ОБСУЖДАЕМ, СПОРИМ...
С. А. КАРПУХИН
Самара
Еще раз об изучении глагольного вида в средней школе
В статье говорится о недостатке объяснительной силы используемых в школьной грамматике аспектуальных дефиниций; для улучшения изучения категории вида предлагается смена теоретических установок и соответствующая их реализация на уроках.
Ключевые слова: семантический инвариант вида; внешний и внутренний контекст; оппозиция статики / динамики.
Привычный статус глагольного вида как морфологической категории сегодня сильно заслоняет ее текстообра-зующую роль и в теории, и в методике преподавания. По-видимому, во избежание этого перекоса А. В. Бондарко, выбирая общее название речевых вариантов видов, замечает: «...термин "частное видовое значение" может наталкивать на мысль, что такие значения выражаются только видом глагола. На самом деле эти значения выражаются с участием вида, но не самим по себе видом глагола. Поэтому целесообразно разграничивать категориальные грамматические значения видов и типы их употребления» [Русская грамматика 1980: 605] (Разрядка наша. — С.К.).
Однако недооценка речевого, функционального фактора в изучении глагольного вида отрицательно сказалась прежде всего именно на понимании его категориального, инвариантного значения. В истории русской аспектологии известны многочисленные теории, которые инвариантное значение вида выводят из временной характеристики самого действия, выраженного глаголами совершенного и несовершенного видов (далее — СВ и НВ). А поскольку каждый из видов размещает действие в объективном времени
* См.: РЯШ. - 2009. - № I. - С. 39-42.
Карпухин Сергей Александрович, доктор филол. наук, профессор Самарского гос. ун-та. E-mail: karpukhinl63@mail.ru
весьма разнообразно, то к настоящему времени накопилось немало трактовок, претендующих на роль семантического инварианта. Он, например, определяется как противопоставление действий краткого и длительного, завершенного и длящегося, однократного и повторяющегося, предельного и неограниченного, целостного и членимого, монолитного и дискретного и т. д. Но фактически все перечисленные и целый ряд подобных дефиниций характеризуют лишь частные группы глаголов. С другой стороны, среди них нет ни одной, жестко связанной только с одним из видов. Например, значение длительности действия может содержаться не только в глаголе НВ, но и СВ: Всю жизнь прожил в деревне; а глаголы НВ нередко называют действия краткие: Ты сегодня пил лекарство? Многократность действия от глагола НВ легко переходит на производный глагол СВ: Спрашивал соседей -> Поспрашивал соседей, и т. д. Поэтому ни одна из упомянутых оппозиций не получила широкого признания в качестве видового семантического инварианта в современной аспектологии. Тем не менее в преподавании категории вида многие из них применяются до сих пор. Приведем пример семантической интерпретации видового противопоставления в школьном учебнике для V класса [Русский язык 2000: 226].
Сначала учащимся предлагается прочесть два текста:
1) И попугай стал учить удава делать зарядку для хвоста. Это была удивительная зарядка. Удавий хвост быстро-быстро крутился справа налево. И скручивался как пружина, и взлетал вверх, и со всей силой шлепал по земле. И опять взлетал. И снова шлепал. (Г. Остер).
2) Наступил час рассвета... Это повлекло за собой целый ряд новых звуков и картин. Ранний храбрец-автомобиль фыркнул в ближнем дворе. Донесся протяжный гудок отдаленного завода. Хлопнула форточка. (По Ю. Казакову). (Выделение глаголов наше. — С.К).
Затем следует задание: «Определите, в каком тексте глаголы указывают на длительное, незавершенное действие, а в каком — на действие, уже совершившееся». Вопрос ставится об общем, принципиальном семантическом различии видов. Но если ученики и дадут верный ответ на него, это отнюдь не будет означать его осмысленность: ответ нетрудно угадать хотя бы по параллельному расположению текстов и семантических дефиниций в задании.
Вместе с тем большинство глаголов в обоих текстах настолько очевидно не укладывается в «прокрустово ложе» задания, что это расхождение вполне доступно языковому опыту пятиклассника и легко может запутать его. Обратим внимание на форму существительного действие в задании. Что означает здесь ед. число? Ведь в каждом тексте по нескольку глаголов! Если, во-первых, подразумевается обобщенное восприятие изображаемой картины, то в первом тексте она действительно не завершена. Но как тогда согласиться с тем, что во втором тексте хлопнувшая форточка завершила «целый ряд» утренних звуков? К тому же и по длительности обе картины вовсе не противопоставлены друг другу. А если, во-вторых, форма действие употреблена в дистрибутивном значении, т.е. относится к каждому глаголу, то действия в первом тексте (начиная с крутился) воспринимаются скорее как повторяющиеся — по очереди с другими «упражнениями» животного — кратковременные (и, следовательно, законченные), а не длительные действия: сначала хвост покрутился справа налево, потом скрутился как пружина, затем взлетел и, наконец, шлепнул по земле. И уже весь этот «комплекс» (или его часть) повторяется. Таким образом, альтернативный вопрос «законченное
42
или незаконченное действие?» по отношению к указанным глаголам оказывается некорректным (примерно так же, как и к глаголу во фразах: Эти дома строил твой отец; В прошлом году я часто ездил в командировки).
