ВОПРОСЫ ЯЗЫКОЗНАНИЯ
№ 4 2014
© 2014 г. А.Ю. УРМАНЧИЕВА
ЭВИДЕНЦИАЛЬНЫЕ ПОКАЗАТЕЛИ СЕЛЬКУПСКОГО ЯЗЫКА: СООТНОШЕНИЕ СЕМАНТИКИ И ПРАГМАТИКИ В ОПИСАНИИ ГЛАГОЛЬНЫХ ГРАММЕМ*
В статье рассматривается эвиденциальная система северного (тазовского) диалекта селькупского языка. Эта система обладает рядом интересных особенностей. В частности, в селькупском ситуации, которые говорящий наблюдал лично, описываются с помощью эвиденциального показателя косвенной засвидетельствованности. С типологической точки зрения такое употребление показателя косвенной засвидетельствованности представляется крайне необычным, так как визуальный доступ к информации о ситуации традиционно рассматривается как однозначно обуславливавающий употребление показателя прямой засвидетельствованности. В статье дается описание эвиденциальной системы тазовского селькупского, после чего высказываются некоторые соображения, касающиеся возникновения столь необычной эвиденциальной системы.
Ключевые слова: типология эвиденциальности, селькупский язык
The paper investigates the evidential system of Northern Selkup dialects. The system is quite peculiar in some aspects: for example, situations percepted visually are marked by the suffix of indirect evidentiality - thus, from a traditional perspective, that means that directly witnessed situations are marked in the same way as not-witnessed. First of all, the functions of all Selkup evidential markers are described in the paper. Than, I argue that the semantic motivation for such a peculiar use of evidential markers does exist.
Keywords: evidentiality, Selkup
ВВЕДЕНИЕ
В данной статье рассматривается селькупский показатель так называемого латен-тива - показатель с широкой эвиденциальной семантикой, демонстрирующий нетривиальное объединение нескольких эвиденциальных значений. Анализируется, насколько ко всем употреблениям этого показателя могут быть применены традиционные способы описания эвиденциальной семантики. В частности, показано, что более адекватное описание употреблений эвиденциального показателя достигается в том случае, если применяются определения, в меньшей степени ориентированные на логическую семантику и в большей степени учитывающие прагматические факторы.
Статья написана по материалам тазовского диалекта селькупского языка, относящегося к группе северноселькупских диалектов. Выбор тазовского в качестве основного объекта исследования обусловлен прежде всего тем, что в глагольной системе северных диалектов грамматическая категория эвиденциальности занимает центральное положение, тогда как в южных диалектах эвиденциальность находится на периферии грамматической системы (см. [Ильина 2002; 2006; Казакевич 2005]). Работа базируется на
* Работа выполнена в рамках исследовательского проекта «Грамматические категории в языках мира: иерархия и взаимодействие (типологический анализ)». Проект Российского научного фонда № 14-18-03406.
фольклорных текстах на тазовском говоре селькупского языка. Это тексты, записанные в 1925-1928 гг. Г.Н. Прокофьевым и опубликованные им [Прокофьев 1935: 101-109; 1937: 123]. О.А. Казакевич также любезно предоставила мне возможность ознакомиться с готовящимися к печати текстами, записанными Г.Н. Прокофьевым, которые хранятся в Архиве МАЭ (компьютерная версия копий этих текстов, сделанных в 1940-1941 гг. Л.А. Варковицкой, входит в Селькупский компьютерный архив ЛАЛС НИВЦ МГУ). Также изучались фольклорные тексты, записанные в 70-х г. [ОчСЯ 1993].
1. ПРАГМАТИЧЕСКИЕ СПУТНИКИ ЭВИДЕНЦИАЛЬНОСТИ: ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ
В данной работе речь идет об основной эвиденциальной форме тазовского диалекта, названной в последней по времени грамматике этого диалекта [ОчСЯ 1980] латентивом; именно этим термином я пользуюсь ниже. В первой северноселькупской грамматике [Прокофьев 1935] данная форма названа повествовательным, или предположительным, аористом. Г.Н. Прокофьев, описывая семантику этой формы, делает акцент на том компоненте значения, который в современной терминологии был бы обозначен как эпистемическая модальность: «аопБШт паггайуит употребителен в рассказе для выражения таких действий, относительно которых у рассказчика нет полной уверенности в их достоверности» [Там же: 66]. В свою очередь, авторы [ОчСЯ 1980] выделяют в значении этой формы скорее эвиденциальную составляющую: «Глаголом в латентиве обозначается действие, сам факт или обстоятельства совершения которого не являются для участников разговора (обычно и для самого говорящего) очевидными, зримыми» [ОчСЯ 1980: 241].
