Macedonian History and Culture in Honor of Eugene N. Borza / T. Howe, J. Reames (eds.). Claremont (Ca.), 195-214.
35. Palagia O. 2010: Philip's Eurydice in the Philippeum at Olympia // Philip II and Alexander the Great. Father and Son, Lives and Afterlives / E. Carney, D. Ogden (eds.). Oxf., 33-41.
36. Romm J. 2013: [Rev.] A Companion to Ancient Macedonia. 2010; Brill's Companion to Ancient Macedon. 2011 // CW. 106, 3, 539-541.
37. Stieber M. 2006: Further Thoughts on ЕисттиЛод in Euripides' I.T., Vitruvius, and a Late Fifth-century B.C. Inscription from Vergina (SEG 46 (1996) 830) // Philologus. 150, 1, 28-37.
38. Tarn W.W. 1913: Antigonos Gonatas. Oxf.
39. Touratsoglou Y. 1993: The Coin Circulation in Ancient Macedonia (ca. 200 B.C. - 268-286 A.D.). The Hoard Evidence. Athens.
40. Tzalas H.E. 2007: Bronze Statues from the Depths of the Sea // Great Moments in Greek Archaeology / P. Valavanis (ed.). Los Angeles, 342-363.
41. Tziafalias A., Helly B. 2010: Inscriptions de la Tripolis Perrhebie. Lettres royales de Demetrios II et Antigone Doson // SE. 24, 71-125.
42. Zahrnt M. 2006: Amyntas III: Fall und Aufstieg eines Makedonenkonigs // Hermes. 134, 127-141.
43. Tai^ni5ov-Av\avi%n M. 2005: m«k£&ovlkol тафо1 otov Фотка k«l otov Ayio AOavdoao ©ectcto^ovlkti«;. A0fva.
Ю.Н. Кузьмин, кандидат исторических наук, доцент кафедры истории, международного права и зарубежного регионоведения Самарского филиала Московского городского педагогического университета
© 2014 г.
Community and Communication: Oratory and Politics in Republican Rome. Ed. by C. Steel, H. van der Blom. Oxford: Oxford University Press, 2013. XI, 401 p.*
Сборник статей «Общество и общественная коммуникация: ораторское искусство и политика в республиканском Риме» составили материалы Международной конференции, прошедшей в Оксфорде (Великобритания) в сентябре 2010 г. Организаторами конференции и редакторами сборника выступили К. Стил и Г. ван дер Блом, которые в настоящее время работают в университете Глазго над проектом «Фрагменты сочинений римских ораторов эпохи Республики» (Fragments of
* Работа выполнена при поддержке Министерства образования и науки РФ по проекту № 91 в рамках базовой части государственного задания на НИР ЯрГУ
the Republican Roman Orators; FRRO). Констатируя возросший интерес исследователей к проблеме определения роли народа в политической жизни Римской республики, редакторы сборника отмечают: попытки «примирить» сосуществование в ней «демократического» и «аристократического» элементов привели к тому, что внимание ученых сфокусировалось на коммуникации между элитой и массами и на тех институтах, которые выступали площадкой такой коммуникации. Особенно много усилий было в последнее время направлено на изучение contiones (с. 1).
Действительно, именно этот вид общественных собраний, впервые подробно исследованный в монографии Ф. Пина Поло1, привлекает самое пристальное внимание очень многих специалистов, которые сегодня занимаются изучением политической системы Римской республики. Упомянутая оксфордская конференция и рассматриваемый сборник - важная веха в изучении contiones. Из 19 статей издания большая часть либо непосредственно посвящена этому институту, либо отсылает (хотя бы и «между делом») к результатам его изучения. Таким образом, структура и содержание сборника являются хорошей иллюстрацией тезиса о том, что изучение политической коммуникации в Риме эпохи Республики в современных исследованиях очень часто оказывается тесно сопряженным с анализом contiones.
Редакторы сборника Стил и ван дер Блом справедливо замечают, что хотя значение речей в con-tiones для римской политической жизни теперь признано в историографии, остается неясным, насколько эти выступления в действительности влияли на ход событий. Задачу издания редакторы видят прежде всего в том, чтобы восполнить этот пробел (с. 2).
Объем сборника, разнообразие рассматриваемых в нем сюжетов, насыщенность содержания позволяют в рамках короткой рецензии только обозначить основные выводы, сделанные авторами статей. Тем не менее по поводу ряда важных положений, которые содержатся в первых статьях, посвященных более общим вопросам, необходимо будет дать хотя бы краткий комментарий.
