ВОПРОСЫ ЯЗЫКОЗНАНИЯ
< 3
2009
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
РЕЦЕНЗИИ
Эвиденциальность в языках Европы и Азии. Сборник статей памяти H.A. Козинцевой / Отв. ред. B.C. Храковский. СПб.: Наука, 2007. 634 с.
У рецензируемого сборника долгая и трудная история. Многие из нас запомнили Наталью Андреевну Козинцеву по Первой зимней школе по типологии - в 1998 году. Наталья Андреевна тогда формировала авторский коллектив для очередного выпуска из серии знаменитых типологических сборников Института лингвистических исследований Санкт-Петербурга. Планировалась монография по эвиденциальности - сюжету, знакомому российским лингвистам в первую очередь по пионерской статье Натальи Андреевны, вышедшей в 1994 году в «Вопросах языкознания».
Н.А. Козинцевой не удалось завершить работу над сборником. Начатая ею работа была закончена ее друзьями и коллегами, и сегодня мы можем оценить результат. Сложная биография сборника привела к тому, что важные исследования, посвященные эвиденциальности [Aikhenvald 2004; Aikhenvald, Dixon 2003], оказались не учтены его авторами, а, напротив, некоторые статьи попали в библиографию работ об эвиденциальности значительно раньше, чем увидели свет (напр., материалы
B.Ю. Гусева по нганасанскому языку были активно использованы А. Айхенвальд, выводы
C.Г. Татевосова - в статье В.С. Храковского из рецензировавшегося в «Вопросах языкознания» сборника [Hansen, Karlik 2005]).
В.С. Храковский, принявший на себя работу по редактированию сборника, указывает на его отличие от обычного формата петербургских типологических монографий: у нее нет обобщающего введения. Еще одна особенность сборника - большое количество авторов не из Санкт-Петербурга: среди участников много москвичей и лингвистов из других стран.
Исследован широкий круг языков: русский, армянский, болгарский, литовский, немецкий, французский, дари, сванский, багвалинский,
коми, нганасанский, ненецкий, тюркские языки (и отдельно - алтайский), японский и индонезийский. Как это принято в петербургских типологических сборниках, предметом анализа во многих статьях являются не только морфологические эвиденциальные формы, но и лексические средства (в отличие, например, от исследования [АИсИепуаЫ 2004]).
Первая часть сборника содержит пять работ Н.А. Козинцевой, посвященных эвиден-циальности. По этим текстам можно представить себе, какой объем исследований осуществила бы Наталья Андреевна, если бы болезнь не остановила ее. В обобщающей статье «Типология категории засвидетель-ствованности» приводится типологическая информация о семантических типах засвиде-тельствованности (прямая засвидетельствован-ность, инференциальность, пересказыватель-ность, адмиративность), о средствах ее выражения, которые встречаются в языках мира, обсуждается соотношение эвиденциальной модальности с эпистемическими значениями, а также некоторыми другими категориями: повелительностью, лицом и числом. Следующая статья - «Связи засвидетельствованности с другими семантическими категориями» - видимо, планировалась как более детальное исследование соотношения эвиденциальности и смежных с ней категорий - репортативности, эпистемической модальности, перфекта. Еще две статьи посвящены эвиденциальным значениям перфекта в армянском (языке, который был предметом исследований Н.А. Козинцевой на протяжении всей ее жизни). В первой статье армянский перфект сопоставляется с болгарским; основным материалом для сравнения являются тексты переводов на эти языки романа «Обломов». Исследовав значения этих форм, включая эвиденциальные, автор приходит к выводу о том, что бол-
гарский перфект имеет больше модальных употреблений, а армянский дальше зашел по пути грамматикализации (превращения в перфективное прошедшее), так как у него есть нарративные употребления: он используется для обозначения последовательных событий, входящих в побочную сюжетную линию в повествовании. Эвиденциальные оттенки (инфе-ренциальный и пересказывательный) возникают в определенных контекстах армянского перфекта, но не входят в его инвариантное значение. Судя по пятой статье, H.A. Козинцева задумывала большое исследование эви-денциальных конструкций в русском языке. Опубликованные материалы касаются таких способов выражения пересказывательных и инференциальных значений, как вводные обороты, сложные предложения и частицы (мол, де, якобы, дескать). Намечена классификация семантических типов источников информации (конкретное лицо или печатный орган; конкретный, но неопределенный источник; общепринятое мнение). Как и во многих других статьях сборника, в этой работе ощущается желание обсуждать эвиденциаль-ность в дискурсивных категориях: H.A. Козинцева называет эвиденциальные структуры, типичные для начала текста, указывает на линейную последовательность сообщаемого факта и факта сообщения. К этой статье стоит обратиться тому, кто планирует исследование лексических и синтаксических средств выражения эвиденциальности в языках, не обладающих грамматическими: в конце статьи приводится набросок анкеты.
