му что для всяких мирских надобностей, а имянно на отправу рекрут, и по неимению своих писцов за написание разных сказок и репортов без збору денег обоитися им было не можно, ежели же мне предписать им, по скольку имянно збирать з души на те расходы, тобы и болше в силу законов подверг себя под наказание»47. С одной стороны, установленные традицией взятки и почести нельзя отменить, потому что дело встанет, с другой - их нельзя и легализовать, потому что закон запрещает. Единственным возможным выходом в этой ситуации становилось следование негласным «правилам», определявшим размеры и ритуальные формы подношения «подарков». В случае же систематического нарушения этих правил у «слабого» (в данном случае крестьянского мира) существовала определённая возможность защитить свои интересы. Фактически крестьянство использовало законы о взятках, чтобы осадить зарвавшихся чиновников.
47 Там же, ф. 304, оп.4, д. 279, л. 13 об.
Должностные преступления в местном аппарате управления первой половины XIX в. (на материалах Вологодской губернии)
Олеся Плех
Official malfeasance in local administration in the first half of the nineteenth century (based on materials of Vologda region)
Olesya Plekh (Institute of Russian history, Russian Academy of sciences)
В последние десятилетия тема злоупотреблений чиновничества привлекает многих исследователей, рассматривающих историю государственного управления. В большинстве случаев учёные приходят к выводу, что именно характер должностных преступлений является одним из показателей качества работы органов государственной власти. Но при этом многие из них сталкиваются с проблемой поиска документальных свидетельств этих правонарушений. В большинстве случаев при характеристике злоупотреблений чиновничества исследователи используют мемуарную литературу либо опубликованную министерством юстиции статистическую отчётность. В настоящей статье предпринимается попытка на основе анализа материалов местных учреждений первой половины XIX в. рассмотреть должностные преступления с позиции особенностей уголовного судопроизводства. Источниковой базой работы стали документы, отложившиеся в Государственном архиве Вологодской области (ГА ВО), а именно протоколы и журналы заседаний уголовной палаты, которые впервые
© 2015 г. О.А. Плех
вводятся в научный оборот. Выбранные источники относятся к категории массовых, что, с одной стороны, осложняет процесс работы с ними, с другой - позволяет раскрыть закономерности и выявить особенности уголовного процесса по делам о должностных преступлениях.
Для должностных преступлений в уголовном праве первой половины XIX в. устанавливался особый порядок расследования и рассмотрения. Такие дела были подсудны уголовным палатам, а преступления губернаторов, губернских предводителей дворянства и прокуроров, председателей губернских палат относились к подсудности Сената1. В ходе работы было выявлено и проанализировано 679 следственных дел, рассмотренных Вологодской палатой уголовного суда за 1802-1850 гг., что составляет не менее 95% всех дел о должностных преступлениях, которые прошли через данное судебное учреждение за первую половину XIX в. Следственные дела могли включать несколько противоправных деяний: в 249 случаях из 679 в обвинение ставилась совокупность преступлений. Таким образом, общее количество зарегистрированных должностных правонарушений составляет 1 013, что на треть превышает число следственных дел.
Согласно закону, разбирательство любого уголовного дела проходило три стадии: следствие, суд и исполнение приговора. Последний этап не отражался в документах уголовной палаты, поскольку его реализация находилась в компетенции полицейских учреждений. Рассмотрим ключевые моменты первых двух стадий на конкретном историческом материале. Отправной точкой для производства следствия являлась регистрация сообщения о преступлении. В законодательстве давался подробный список поводов к началу дела о должностном правонарушении2, которые можно объединить в несколько категорий: 1) жалобы и доносы частных лиц; 2) предписания начальства и рапорты должностных лиц; 3) рассмотрение отчётной и текущей документации; 4) ревизии местных учреждений. Остановимся подробнее на каждом из указанных оснований.
По моим подсчётам, по жалобам частных лиц было возбуждено около трети всех следственных дел. 87% общего числа таких жалоб на незаконные действия должностных лиц принадлежали государственным крестьянам. Почти все их жалобы касались превышения властных полномочий чиновниками или незаконных поборов. Сообщать о должностном преступлении закон позволял в любой орган управления, но, как правило, частные лица предпочитали обращаться либо к уездным стряпчим и прокурорам, либо непосредственно к губернатору и губернскому правлению. С появлением палаты государственных имуществ, которая начала функционировать в Вологодской губ. с 1 мая 1839 г.3, крестьяне стали подавать жалобы через окружных начальников.
Материалы следственных дел свидетельствуют, что местные учреждения (речь идёт об уездных органах), не очень охотно принимали жалобы на служащих. Когда чиновники не были заинтересованы в раскрытии преступления, они всячески препятствовали началу разбирательства по делу. За попытку принести прошение, неугодное должностным лицам, доносителя могли попросту высечь4. А в случае, если жалобу принимали к рассмотрению, не исключался
1 Свод законов Российской империи, повелением государя императора Николая Павловича составленный. Т. 15. Свод законов уголовных. СПб., 1842. С. 287.
