ВЕСТНИК РОССИЙСКОЙ АКАДЕМИИ НАУК, 2007, том 77, № 12, с. 1107-1117
ЭССЕ
Изучение множества антропогенных кризисов в прошлом и настоящем позволило вывести динамическую зависимость между технологическим потенциалом, качеством культурных регуляторов поведения и внутренней устойчивостью общества - закон техно-гуманитарного баланса. На протяжении всей человеческой истории и предыстории данная зависимость служила механизмом отбора жизнеспособных и отбраковки декомпенсированно агрессивных социумов. В долгосрочной ретроспективе с ростом убойной силы оружия и демографической плотности коэффициент кровопролит-ности общества (отношение среднего количества убийств в единицу времени к численности населения) не увеличивался, а уменьшался.
ЭВОЛЮЦИЯ НЕНАСИЛИЯ: ИСТОРИЧЕСКАЯ РЕТРОСПЕКТИВА
А. П. Назаретян
Зоопсихологи выявили примечательную закономерность в психике и поведении высших позвоночных: сила инстинктивного торможения внутривидовой агрессии соразмерна физической возможности животного нанести сородичу смертельную рану. Это правило этологического баланса давно замечено обыденным сознанием. Во многих языках мира имеется эквивалент русской поговорки, справедливость которой подтверждают научные наблюдения: "Ворон ворону глаз не выклюет". Зато голубка, символ мира, способна медленно и страшно добивать поверженного противника.
Обобщив множество таких фактов, выдающийся естествоиспытатель К. Лоренц остроумно экстраполировал их на область сравнительной антропологии. "Можно лишь сожалеть, - писал он, - что человек... не имеет натуры хищника". Грациальный австралопитек, родоначальник семейства гоминид, был обделён естественными орудиями убийства, а потому не нуждался в надёжном инстинктивном торможении агрессии. Вот если бы нам посчастливилось произойти от львов, то насилие не играло бы в истории столь существенной роли [1].
НАЗАРЕТЯН Акоп Погосо-вич - доктор философских наук, кандидат психологических наук, главный научный сотрудник Института востоковедения РАН.
Исследования американских социобиологов показали, что в расчёте на единицу популяции львы (и другие сильные хищники) убивают себе подобных чаще, чем современные люди [2]. Результаты эмпирических расчётов стали сенсацией не только для журналистов или философов, спекулирующих на предрассудке о беспримерной кровожадности человека и цивилизации, но и для серьёзных учёных, поскольку разительно противоречили целому ряду бесспорных обстоятельств.
Во-первых, хищники действительно обладают мощным инстинктивным тормозом на внутривидовые убийства. Между тем у гоминид популяцио-центрический инстинкт изначально был слабым, а развивающийся интеллект его окончательно подавил, что не раз подчёркивали антропологи [3, 4]. Во-вторых, плотность человеческого населения на несколько порядков превосходит плотность проживания хищников в естественных условиях [5], а из психологии известно, что высокая концентрация обычно повышает уровень агрессивности как у животных, так и у людей. Наконец, в-третьих - и это главное, - несопоставимы "инструментальные" возможности убийства себе подобных. Острым клыкам льва противостоит прочная шкура соперника (за исключением тех случаев, когда взрослые особи душат чужих детёнышей). Череп же гоминида легко пробивается ударом камня, палки или острой кости, а со времён палеолита деструктивность оружия (от каменного топора до ядерной боеголовки) возросла в энергетическом выражении на 12-13 порядков.
Выводы социобиологов заострили фундаментальный вопрос, стоящий перед антропологией, социологией и психологией: почему люди, освободившись от природных ограничителей и последовательно удаляясь от естественного (дикого) состояния, до сих пор не перебили друг друга и не
1107
4*
разрушили природную среду? Человек умелый (Homo habilis), взяв в руку искусственно заострённый галечный отщеп, раз и навсегда нарушил этологический баланс, удерживающий природную популяцию от самоистребления. Этот переломный этап обозначен в культурной антропологии как экзистенциальный кризис антропогенеза. По закону природы химерический вид - нечто вроде голубя с ястребиным клювом или зайца с волчьими клыками - должен был оказаться нежизнеспособным из-за слишком высокой доли внутривидовых убийств. Именно по этой причине, как показывают археологические данные, "на полосу, разделяющую животных и человека, много раз вступали, но далеко не всегда её пересекали" [6].
Удивительно не столько то, что большинство стад Homo habilis были обречены на самоистребление, сколько то, что некоторым из них (возможно, единственному) удалось выжить, положив начало новому витку планетарной эволюции. Ряд учёных, опираясь на данные археологии, этнографии, психологии и нейрофизиологии, связывают это с клиническими сдвигами в психике ранних гоминид по сравнению с их животными предками - сдвигами, которые были бы губительны для природного существа, но оказались спасительными в новых противоестественных условиях. Когда инстинктивное торможение перестало соответствовать искусственным возможностям смертоносной агрессии, сохраняющий баланс мог быть восстановлен только за счёт внеприродных регуляторов поведения.
