Довженко Александр.
Дневниковые записи. 19391956 / Российский государственный архив литературы и искусства, Центральный государственный архив-музей литературы и искусства Украины; сост.: В.В. Забродин, Е.Я. Марголит; подгот. текста: В.В. Забродин, А.Л. Евстигнеева (рус. яз.); С.В. Тримбач, Е.Е Чугунова (укр. яз.); пер. с укр. Е.Е. Чугунова; науч. коммент.: В.В. Забродин, Е.Я. Марголит; вступит. ст.: Т.М. Горяева, А.Л. Евстигнеева, Е.Я. Марголит, С.В. Тримбач. Харьков: Изд-во «Фолио», 2013. - 878 с. -2000 экз.
Рецензируемое издание дневниковых записей Александра Петровича Довженко (1894-1956) - кинорежиссера, сценариста, писателя, публициста советской поры, стало совместным проектом российских и украинских архивистов*. Идея возникла в 2008 г. и не без трудностей политического, финансового и технического характера была реализована только в 2013 г. усилиями творческого коллектива Российского государственного архива литературы и искусства (РГАЛИ) и известных киноведов, историков кино и кинокритиков В.В. Забродина, Е.Я. Марголита, С.В. Тримбача.
Данный исторический источник назван подготовителями этой
документальной публикации
«дневниковыми записями». На самом деле хранящиеся в РГАЛИ 25 тетрадей за 1941-1954 гг. (они пронумерованы самим А.П. Довженко) представляют собой сложное произведение, состоящее из нескольких вполне самостоятельных информационных блоков. Первый из них - это собственно традиционные дневниковые записи об увиденном, узнанном и сразу зафиксированном. Они
немногочисленны, но важны - от записей о встречах Довженко с И.В. Сталиным и Н.С. Хрущевым до увиденного автором на полях сражений Великой Отечественной войны, бесед с коллегами по цеху кинематографистов и литераторов, украинскими крестьянами, строителями. Второй блок - по существу мемуары о прожитом и пережитом. И, наконец, третий, преобладающий, -записи о творческих планах, наброски его произведений (сценариев, рассказов, выступлений и т.д.), нередко повторяющиеся в разных вариантах и даже редакциях. И в каждом из этих информационных блоков с беспощадной откровенностью отражены переживания автора в реальных жизненных обстоятельствах, позволяющие понять и само время, и осознание его автором, что придает документу особую
источниковую значимость.
Дневниковые записи А.П. Довженко последовательно раскрывают несколько периодов в его творчестве и отношениях с властью. Первый - военные годы, когда он, уже всемирно известный режиссер и сценарист (его фильм «Земля» в 1930 г. имел в Европе триумфальный успех, а фильм «Щорс» в 1940 г. принес ему Государственную премию СССР), делает наброски десятков рассказов, повестей, пьес, сценариев, публицистических статей, разрабатывает для Н.С. Хрущева, первого секретаря ЦК КП(б) Украины, планы патриотического воспитания в условиях войны, убеждает его учредить орден Богдана Хмельницкого и т.д. 28 августа 1943 г. в творческой судьбе режиссера и писателя происходит важное событие: Довженко прочитал Хрущеву сценарий фильма «Украина в огне», который тому «очень понравился, и он выразил мнение о необходимости издания его отдельной книжкой на русском и украинском языке» (С. 259). Через несколько дней и Г.М. Маленков, тогда секретарь ЦК ВКП(б), согласился с тем, что произведение надо напечатать «все целиком и немедленно» (С. 262). А 6 октября того же года Довженко
завершает работу над фильмом «Битва за нашу Советскую Украину», в котором не мог отойти «от трагической правды - от разрушения Украины немцами, а порой и нами в силу тяжелых безвыходных обстоятельств» (С. 261).
Но опала последовала не за этот фильм. 26 ноября 1943 г. Довженко узнает, что Сталин запретил печатать киноповесть «Украина в огне», в которой художник подверг ревизии ряд догм, в том числе тезис о превалировании интернационально-классового самосознания над национальным: «С[талин] возмущен мной, а за ним и Х[рущев], что они по неумению прощать никогда не забудут мне ошибки "Украины в огне", приписывая мне тайную враждебность к политике партии, и что в моей жизни начнутся грустные и невеселые изменения» (С. 273). Наступил очередной период в жизни художника. Правда, он пока не сдается, уже 5 декабря 1943 г. решает написать сценарий «о людях простых, обычных, тех самых, что зовутся у нас широкими массами, которые понесли самые тяжелые потери на войне, не имея ни чинов, ни орденов» (С. 282). Бесполезно. Об этом свидетельствует дневниковая запись от 31 января 1944 г.: «...был привезен в Кремль. Там я был изрублен на куски, и окровавленные части моей души были разбросаны на позор и глумление по всем сборищам» (С. 333). С тех пор вокруг режиссера образовалась пустота. В феврале 1944 г. его исключили из Всеславянского комитета, вывели из состава Комитета по Сталинским премиям, сняли с должности художественного руководителя Киевской киностудии. 7 августа 1945 г. он записывает: «Я уже мертв. И все, что я делаю, и везде, куда хожу, я хороню и оплакиваю себя» (С. 353).