Невозможно однозначно интерпретировать и как совершившиеся действия, называемые следующими глаголами из второго текста: наступил, повлекло, донесся. В значении каждого из них компонент «начало» выделяется не менее отчетливо, чем компонент «окончание». Так, фраза Наступил час рассвета... по существу может подразумевать и то и другое: Стало светать и Рассвело. Два других глагола заметно акцентируют начальный компонент действия. Ср.:
Это повлекло за собой целый ряд новых звуков. — Стали раздаваться новые звуки..; Донесся протяжный гудок. — Послышался (и некоторое время продолжал слышаться) протяжный гудок.
Далее в учебнике, в связи с образованием видов, вводится еще два признака — однократное и многократное действия. Учащимся предлагается образовать глаголы с этими значениями по образцу: прыгать -» прыгнуть; закинуть -» закидывать. Как видим, эта семантическая оппозиция здесь подана как нечто вспомогательное, попутное. Не упоминается даже термин «многократный». А между прочим, глаголы в проанализированных выше текстах, которыми параграф о категории вида открывается, ярче всего противопоставлены как раз по признакам многократности — однократности действия.
Таким образом, неадекватное и произвольное истолкование семантики категории вида, непонятная роль в этом истолковании контекста (см. выше о двусмысленности формы существительного действие) вряд ли будут способствовать успешному знакомству учащихся с этой категорией по прокомментированному материалу в указанном учебнике. Те же недостатки в той или иной мере свойственны и другим учебным пособиям, и не только для средней, но и для высшей школы (см., например: [Бабайцева 2001: 120—121; Современный... 1982: 217]). Можно понять составителей модных ныне сборников тренировочных тестов по русскому языку, в которых вид глагола представлен чисто формально, как, например, деление глаголов по типам
спряжения, т. е. без указания семантики данной категории (см.: ([Книгина 2003: 38—40]); или в которых глагол фигурирует без категории вида (см.: [Тесты... 1999: 157—178]).
Основная причина неудовлетворительного преподавания категории вида заключается в отсутствии надежной опоры в теории вида. На важность заполнения этой лакуны в русской аспектологии для практического изучения русского языка указывали многие отечественные и зарубежные специалисты [Борисова 1997: 146; Караванов 1997: 166—167; Шату-новский 1997: 225—226 и др.].
Приблизительно со второй половины XX в., наряду с традиционным подходом, прослеживается и другой путь поиска семантического инварианта русского глагольного вида. Многие исследователи пытаются обнаружить сущность видового противопоставления не в действии как в таковом, а в его отношении к ситуативному фону, т.е. к тому, что выходит за пределы самого действия [Нурен 1962: 335; Холодович 1963: 17; Сейфулин 1968: 13; Гуревич 1994: 4; Ба-рентсен 1998: 43—45; Шатуновский 2004: 253 и др.]. Мы называем данный подход двухкомпонентным, имея в виду учет соотношения действия и ситуации. Другими словами, в поиск семантического инварианта здесь включается контекст, причем не только и не столько внешний, сколько внутренний, имплицитный.
Двухкомпонентный подход лежит в основе семантической концепции русского глагольного вида, разработанной автором настоящей статьи [Карпухин 2002; 2005; 2006]. Суть концепции — в различном отношении обозначенного видами действия к объективному времени, на котором оно осуществляется, и к ситуации, заполняющей его (время). Глаголы СВ обозначают действие, фиксируемое на векторе объективного (природного) времени и тем самым — сопряженное с ситуацией. Глаголы НВ называют действие, не фиксируемое в объективном времени и, следовательно, — отвлеченное от ситуации. Смысл этого различия — двоякое изображение видами действительности: СВ показывает фрагмент действительности в динамике чередования действия и ситуативного компонента; НВ показывает действие в его собственном существовании, отвлеченно от ситуации и, следовательно, по сравне-
нию с фиксированным действием, статично. Так, фраза Пошел дождь динамичнее представляет картину, чем Идет дождь, поскольку СВ выражает не только и не столько само действие, сколько препозитивный ситуативный компонент, который в действие переходит, — отсутствие дождя. Ср. также: Наконец дождь прошел — действие переходит в постситуацию; Дождь покапал и прошел — преситуация -> действие -> постситуация. Итак, статичность/динамичность изображения принципиально различают русские виды в целом.
Интересно, что оппозиция статичности / динамичности в применении к категории вида наглядно демонстрирует в научной и учебной литературе противоречивость между функциональным (синтагмати
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.