ПУБЛИКАЦИИ
Славяноведение, № 4
Летом 2003 г. Леониду Александровичу Гиндину (1928-1994) исполнилось бы 75 лет. Наука была для него всем и, прежде всего, средством борьбы с тяжелым недугом, которым он страдал всю жизнь и который накладывал на его существование жесткие ограничения. В последние годы жизни, чувствуя и понимая, что ему отпущено уже совсем немного, он положил все свои силы на то, чтобы довести до публикации все написанное им. Что-то увидело свет еще при жизни Л.А. Гиндина, что-то было издано через несколько лет после его кончины [1]. Поэтому в обширном архиве ученого практически не осталось неопубликованных рукописей. Единственная ненапечатанная работа, которой он в свое время был очень увлечен, - это прочитанный им в 1982 г. на конференции по фольклору в Ленинграде доклад, вызвавший тогда оживленную дискуссию слушателей.
Доклад отражает одну из сторон разнообразных научных интересов ученого, а именно -славистическую проблематику. Хотя в сферу его научных интересов входили, главным образом, вопросы глотто- и этногенеза народов Юго-Восточной Европы и Малой Азии (греки, македонцы, хетты, фракийцы), индоевропеистики и классической филологии, ученого всегда интересовала славистика в тех ее аспектах, где она тесно соприкасается с античной письменной традицией (кирилло-мефодиевская проблематика, античные и раннесредневековые известия о славянах, древнейшее диалектное членение праславянского). Примером подобного исследования и является публикуемый текст доклада 1982 г.
(©) 2004 г. И.А.Калужская
© 2004 г. Л.А.ГИНДИН
ДЕТЕРМИНИРОВАННОСТЬ ДВУХ ПОЕДИНКОВ АЛЕШИ ПОПОВИЧА И ДОБРЫНИ СО ЗМЕЕМ В МИФО-РИТУАЛЬНОМ ОСВЕЩЕНИИ
Настоящее сообщение довольно тесно примыкает к моим работам по гомеровским поэмам (главным образом, Одиссее) [2] и гомеровским гимнам (гимны Аполлону) [3]. Анализируя эпизод "Одиссей у Кирки" (X песнь и смежные XI и XII), я попытался выделить в многомерном пространстве поэтического текста, понимаемого в его прямом смысле, три уровня: ритуально-мифологический, эпический и уровень актуализации, в ряде мест принимающий форму актуально-историческую. При этом новизна подхода выражается в том, что непосредственно в конкретной, данной нам в восприятие словесной ткани текста по большей части с помощью этимолого-семантиче-ского анализа выявляются и оба глубинных уровня. В частности, ритуально-мифологическая подоплека всего эпизода в виде обряда посвящения совершенно точно маркируется двумя стихами Одиссеи: а\"5ра^ 5'ау £7Е\ю\'ТО
уеюгерог, п Паро^ паа\ // ка1 лоМ) каХМоуе^ ка1 егаорааабаг. Эти
стихи могут быть буквально поняты совершенно в рамках упомянутого обряда посвящения: "и мужи [или даже мужами] назад родились [на поверхностном уровне: опять стали] более новыми, чем раньше были, и даже много красивее и могучее на вид". Отталкиваясь от этого толкования, удалось весь эпизод "Одиссей у Кирки" в его конститутивных, так сказать, каркасных, элементах интерпретировать полностью по схеме "Волшебной сказки" Проппа1 с поправкой на устный эпический канон. Более того, по сравнению с западноевропейскими и славянскими сказками, Одиссея дает нам, по-видимому, самую полную версию сюжета, максимально приближенную к сконструированному Проппом по многочисленным сказкам.
Нам показалось целесообразным применить близкую методику к анализу русских былин змееборческого цикла (другими я не занимался), поскольку былины как разновидность эпоса принципиально по своей природе не должны отличаться от мировых эпических образцов. Если двигаться по уровням сверху:
1. Это запись исторических событий (или отклик на исторические события) по канону устного эпического творчества.
2. Этот канон в круге змееборческих былин по необходимости опирается на мифологию обряда посвящения с его контрапунктом в качестве мыслимой временной смерти инициируемого, т.е. проглатывание змеем и затем победа над змеем и т.п. Впрочем, это отнюдь не исключает, что к обряду посвящения была применена еще более старая космологическая мифология, отраженная, как я думаю, в мифе о поединке Зевса с Тифоном - Аполлона с Пифоном и т.д.
Самая полная версия сражения Зевса с Тифоном содержится не у Гесиода (Theog., 820-868), а у Аполлодора (Apd I, 6, 3), затем, с заменой помощников змееборца-Зевса, у Оппиана (вместо Гермеса - Пан) и Нонна Панопольского (у которого выступает Кадм).
Версия включает два поединка. Первый заканчивается либо временной смертью, либо, что то же самое, временным поражением змееборца и, затем, воскресением и окончательной победой змееборца.
В первом поединке Тифон вырывает кривой меч у Зевса и перерезает ему сухожилия на руках и ногах. Затем Тифон относит Зевса в корикийскую пещеру и там прячет сухожилия, завернув их в медвежью шкуру. Но Гермес и Элипан крадут эти сухожилия и вставляют Зевсу, после чего Зевс "оживает" и окончательно побеждает Тифона. Этот сюжет особенно полно по мотивам исследован Фонтенроузом на материале всей греческой традиции.