Очередной период - конец 1940-х -начало 1950-х гг., когда Довженко получает высочайшее задание отразить в книге и фильме одну из послевоенных строек социализма - возведение Каховско-Крымского гидроузла и канала. И вновь, как в 1942 г., он мечтает создать
нечто выдающееся, записывая в ноябре 1952 г.: «Или я создам нечто очень чистое и высокое, чего никто еще не создавал, до чего никто не поднимался в мыслях и чувствах, или скоро умру» (С. 702). Однако мартовско-июльские события 1953 г. ставят крест на новом замысле художника. Он оплакивает смерть Сталина, поражен «злодействами» Берии, не раз унижавшего его человеческое достоинство и творчество, и, самое главное, узнает: «Запрещена моя недописанная "Каховка". Все, что я придумал для нее, что пережил, собрал, все достояние опыта и художественного синтеза, и образы, возникшие уже в непосредственной жизни, - все свидетельствовало и звало к самому сильному и величественному моему кинопроизведению» (С. 705).
Казалось бы, его снова постигла творческая, а за ней и личная катастрофа. Но опалы не последовало, как нет и упоминаний в дневниковых записях этого периода о встречах со своим былым покровителем Хрущевым. Тем не менее Довженко официально признан и как художник, и как администратор. Он монументален, деловит, снисходителен к коллегам по литературному и кинематографическому цеху и даже к своим бывшим врагам.
Ныне этот источник привлекает нас не только темой взаимоотношений художника и власти. События на Украине актуализируют еще одну тему, пронизывающую дневниковые записи Довженко, - это судьба Украины и украинского народа.
30 июня 1945 г., после того как стало известно, что в результате советско-чехословацкого договора Закарпатье войдет в состав советской Украины, Довженко записывает: «Сегодня, в субботу 30^1-45 случилось большое событие в жизни моего народа. В первый раз за тысячу лет, за всю свою несчастливую историю объединился он в одну семью. Нет в мире второго народа с такой безмерно ужасной судьбой. Нет и не было в Европе большего пасынка второго, чтобы так был унижен во всех
своих правах в пользу подлых конъюнктур» (С. 342).
И в этот же день, словно преодолевая эйфорию от происшедшего, он с тревогой за будущее воссоединенной Украины размышляет: «Объединились все украинские земли. Будет одно стадо и один пастырь. Все теперь будем одинаковые. Не будем уже ни польским быдлом, ни румынским, ни чешско-венгерским. Не будем презирать галичан за то, что они лучше и культурнее, чем мы. Галичане не будут бояться нас за то, что мы большие и жестокосердные несамостоятельные люди, не европейские и не азиатские. Узнаем Закарпатскую Украину, о которой у нас не было написано ни одной книжечки, ни одного рисуночка, ни одной весточки. Жили мы рядом тысячу лет, не сказав друг другу ни слова, мы, по меньшей мере, "великие" украинцы. Оденем прекрасную Буковину, живописную славянку, в этот церабкооповский бушлат, землистый, крысиного покроя, вышлем
мягкосердечное и слезливое, обвиним наказанных и вышлем в Сибирь, и будем тихонько ненавидеть друг друга и топить, перевыполняя план при всякой возможности! И будет нас много опять, как никогда по горам по долам, ой будет нас, братья мои, по чужим далеким восточным украинам» (С. 344).
В этих двух записях, сделанных в один и тот же день, отражены два лика Довженко. Довженко-художник, патриот Украины, приветствует случившееся, руководствуясь чувством. Довженко-политик мечтает о полной государственной самостоятельности большой республики СССР, но задаваясь вопросом, как объединить доставшийся Украине конгломерат разных общностей.
Новейшая история, в понимании Довженко, усугубила трагедию украинского народа. Сильный демографический и интеллектуальный ущерб нанесли ему голод и репрессии 1930-х гг., а Великая Отечественная война вообще поставила на грань выживания. Отступая и наступая вместе с советскими войсками от Киева и до
Киева (в годы войны Довженко был военным корреспондентом), он сражен, раздавлен увиденным на Украине. И дело не только в разрухе. Украинский народ, констатирует Довженко, на краю гибели. Он принял на себя основной удар войны и понес чудовищные человеческие потери. Как украинец, Довженко ощущает это особенно остро. Сквозь строки его страстных, вне сомнения, честных записей будто бы читается мысль о том, что большая страна под названием СССР не только не знает, но и не способна оценить жертвенность Украины в борьбе с очередным иноземным нашествием. Он особо подчеркивает эту жертвенность в своих произведениях - публичных (как в фильме «Битва за нашу Советскую Украину»), и неопубликованных (как в запрещенной киноповести «Украина в огне»). В одной из записей 1942 г. он задается вопросом: «Что же будет с нашим народом? Выживет ли он в этой страшной войне или погибнет от немцев, от болезней, от вшей, от голода, издевательств и пыток, и придут свои, и будет гибнуть он от расстрелов и ссылок за участие в сотрудничестве» (С. 61).
Неудивительно, что среди жертв войны он видит лишь украинцев. Комментируя поражение советских войск под Харьковом в 1942 г., Довженко не сдерживает не только эмоций и чувс
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.