Предполагается, что выжило "стадо сумасшедших", в котором преобладали психастеники с нарушением генетически закрепленных форм поведения и необычайной пластичностью мозга [4, 7-11]. У таких особей формировались зачатки анимистического мышления: противоестественно развитое воображение обернулось склонностью приписывать мёртвому телу свойства живого. Объектом самых интенсивных фантазий становился покойный сородич, от которого ожидали злонамеренных и непредсказуемых действий: такая установка, дополненная многообразными формами "компенсаторной некрофилии", отчётливо прослеживается и у современных туземцев.
Невротический страх перед мстительным мертвецом служил первым искусственным ограничителем внутригрупповых убийств. Это выразилось ритуальными действиями в отношении мёртвых (начиная со связывания ног), а также биологически нецелесообразной заботой о больных и раненых сородичах, направленной на то, чтобы предотвратить их превращение в опасных мертвецов. Скудные сведения о таких действиях уже в нижнем палеолите доносит до нас археология.
Бифуркация в сторону сверхприродной психики должна была произойти более 1.5 млн. лет назад, в Олдовайской эпохе. Вероятно, некрофобия удержала ранних гоминид от самоистребления и стала тем зерном, из которого впоследствии выросло разветвлённое древо духовной культуры человечества. С разрешением экзистенциального кризиса в биосфере Земли образовалась качественно новая реальность: появилось биологическое семейство, существование которого лишено естественных гарантий. Противоестественная лёгкость взаимных убийств, не компенсированная соразмерным инстинктивным торможением, задала лейтмотив социальной истории. Жизнеспособность гоминид, включая, конечно, и неоантропов (Homo sapiens sapiens), во многом зависела от того, насколько инструментальные возможности уравновешивались искусственными механизмами сдерживания агрессии.
ГИПОТЕЗА ТЕХНО-ГУМАНИТАРНОГО БАЛАНСА
В 1970-х годах, по окончании вьетнамской войны, было обнаружено исчезновение крупного палеолитического племени горных кхмеров, тысячелетиями жившего на территории Южного Вьетнама. После взаимных обвинений в геноциде была организована международная научная экспедиция, которой удалось восстановить реальный ход событий. Как выяснилось, причиной гибели аборигенов стало то, что им в руки попали американские карабины. Освоив огнестрельное оружие и оценив его преимущества перед луками и стрелами, первобытные охотники за несколько лет уничтожили фауну и перестреляли друг друга, а оставшиеся в живых спустились с гор и деградировали в чуждой социальной среде [12].
Этнографы, входившие в состав экспедиции, легко разобрались в этой печальной истории, поскольку аналогичные эпизоды многократно наблюдались в Азии, Африке, Америке и Австралии: гремучая смесь современной технологии с первобытной психологией подрывала жизнеспособность племён. В некотором смысле подобные эпизоды можно считать артефактами. Поскольку социум перескакивает сразу через несколько технологических фаз, события развиваются очень быстро и причинно-следственные связи легко реконструируются учёными по свежим следам. Иногда развитое общество успевает своевременно вмешаться и прервать трагический ход событий, но если этого не происходит, как в случае с горными кхмерами, сценарий реализуется до конца.
В аутентичной истории столь резких перескоков обычно не происходило, и потому причинные связи, вызванные диспропорцией в развитии инструментального и гуманитарного интеллекта, опосредованы, запутаны, растянуты на десятиле-
тия, на века, а в доисторическую эпоху - на тысячелетия. Тем не менее внимательный анализ многочисленных кризисов антропогенного происхождения на различных этапах социальной истории (и предыстории) обнаруживает закономерную зависимость между тремя переменными: "силой", "мудростью" и "жизнеспособностью" общества. Гипотеза техно-гуманитарного баланса гласит, что во всей человеческой истории и предыстории реализовался закон, согласно которому чем выше мощь производственных и боевых технологий, тем более совершенные средства культурной регуляции необходимы для сохранения общества.
Для построения исходной, сугубо ориентировочной формальной модели мы различаем внутреннюю и внешнюю устойчивость. Первая (Internal Sustainability, Si) выражает способность социальной системы избегать эндогенных катастроф и исчисляется процентом их жертв от количества населения. Вторая (External Sustainability, Se) -способность противостоять колебаниям природной и геополитической среды - исчисляется, соответственно, процентом жертв внешних катаклизмов.
Если качество регуляторных механизмов культуры обозначить символом R, а технологический потенциал символом T, то гипотезу техно-гуманитарного баланса можно представить простым отношением:
Si =
f 1 (R) f2 ( T ) .
(1)
экспериментальной психосемантики [14]). Последняя составляющая наиболее динамична, и именно ситуативное снижение когнити
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.