2 Там же. С. 288.
3 Вологодские губернские ведомости. 1839. № 19. С. 152.
4 См.: ГА ВО, ф. 177, оп. 1, д. 96, л. 124-136.
риск случайной или умышленной «утраты» документов5. Благоприятные условия для этого создавало хаотичное ведение делопроизводства, позволявшее без серьезных последствий скрыть принятое заявление о должностном преступлении или уничтожить материалы следствия6. Сенаторы и генерал-губернаторы, в разное время ревизовавшие Вологодскую губ., всегда упоминали в своих отчётах о беспорядках в канцеляриях местных органов власти7. В 1820 г. генерал-губернатор А.Ф. Клокачёв обнаружил, что одни учреждения утаивали дела и не обозначали их в документах, другие, в том числе губернское правление, -просто не вели настольных реестров входящих бумаг8. Наладить канцелярский порядок административными методами в условиях существовавшей системы управления было невозможно. Предписания начальства с требованиями устранить нарушения воспринимались должностными лицами как необязательные для исполнения рекомендации, поскольку они не подкреплялись никакими санкциями и ответственность за их игнорирование не наступала.
Факты умышленной утраты документов обнаруживались крайне редко, а в случае, если это происходило, следствие обычно не могло установить виновников. Так, в 1849 г. суду уголовной палаты был предан секретарь городовой ратуши, обвиняемый в утрате более 100 дел и входящих бумаг. В похищении документов он не признался, и доказательств его вины не выявили. В итоге обвиняемый получил лишь выговор «за беспорядочное ведение делопроизвод-ства»9. Но если лица, виновные в утрате документов или сокрытии материалов уголовного дела, всё же обнаруживались, суд принимал во внимание их объяснения, якобы свидетельствующие об «отсутствии злого умысла» в их действиях и прибегал к тем же выговорам10, и только в очень редких ситуациях - к увольнениям. Таким образом, практика смягчения ответственности приводила к одному результату - страх наказания за сокрытие бумаг, а вместе с ними и преступлений, на служащих не действовал.
Утаивать все правонарушения местные чиновники, конечно, не могли, и им приходилось принимать к рассмотрению сообщения о преступлении, так как всегда находились такие доносители, которые при необходимости проходили все инстанции, чтобы добиться регистрации своей жалобы. Так, зимой 18291830 г. «комиссионер 9 класса» Соколов, заметив незаконные вырубки леса, поспешил доложить об этом окружному лесничему и земскому суду. Однако местные чиновники не были заинтересованы в проведении расследования, поскольку принимали непосредственное участие в покрывательстве хищения леса. Соколов, не успокоившись, представил донос казённой палате и губернскому правлению, и следственное дело всё-таки пришлось возбудить11. И хотя невнимательное отношение к жалобам населения не наказывалось строго, а уголовная палата обычно ограничивалась выговорами, как было и в описанном случае, риск быть привлечённым к ответственности всё же сохранялся.
5 См., например: Там же, д. 79, л. 839-848 об.; д. 88, л. 315-360; д. 138, л. 415-418; д. 169, л. 221-225 об.; д. 242, л. 1287-1291 об.
6 См.: например: Там же, ф. 177, оп. 1, д. 88, л. 315-360; д. 138, л. 415-418; д. 169, л. 221225 об.; д. 242, л. 1287-1291 об.
7 См.: Там же, ф. 177, оп. 1, д. 116, л. 1028-1044 об.; д. 242, л. 1451-1455а об.; РГИА, ф. 1263, оп. 1, д. 156, л. 236 об.-239; д. 256, л. 201-202 об.; ф. 1286, оп. 2, д. 32, л. 8 об.; ф. 1341, оп. 32, д. 768а, л. 1 об.-69; ф. 1405, оп. 28, д. 2513, л. 134 об.-139.
8 См.: ГА ВО, ф. 14, оп. 1, д. 516, л. 2-17 об., 19-23 об.
9 Там же, ф. 177, оп. 1, д. 256, л. 116-116 об.
10 См.: Там же, д. 186, л. 920-922; оп. 3, д. 132, л. 1-1 об., 42.
11 См.: Там же, оп. 1, д. 142, л. 525-535.
В случае, когда все возможные правовые механизмы внутри губернии были исчерпаны, жалобщики могли дойти с прошением и до центральных органов власти. Ярким примером тому служит дело о незаконных поборах чиновников в удельных волостях Тотемского уезда, рассматривавшееся уголовной палатой 4 декабря 1828 г. Сначала крестьяне попытались донести о взятках губернатору, но он переслал жалобу на рассмотрение управляющему удельной конторой, который сам являлся одним из главных правонарушителей. Попытки удельных чиновников замять это дело привели к тому, что в селениях начались волнения, которые были подавлены с помощью солдат. Однако один из крестьян добрался до столицы и подал жалобу в Сенат. В результате в 1827 г. с ревизией удельного управления прибыл сенатор И.С. Горголи, отдавший п
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.