ТЕОРИЯ И МЕТОДОЛОГИЯ ИСТОРИИ
Н.А. Хачатурян
ЭПИСТЕМОЛОГИЯ ИСТОРИИ ИСТОРИЧЕСКОГО ЗНАНИЯ
(к постановке вопроса)
В качестве научной дисциплины историография имеет собственный предмет изучения, содержание которого составляют человеческие знания об обществе и человеке в рамках этого общества1. Их совокупность упорядочена определенными принципами, гипотезами, теориями. Последние призваны не просто суммировать результаты познания, но объяснить природу и качество осмысления человечеством пережитого им опыта исторического развития. Чтобы не превратиться в простую библиографию исторических сочинений, эта область знаний должна ответить на вопрос "почему" и "как" возникли и менялись понимание и оценки происходящих или уже происшедших в более или менее отдаленные времена событий и человеческих поступков.
Иными словами, историография реализует свою структуру исторических знаний, в которой (как и положено структуре) имеются непременные, постоянно повторяющиеся компоненты, скрепленные сущностной внутренней связью. Ими являются:
а) эмпирический базис науки, т.е. все пространство накопленного за многие столетия исторического познания;
б) языковое, и в том числе понятийное выражение науки;
в) философия науки - в данном случае это методология исторического познания, способ видения исторического процесса и подходы к его анализу;
г) методика исторического исследования - приемы и техника работы с источниками, демонстрирующие уровень критического анализа.
1 В двойном содержании термина "историография" - собственно историописание и его история - объектом преимущественного внимания в статье избран последний из обозначенных смыслов. В статье использованы материалы спецкурса по истории медиевистики, читаемого автором на историческом факультете МГУ.
Внутреннее единство этих компонентов во времени и пространстве определялось развитием общества и человека (homo faber), действующего и созидающего в материальной и духовной сферах его жизни. Поэтому, как и в случае с собственно историческим анализом - первым и непременным условием историографического исследования является оценка его конкретно-исторического контекста, что позволяет нам видеть в развитии историографии относительно крупные этапы.
Настаивая на автономности историографии как научной дисциплины, нельзя не отметить факта ее близости, даже слитности со смежными областями исторического знания, как прежде всего в случае с собственно научной историей, занятой изучением исторического процесса. Являясь ее органической частью, историография, оценивая с большим или меньшим успехом специфику и результаты процесса исторического познания, сама, в свою очередь отражает последний, иногда способствуя ему, или, наоборот, тормозя его (возможным консерватизмом или субъективизмом и политизированностью позиций).
Историография неизбежно пересекается с источниковедением, поскольку любой объект ее изучения как результат исторической рефлексии в большей или меньшей степени может рассматриваться в качестве источника собственно истории - общества, государства, общественного сознания или политической мысли.
Что касается психологии, то, изучая исторические рефлексии, историография неизбежно сталкивается с проблемами человеческого сознания в целом - социальными и природными особенностями людей, а также с их индивидуальными особенностями. Некоторые из природных качеств человеческого ума (не всегда лучшего свойства) оказывают весьма заметно влияние на эволюцию исторического знания.
Источниковедение и историографию обычно называют вспомогательными по отношению к исторической науке областями знания. Подобное определение не умаляет значимости названных дисциплин, подчеркивая лишь целевое назначение их развития -в конечном счете - для постижения истории и, следовательно, для той науки, которая занимается этим по преимуществу и не может без них существовать. Обе упомянутые дисциплины возникли на определенном уровне исторических знаний, обретя относительно самостоятельные формы существования. В медиевистике точкой отсчета для источниковедения стал XVII век и творчество школы эрудитов, хотя элементы работы с источником начали формиро-
ваться существенно раньше, по крайней мере, с эпохи гуманизма. Буквальный взрыв интереса к письменным документам в XVII в. имел своим результатом усложнение техники исследования: потребовалось специальное осмысление и обучение приемам работы с документом. В широком смысле слова источниковедение включит в себя такие дисциплины, как палеография, нумизматика, сфрагистика, генеалогия, дипломатика и т.д.
Возможность относительно самостоятельного существования историографии предполагало заметное усложнение исторического сознания, развитие направлений исследовательского поиска, оформление научных позиций, связанных не только с политическими пристрастиями или антипатиями, но с осознанными подходами к анализу. С этой точки зрения, о начале историографии следует говорить в связи с превращением самой истории в науку в собственном смысле слова. И хотя в том же XVII в. возникшее в философской и политической мысли направление "социальная физика" (Г. Гроций, Т. Гоббс) несло в себе осознанное желание отказаться от простого накопительства фактов и заняться изучением законов исторического развития, - только XIX век стал рубежным для исторического знания. Именно в этом веке появляются и первые историографические обзоры. Одним из них стал обзор первого отечественного медиевиста Т.Н. Грановского, создавшего новаторскую по тем временам целостную картину мировой исторической науки - с определением ее предмета, назначения, места среди других наук и этапов развития с древнейших времен до середины XIX в., философская и историческая мысль которого сформировали, по его мнению, подлинную "всеобщую историю" благодаря идее органического развития2.