Два поединка (реже более) с временным поражением змееборца имеются и в типологически сходных эпосах: хеттском (Песнь об Улликумми и др.), Риг-веде (поединок Индры с Вритрой), Махабхарате, в англо-саксонском эпосе о Беовульфе, с которыми уже сравнивались змееборческие былины.
Специально отметив, что смерть, ге8р. поражение, змееборца и, соответственно, удвоение поединка являются неотъемлемым мотивом сюжетной схемы змееборчества, легко можно перейти к интерпретации в том же ключе двойных поединков в былинах об убийстве Добрыней Змея Горыныча и Алешей Поповичем змея-Тугарина.
Пропп в своей книге "Русский героический эпос" (2-е изд. М., 1958) специально рассматривает обе былины. Он следующим образом составляет по разным изданиям полную схему былины о Добрыне:
1 Имеется в виду книга В.Я. Проппа "Исторические корни волшебной сказки" (1946). - И.К.
1) Предостережение матери не купаться в Пучай-реке (удвоение предостережения: не купаться нагим - со стороны девушек);
2) Нарушение запрета;
3) Нападение змея;
4) Бегство слуги с конем и вооружением Добрыни;
5) Победа над змеем с помощью "шапки греческой" с землей;
6) Оставление змея в живых;
7) Нарушение договора змеем - он уносит племянницу князя Владимира;
8) Просьба Владимира;
9) Окончательная победа над змеем.
Вслед за Скафтымовым, Пропп видит в былине две части. Первая заканчивается договором со змеем, затем этот докиевский сюжет "в Киевской Руси принял новые формы и новый смысл". Совершив подвиг не по поручению Владимира, Герой должен был теперь, с вовлечением в киевский цикл, совершить его по поручению Владимира, и далее Пропп заключает: "Так получается удвоение змееборства" (С. 191).
Думается, это справедливо для актуально-исторического уровня с некоторым уточнением вывода глубинных уровней: "Так исторические тенденции облекаются в эпическую сюжетную схему устного канона, включающего два поединка".
Еще рельефнее два поединка выступают в былине об Алеше Поповиче и Тугарине, записанной во второй половине XVIII в. и содержащейся в сборнике Кирши Данилова. Дело обстоит так, что на поверхностном уровне детерминированность канонической сюжетной схемы приводит к кажущемуся абсурду: Алеша убивает Тугарина дважды, один раз в поле и затем второй раз в Киеве, в палатах Владимира. Поэтому Пропп справедливо отмечает: "Уже беглый взгляд на материал показывает, что эти версии взаимоисключаются. Тем не менее соединение их встречается, но оно лишено смысла". Еще дальше идут комментаторы былин в серии "Литературные памятники": в тексте соединены две основные версии былины в их поздних редакциях, «тот, кто сделал это соединение, несомненно имел перед собой различные записи от уроженцев разных мест и не хотел ни помещать в виде отдельных "неисправных" списков, ни жертвовать каким-либо из них. В результате получился алогичный и с повторами текст, в котором Тугарина убивают дважды» (С. 404). Я думаю, это слишком смелая и неоправданная конъектура касательно причин противоречия. Именно такие логические неувязки на поверхностном уровне в поздних записях эпических произведений позволяют проводить внутреннюю реконструкцию (аналогично лингвистическим структурам) и искать причины в предшествующих или более глубоких уровнях текста. Пропп же, оставляя в стороне поиски причин такого противоречия, поскольку он в указанной книге целиком сосредоточил свое внимание не на глубинно-генетических проблемах сюжетов былин, а на их связях с историческими контекстами, т.е., в нашей терминологии, на актуально-историческом уровне, тем не менее осторожно замечает: "Версия о встрече с Тугарином древняя, редкая и вырождающаяся" (С. 207).
Попутно заметим, что Пропп в своих "Исторических корнях волшебной сказки", кажется, также нигде не говорит о двух поединках и временной смерти змееборца, хотя некоторые сюжетные ходы можно толковать таким образом, например, "проглатывание героя и убийство змея как бы изнутри".
Между тем, сюжет былины "Алеша и Тугарин" необычайно примечателен с точки зрения проявления в нем каркасных конструкций более первоначальной, здесь - глубинной схемы:
1) Алеша едет с помощником молодым Екимом (ср. Гермес);
2) Встреча с Каликой перехожим (крестьянин из Илиона - Аполлону);
3) Переодевание в Каликову одежду (травестизм);
4) Первое убийство Тугарина;
5) Снова переодевание Алеши уже в одежду змея (ср., если хотите, проглатывание);
6) Временная смерть Алеши и оживление помощником Екимом с помощью особого напитка;
7) Второе убийство Тугарина.
Мы здесь воздержимся от реконструкции "выродившегося" сюжета, это не входит в задачу, но само собой напрашивается, что в первую встречу Алеша не одолел Тугарина, позднее это было изменено, так как, видимо, плохо вязалось с народным представлением о доблестях Алеши, и затем привело "к взаимоисключающим версиям" - факт сам по себе не редкий в устном народном творчестве и литературе, создаваемой по его канону. Достаточно напомнить, что эпизод у Кирки (X песнь) дублирует катабасис (XIV), что, по мнению некоторых ученых, тоже алогично. Но какими бы ни были сейчас наши домыслы, представляется несомненным следующее: пере
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.