Славяноведение, № 3
Э.Г. ЗАДОРОЖНЮК. От крушения Пражской весны к триумфу «бархатной» революции. Из истории оппозиционного движения в Чехословакии. Август 1968 - ноябрь 1989 г. М., 2008. 440 с.
История Пражской весны 1968 г. и августовской военной акции, положившей конец одному из наиболее интригующих социальных экспериментов XX в., неоднократно становилась предметом детального изучения в отечественной историографии. В меньшей мере это можно сказать про период «нормализации», связанный с именем Г. Гусака, около двух десятилетий стоявшего во главе двуединого государства. Отношение чехословацкого общества 1970-1980-х годов к проводимой контрреформаторской политике, его реакция на жесткое выкорчевывание властью любых попыток приблизить к реальности идеалы «социализма с человеческим лицом» рассматривались прежде всего в обобщающих трудах по истории Чехии и Словакии, в первую очередь в работах Э.Г. Задорожнюк. Опубликованная ею же фундаментальная монография об истории оппозиционного движения в Чехословакии не только восполняет имеющуюся в нашей исторической науке лакуну, но является важным вкладом в осмысление опыта восточноевропейского реального социализма, ставшего достоянием истории на рубеже 1980-1990-х годов (с крахом СССР и биполярной системы мира), но связанного многими нитями с современностью.
Как показывает Э.Г. Задорожнюк, движение за обновление социализма, начавшись в недрах Коммунистической партии Чехословакии (КПЧ) и охватив большую часть ее верхушки, в один день, 21 августа, превратилось по сути в оппозиционное. «Социализм с человеческим лицом» пришлось защищать от иного социализма, навязываемого извне. Логика военного вторжения в принципе была несовместима с логикой продолжения реформ, и осенью 1968 г. прежде реформаторски настроенные силы в руководстве КПЧ, бу-
дучи связанными положениями протокола, подписанного в конце августа в Москве, не только не могли возглавить борьбу за сохранение доавгустовского курса, но в ряде случаев объективно были вынуждены действовать заодно с консерваторами и со временем по сути дела превращались в проводников советской линии, хотя и совсем не готовых к этой роли в силу субъективных причин.
Первые проявления открытого выражения формировавшейся оппозиции автор связывает со студенческими выступлениями конца октября 1968 г., приуроченными к празднованию 50-летнего юбилея Первой Чехословацкой республики. В декабре того же года имели место солидарные действия студентов, рабочих и интеллигенции, что ярко продемонстрировало вектор дальнейшего развития протестного движения. Решительная позиция молодежи, выступавшей против начавшейся «нормализации», расходилась с установками не только консервативной части партийно-государственного аппарата, но в целом и с позицией недавних реформаторов, послушно выполнявших под жестким прессингом Москвы взятые на себя обязательства и по сути дела смирившихся с присутствием иностранных войск на территории Чехословакии. Дороги студентов и реформ-коммунистов начали уже в это время расходиться. Если общественность, не парализованная Московским протоколом, выражала солидарность с манифестантами, то реформаторские власти во главе с Дубчеком не только призывали их к спокойствию и порядку (может быть резонно полагая, что излишний радикализм помешает спасти хотя бы некоторые из завоеваний Пражской весны), но применили 28 октября дубинки против демонстрантов. После этого им уже было трудно убедить общество в
своей приверженности январскому курсу. Не только студенты, но и профсоюзные активисты обвиняли Дубчека и реформаторское течение в партии в предательстве провозглашенных ими же идеалов. Таким образом, руководство КПЧ постепенно теряло авторитет, который оно приобрело в месяцы Пражской весны. В каких бы сложных объективных условиях ни находились после августа чешские коммунисты-реформаторы, вероятно можно согласиться с приведенной в книге жесткой оценкой известного историка В. Пречана о том, что исходной точкой «нормализации», процесса «восстановления порядка» явилась «малодушная и капитулянтская политика, растранжирившая успех августовского общенародного движения сопротивления против советского решения чехословацкого вопроса». Политика, по сути дела работавшая на самоуничтожение чехословацкой реформ-комму-нистической элиты, взявшей на себя непосильную задачу - убедить Кремль в способности контролировать ситуацию в соответствии с его ожиданиями, а чехословацкое общество в якобы сохранявшейся возможности спасения реформ.