Кажется, что чтение этих текстов несколько облегчилось бы, если бы редакторы снабдили их короткой информацией о степени их законченности (она явно разнится) и о том, где планировала их опубликовать Наталья Андреевна.
Вторая часть сборника открывается статьей Р. Ницоловой о болгарском языке. Эту почти стостраничную работу можно рассматривать как фундаментальный источник сведений о болгарской эвиденциальной системе практически со всех точек зрения: здесь рассматриваются существующие в болгаристике взгляды на соотношение модальности и эвиденциальности (статья снабжена обширной библиографией), делается обзор болгарской эвиденциальной системы, анализируются значения всех основных форм (конклюзива, ре-нарратива, дубитатива и адмиратива), рассматривается употребление эвиденциальных форм в зависимости от типа речевого акта и повествовательного регистра. Эвиденциальные формы являются важным языковым средством в публицистике: журналисты выби-
рают между ренарративом и индикативом в зависимости от собственной дистанцированное™ по отношению к информации. Так, в советские времена ренарратив был обязательным средством для пересказа сообщений агентства Рейтер, индикатив же был предназначен для сообщений ТАСС. Эвиденциаль-ность, таким образом, оказывается не столько механическим обозначением источника информации, сколько прагматически ориентированным инструментом говорящего, который косвенным образом выражает его позицию относительно достоверности информации. Болгарские формы индикатива и дубитатива, по мнению автора, представляют собой полюса этой шкалы достоверности, а конклюзив и ренарратив по дистанцированно-сти существенных различий не имеют, тяготея в зависимости от контекста к тому или иному полюсу.
Б. Вимер исследует косвенную засвиде-тельствованность в литовском языке: она выражается формами причастий с особыми связками. Эти конструкции одновременно выражают пассив, поэтому засвидетельствованность трудно отличима от пассива. Два типа причастных конструкций, имеющих эвиденциальное значение в литературном языке, распределены как пересказывательный и инференциаль-ный. Обе они не являются разговорными. Б. Вимер обсуждает генезис эвиденциальных форм, приводя некоторые аргументы в пользу того, что во всех индоевропейских языках, где имеется эвиденциальность, она не является индоевропейским наследием. Эту статью отличает наличие информации о частотности тех или иных явлений на основании литовского корпуса.
Б. Ханзен, автор статьи о немецком языке, рассматривает лексические и грамматические средства выражения эвиденциальности. Конъюнктив 1 и конъюнктив 2 оформляют сентенциальные актанты при глаголах речи. Однако использование этих форм не ограничено зависимыми клаузами, поскольку в большом тексте глагол речи может быть использован лишь однажды - в начале, и конъюнктив тем самым приобретает функции, схожие с репортативом: он является маркером того, что информация получена с чужих слов. Впрочем, как и в литовском, эти контексты конъюнктива более характерны для письменной речи. Б. Ханзен анализирует также эвиденциальные употребления некоторых модальных глаголов (Peter soll kommen = говорящий сообщает, что Y хочет, чтобы Петер пришел).
Е.Е. Корди относит к выражающим эвиденциальность категориям французские фор-
мы кондиционала (conditionnel présent conditionnel passé) и будущего времени (future simple и futur antérieur). Кондиционалом маркируется передаваемая с чужих слов информация, за которую говорящий не берет на себя ответственность, при этом в ближайшем контексте, как правило, имеется указание на источник этой информации. Кондиционал может обозначать и инференциальность, то есть информацию, которая создается самим говорящим на основе имеющихся у него сведений. Для такого кондиционала характерно наличие в контексте модальных слов «возможно», «наверное» и называние предпосылок для вывода. Любопытно наблюдение о том, что инферен-циальный кондиционал часто употребляется в риторических вопросах, хотя приводимые автором примеры не совсем убедительны. Корди предлагает рассматривать два типа европейских языков с точки зрения выражения эвиденциальности: использующие для этого перфект или косвенные наклонения. Французский относится ко второму типу.
Эвиденциальные формы сванского языка (Н.Р. Сумбатова) выражают самый широкий круг значений (информация с чужих слов, ин-ференция, сны, адмиративность): они используются тогда, когда говорящий хочет снять с себя ответственность за информацию. Отметим сразу, что аналогичный круг значений имеют багвалинские эвиденциальные формы (статья С.Г. Татевосова). Судя по морфологической организации сванских эвиденциальных форм, они представляют собой относительно «молодое» образование, поскольку являются аналитическими, в отличие от всех остальных форм глагольной парадигмы. Автор предполагает и убедительно доказывает происхождение эвиденциальных форм из результативных конструкций. На основании синтаксического поведения перфективного и имперфективного эви-денциалов (они по-разному кодируют актанты) можно предположить, что п
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.