Издание включает пять разделов. Первый из них - «Граждане, публичные речи и римская res publica» - открывается концептуальной работой К.-Й. Хёлькескампа (с. 11-28). Автор рассматривает известный сюжет о том, как Цезарю удалось усмирить взбунтовавшихся воинов X легиона подчеркнутым обращением к ним - «Quirites». По мнению исследователя, Цезарь таким путем не только «вернул» мятежных солдат к статусу не находившихся на военной службе, но также демонстративно разорвал связи между ними и собой (с. 13-14). Эффективность смены формы обращения обеспечивалась, однако, не только опасениями легионеров лишиться выгод службы Цезарю. Они осознавали себя гражданами, понимали символическое значение различных форм обращения к ним, а также могли считать легитимными притязания Цезаря на восстановление его dignitas и их собственной libertas путем вооруженного выступления против преступной factio paucorum. Воины Цезаря, - хотя вряд ли когда-либо задумывались над значением и происхождением понятия Quirites, - конечно, помнили о том, что так обращаются к гражданам во время проведения comitia и contiones (с. 14-17).
Хёлькескамп переходит далее к общей характеристике конций. По его мнению, коммуникация -их единственная функция, на что указывают и значения самого слова contio. В такой политической культуре, где собрание граждан представляло собой и публичный форум, и институт принятия решений, речь перед собравшимися на сходку становилась наиболее важным инструментом коммуникации. По мысли Хёлькескампа, поскольку «публика» в таких условиях была тождественна всему обществу, постоянно применялось то, что он называет «риторикой акцентированного прямого обращения» (rhetoric of emphatic direct address), которая находила выражение не только в публичных речах, но и в письменных жанрах, искусстве, многочисленных церемониях, городском ландшафте. Неслучайно в одной из знаменитых эпитафий встречается фраза «consol censor aidilis quei fuit apud vos» (с. 17-19).
Важной функцией такой риторики было создание и поддержание тесной взаимосвязи, консенсуса между оратором и аудиторией. И contio как собрание, и contio как речь были направлены на его достижение. По Хёлькескампу, функционирование конций было основано на «конструировании» и «подтверждении» римской идентичности. Обращение «Quirites» даже к той толпе, которая состояла из случайно выбранной части городского плебса, ветеранов, вольноотпущенников или вовсе из рабов, означало, что к ним апеллировали всегда как к римлянам и как к гражданам. Более того, участники contiones представляли весь римский народ (stand for the whole of the citizen body and the populus Romanus at large), обладавший maiestas и dignitas, что демонстрирует, например, обращение Л. Лициния Красса, консула 95 г. до н.э., к собравшимся на сходку: «Не заставляйте нас рабствовать кому-либо, кроме всех вас вместе (vobis universis), кому служить мы и можем и должны» (Cic. De orat. I. 225; пер. Ф.А. Петровского). Или показывают многочисленные случаи упоминаний в речах в contiones «вашего» imperium, «вашей» res publica и т.п. (с. 19-20).
1 Pina Polo 1989.
На мой взгляд, участники contiones могли представлять римский народ, однако аудитория конций при этом не признавалась тождественной всему populus Romanus, что необходимо учитывать при оценках «идеологической значимости» этих собраний. Обращение «Quirites», конечно, показывает, что слушатели в contiones рассматривались как граждане, как часть народа, но, в отличие от комиций, репрезентативность аудитории конций всегда могла быть поставлена под сомнение. Так, Цицерон сходку, когда она выступает в его пользу (является «настоящей сходкой»), называет местом, где можно увидеть реакцию римского народа (Sest. 106-108), но здесь же говорит о том, что contio и римский народ - не всегда одно и то же (Sest. 114, 127). Кроме того, если принять, что аудитория всякой отдельной contio считалась представлявшей весь populus Romanus, то не вполне ясно, какая contio представляла populus в случае проведения нескольких одновременных contiones2.
Согласно Хёлькескампу, оратор являлся «архитектором» консенсуса, но и аудитория не была пассивной, а выступала активным участником достижения согласия. Взаимозависимость сторон подчеркивалась претензией оратора на то, что он служит квиритам, защищает именно их интересы. В то же время уже сама по себе форма обращения к аудитории подчеркивает дистанцию и особую «асимметрию» между ее положением и положением оратора, что Хёлькескамп называет «риторикой осознан
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.