В 1896-1897 гг. Ш.-В. Ланглуа и Ш. Сеньобос в курсе лекций, впервые прочитанном в Сорбонне, попытались взглянуть со стороны на путь, который прошла французская историческая наука в XIX в. Их "Введение в изучение истории" (1892) стало любопытным обобщением итогов исследовательского опыта позитивизма и в первую очередь его модели "объективного знания"3.
Наконец, в первой трети того же века под пером Гегеля появляется текст "Разум в истории" (1828 г.), который в литературе
2 Грановский Т.Н. О современном значении и состоянии всеобщей истории (1852 г.) // Грановский Т.Н. Соч. М., 1856.
3 Langlois Ch., Seignobos Ch. Introduction aux études historiques. P., 1892 (пер. на рус. яз.). Ланглуа Ш., Сеньобос Ш. Введение в изучение истории. СПб., 1899 (новое изд.: 2004).
оценивается в качестве первого варианта учебника по эпистемологии4. Автор дал в нем усложненное понимание предмета науки, изучающей историю. Последняя, по его словам, не предоставила нам "живой реальности, в которой мы могли бы принять участие", поэтому для ее реконструкции историк вынужден прибегать к рефлексии. Так великий философ угадал и осмыслил сущностную особенность творчества историка - его "субъективную активность". Позже, уже к концу XIX в. и далее в XX столетии эта особенность станет объектом пристального внимания в развитии исторического познания и отношения ученых-историков к ней.
Историографическую традицию, однако, следует признать весьма хрупкой и уязвимой. Историограф, в отличие от историка, почти всегда имеющего возможность хотя бы на время укрыться в тихой гавани фактов, вынужден включать философию общественного знания в объект своего изучения, если он не хочет ограничиться простым перечислением авторов и их сочинений.
Тем не менее общими усилиями европейских медиевистов, и в частности заметного вклада в эту область знания отечественных специалистов, историография обрела необходимую для автономного существования полноту уже в XIX в.5
Главный вопрос, на который должна ответить историография, сводится к оценке степени достоверности того проекта реальности, который был создан тем или иным исследователем или школой исследователей. Признавая относительность познания, историография тем не менее способна оценить больший или меньший успех предпринятых учеными попыток, результативность которых определяется в конечном счете как методологией исследования, так и инструментарием и техникой анализа. Более того, выглядит праздным вопрос, который из компонентов в этой связке является "ведущим". Конечно, изменения в методологии анализа готовятся накоплением фактов, расширением пространства источников и новыми методиками. Несомненно, однако, и другое, а именно, что
4 Guerreau A. Le Féodalisme. Un horizon théorique P., 1980. P. 60.
5 Fustel de Coulanges N.D. De la manière d'écrire l'histoire en France et en Allemagne // Questions historiques. P., 1893; Гиро П. Фюстель де Куланж. СПб., 1898; Виноградов П.Г. Фюстель де Куланж. Итоги и приемы его ученой работы // Русская мысль. 1890. № 1; Он же. Очерки западноевропейской историографии // Журнал Министерства народного просвещения. 1883, № 8-12, 1884, № 1-2, 6-8, 11; Freeman E. The methods of historical studies. L., 1884 (рус. пер.: Фримен Э. Методы изучения истории М., 1893); FroundL.A. The Evolution of British Historiography from Bacon to Namier. N.Y., 1964; КареевН.И. Основные вопросы философии истории. М., 1893.
предвосхищение новых горизонтов в сознании историков может сыграть роль запроса и импульса, диктующих и стимулирующих оформление новой методики.
Историография обнаруживает неоднозначный и нелинейный характер в целом кумулятивного процесса развития исторических знаний. Присущая ему тенденция восхождения реализуется не только через обретения, но отступления и потери, сопровождаясь явлениями, которые в науке принято называть кризисами. Наиболее крупные из них были ознаменованы принципиальными изменениями в той самой связке компонентов познания, которые являются его движущими факторами - в методологии и методике исследования. Эти объективные и, казалось бы, естественные результаты развития науки, вызывающие ломку в историческом сознании, как правило, бывают обременены "субъективной активностью" историков. Не случайно известный ученый К. Яс
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.