Легко показать, что употребления латентива естественно укладываются именно в модель описания эвиденциальных значений, см. далее. Тем не менее то, что в предшествующих описаниях этой форме была дана «двойная» семантическая аттестация - модальная и эвиденциальная, также крайне симптоматично. В типологически ориентированных работах обсуждается, связаны ли значения эвиденциальности и эпистемической модальности. Общим местом современной грамматической типологии является то, что эти значения независимы друг от друга и относятся к разным семантическим зонам. Тем не менее вопрос о соотношении модальных и эвиденциальных значений может рассматриваться с двух точек зрения.
С одной стороны, при решении этого вопроса могут приниматься во внимание прежде всего те толкования, которые даются эвиденциальным значениям и значениям эпистемической модальности теми или иными лингвистами (такой подход можно считать ориентированным прежде всего на логическую семантику). Именно в рамках этого подхода эпистемическая модальность и эвиденциальность разводятся четко и однозначно. Действительно, категория эвиденциальности кодирует способ доступа говорящего к сообщаемой информации (см., в частности, [Плунгян 2011: 449-450]), а эпистемическая оценка «имеет отношение к сфере истинности; это оценка степени правдоподобности (или степени вероятности) данной ситуации со стороны говорящего» [Там же: 426]. Таким образом, если ориентироваться на предложенные толкования, может создаться иллюзия, что понятийные центры этих двух семантических сфер достаточно далеки друг от друга.
С другой стороны, безусловно и исключительно принять именно такой подход мешают два обстоятельства, хорошо известных лингвистам, работающим над описаниями конкретных языков. Во-первых, практически бывает не всегда легко определить, следует атрибутировать ту или иную форму как выражающую значение эпистемической модальности или как выражающую эвиденциальное значение, так как некоторые из этих форм могут употребляться в схожих контекстах. Во-вторых, и в тех случаях, когда получается достаточно надежно определить некоторую форму как эвиденциальную, можно говорить о том, что в целом ряде употреблений присутствует дополнительный эпистемический компонент. Этот случай комбинации эпистемического и эвиденциаль-ного значений в рамках одной формы любопытен с точки зрения структуры грамматической семантики. Если ориентироваться на традиционную логику грамматического
3* 67
описания, то наиболее естественной представляется трактовка этой комбинации как кумулятивного выражения двух грамматических значений. Однако если рассматривать такие формы в перспективе глагольной парадигмы в целом, то оказывается, что это очень странный случай кумуляции: с одной стороны, выделяется четкая парадигма эвиденциальных форм; с другой стороны, столь же четкой парадигмы эпистемических значений, «помноженных» на эвиденциальные значения, при этом не выделяется, и эпистемический компонент может а) в некоторых формах - например в формах прямой засвидетельствованности - отсутствовать вовсе и б) в других формах проявляться «мерцающе», в зависимости от конкретного контекста их употребления. Таким образом, эвиденциальный компонент представляется в данном случае доминирующим, а эпистемические значения - сопутствующими.
В сфере грамматической семантики говорить о таких семантических дополнениях к основному грамматическому значению не принято; как правило, грамматическое значение представляется как нечто одноуровневое. Тем не менее любопытно, что как раз эвиденциальные системы побуждают исследователей обращать внимание на нетривиальные комбинации семантических компонентов. Ср., например, следующую цитату: «Показатели непрямого доступа широкой семантики в языках мира имеют, как правило, то общее свойство, что выражают значения не только чисто эвиденциального, но и модального типа. Иными словами, эвиденциальная семантика в них, как правило, не отделена от модальной семантики, а именно семантики э п и с т е м и ч е с к о й о ц е н -к и (или оценки степени достоверности высказывания). Прагматические основания для такой близости вполне понятны: информация, полученная говорящим не в результате непосредственного синхронного наблюдения за ситуацией, оценивается им как менее достоверная. Более осторожная формулировка предполагала бы здесь даже не понятие "недостоверности", а скорее понятие "эпистемической дистанции": говорящий как бы снимает с себя ответственность за истинность сказанного, поскольку соответствующая информация не входит в его личную сферу и он не может, так сказать, выступить ее гарантом» [Плунгян 2011: 466-467]. Как можно видеть, в данном отрывке речь идет о некотором дополнительном модальном «шлейфе» в семантике эвиденциальных форм. Это описание, по сути, безусловно, верное, тем не менее является скорее метафорическим. Как кажется, этой метафоры вполне достаточно для того, чтобы передать реальное положение дел; однако необходимо подыскать некоторый объяснительный аналог этой метафоры в сфере описания структуры грамматических значений. Действительно, как уже говорилось вскользь, де-юре соотношение грамматических форм и грамматических значений кажется достаточно простым и одно-однозначным: одна грамматическая форма выражает либо одно значение (в случае полисемичной формы - несколько значений) одной грамматической категории, либо - кумулятивно - несколько (как правило, два) значений различных грамматических категорий. Тем не менее де-факто встречаются описания «сосуществования» в рамках одной грамматичес
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.