Тем не менее, как показывает Э.Г. За-дорожнюк, период вплоть до смещения А. Дубчека с поста лидера партии (апрель 1969 г.) характеризовался не только легальными формами сопротивления, но и готовностью властей к диалогу с оппозиционно настроенной частью общества, в первую очередь со студентами. Только с конца весны 1969 г., после острого проявления массовых антисоветских настроений во время матчей советских и чехословацких хоккеистов, режим «нормализации» окончательно отказался от попыток диалога с оппозицией, предпочтя действовать лишь силовыми методами. Легальная оппозиционная деятельность в новых условиях становилась невозможной. После весеннего наступления консервативных сил на завоевания Пражской весны чешское общество погружалось в глубины деморализации, в нем доминировали настроения беспомощности, безысходности, депрессии и смирения, решимость оппозиционных кругов публично выражать свою волю была ослаблена. Как
вспоминает В. Гавел в интервью, опубликованном летом 2008 г. в «Новой газете» (№ 43, с. 14), «с драматической, психологической точки зрения было интересно наблюдать, как люди менялись, изменяли себе. В 69-м году появились первые политзаключенные, и мы составили петицию с требованием их освобождения. Я собирал под этим обращением подписи, многие отказывались подписываться и объясняли свой отказ незамысловато: мол, достаточно настрадались и хотят жить спокойно. А некоторые вообще назвали петицию провокацией».
Не всегда плодотворным был поиск новых форм протестной активности, сводившийся иной раз к жестам отчаяния (акт самосожжения в начале 1969 г. студента Я. Палаха, призванный разбудить чешскую общественность, не только проникшуюся конформизмом, но начавшую привыкать к утрате свободы). Оппозиция не могла заручиться активной общественной поддержкой, обрекаясь тем самым на крайнюю узость и уже в силу этого на нелегальное положение. Только в годовщину интервенции, 21 августа 1969 г., удалось на несколько часов восстановить атмосферу единства, солидарности и решимости, характерные для августа 1968 г.
Размышляя над причинами слабой общественной поддержки оппозиционных движений 1970-х годов, автор справедливо отмечает временный, хотя и совсем недолгий успех политики экономического патернализма в Чехословакии. Правительству уже в начале 1970-х годов удалось стабилизировать экономическое положение, в дальнейшем динамика развития экономики пока еще позволяла наряду с использованием резервов и ограничением инвестиций в модернизацию производства поддерживать относительно высокий по меркам СЭВ жизненный уровень. Существовали определенные социальные гарантии. Режим «нормализации» заключил с большинством населения негласный «общественный договор»: некоторые его слои использовали растущее число материальных благ в обмен на аполитичность и своеобразный прагматизм. Таким образом, в Чехословакии имели место, хотя в целом и малоудачные, попытки создать
потребительский социализм, витрину социализма в плане потребления. (Здесь интересно было бы более развернуто провести параллели с соседней Венгрией, в которой власти с еще большей последовательностью ставили аналогичные задачи, хотя методы обращения с оппозицией были мягче чехословацких: Кадар и его окружение считали зазорным и нецелесообразным использовать лиц интеллектуального труда в качестве дворников и истопников, видя в этом признак слабости режима. Этим людям, как правило, находилось место на обочине официальной культурной жизни - так, европейски известный политический мыслитель ле-волиберального толка И. Бибо после освобождения в 1963 г. работал до выхода на пенсию научным сотрудником библиотеки венгерского ЦСУ; решение об этом было принято на уровне Политбюро.) Вообще же, говоря о социальной базе режима нормализации, надо иметь в виду, конечно же, не только элиту гусаковского режима, состоявшую из людей, сделавших в своей карьере ставку на Москву. Формируется мощный слой чиновничества и служилой интеллигенции, пришедший на освободившиеся в 1969-1970 гг. вследствие чисток многочисленные места и заинтересованный в сохранении норма-лизационного режима, именно этот слой составлял едва ли не главный гарант его внутренней стабильности. Проблема смены поколений, приобретшая в Чехословакии крайне своебразный и уродливый характер, сохранялась и после падения в 1989 г. режима нормализации - более молодые, выдвинувшиеся в 1970-е годы в различных областях, не были заинтересованы в возвращении «шестидесятников», и это накладывало отпечаток на всю общественную жизнь в Чехии (в меньшей степени в Словакии).
Как бы там ни было, реальных сдвигов в повышении эффективности экономики в Чехословакии, как и в других странах блока, не было. Продолжалась стагнация. Режим «нормализации» добился от общества необходимого власти имущей состояния политической анемии, но оказался неспособен на динамичное экономическое развитие, что в исторической перс-
пективе означало все большее отставание от Западной Европы, в том числе в плане жизненного уровня. С трудом заключенный негласный «общественный договор» должен был неминуемо потерпеть крах. С другой стороны, как убедительно доказывает автор, уровень жизни не был настолько невыносим, чтобы давать повод людям (и в том числе рабочим) для каких-то радикальных выступлений, подобных тем, что периодически происходили в соседней Польше. Более или менее сытые граждане не проявляли склонности к авантюрам и социальным потрясениям, как бы подтверждая слова, сказанные еще Н.С. Хрущевым в основном применительно к Чехословакии на заседании Президиума ЦК КПСС 24 октябр
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.