Феномен графомании как результат "восстания масс"
О. В. СУВОРОВ
Известно, что в своей знаменитой работе, посвященной тому, как "вульгарные, мещанские души, сознающие свою посредственность, смело заявляют свое право на вульгарность, причем повсюду"1, Ортега-и-Гассет сумел предвидеть ряд важных особенностей будущего, в частности "преобразование Европы в единое государство-континент"2. Однако увлеченный политическими аспектами "восстания масс", испанский философ не уделил особого внимания культурным последствиям данного "восстания". Именно это мы и постараемся сделать на примере такого широко распространенного явления, как феномен графомании. При этом мы будем рассматривать его не в узком смысле (как элементарное желание выразить себя на бумаге), а в самом широком -как универсальный феномен, проявляющий себя во всех областях современной культуры, включая искусство, кино, философию и т.д.
Самое удачное и емкое определение графомании, сам того не подозревая, дал М.А. Булгаков - это "вторая свежесть". Иначе говоря, графомания - это вторичность (пошлость) и непрофессионализм творчества, не создающего новых ценностей (с "нулевой информацией"), но зато густо замешанного на невероятном тщеславии (нет такого графомана, который бы не мнил себя гением).
Изначально зарождение графомании как массового явления можно связать с общим увеличением численности людей ("скученность" по Ортеге-и-Гассету), достаточно образованных, для того чтобы изливать свои чувства и мысли на бумаге, но недостаточно талантливых, для того чтобы делать это свежо и оригинально. При этом отличительная особенность этих новоявленных творцов буквально бросается в глаза: "Суверенитет любого индивида, как такового, вышел из стадии отвлеченной правовой идеи или идеала и укоренился в сознании заурядных людей"3. Этот суверенитет быстро перерос в невиданное самодовольство, когда словесный оборот "по-моему мнению" стал повсеместно заменять ум и образованность. Невиданное прежде уважение к собственному "Я" порождает феноменальное количество глупостей! И действительно, гораздо проще везде и всюду щеголять своим мнением ("Я так думаю!"), чем постараться сделать его мало-мальски компетентным.
1 Вопросы философии. 1989. < 3. С. 123-124.
2 Вопросы философии. 1989. < 4. С. 153.
3 Вопросы философии. 1989. < 3. С. 124.
Кроме того, благодаря научно-популярным журналам и познавательным фильмам, кругозор заурядных людей значительно расширился, - и это также отмечает цитируемый нами автор. Знакомясь с новейшими достижениями науки и культуры по общедоступному изложению, заурядный человек возомнил себя способным судить обо всем: "Сейчас у заурядного человека есть самые определенные идеи обо всем, что в мире происходит и должно произойти. Поэтому он перестал слушать других"4. В сочетании с другим феноменом - предельной специализацией наук и подавляющего большинства областей человеческой деятельности, это породило следующий парадокс: "новый человек", досконально изучивший собственный крошечный уголок вселенной, "в политике, в искусстве, в социальной жизни... держится примитивных взглядов полного невежды, но излагает их и отстаивает с авторитетом и самоуверенностью, не принимая возражений компетентных специалистов"5.
Однако количество областей, где можно выразить себя, не имея при этом никаких особых талантов или специального образования, осталось минимальным. И первой жертвой пала многострадальная литература! Чтобы проявить себя в музыке, надо иметь хотя бы элементарные навыки владения тем или иным инструментом, чтобы проявить себя в литературе, достаточно общей грамотности! Дилетантизм в любой иной сфере при первой же попытке творчества выдаст себя с головой, дилетантизм в литературе или философии не сразу и не столь явно заметен. Например, в той же философии достаточно использовать в своем трактате массу псевдонаучных терминов, вроде "тонкой энергии" или "астрального посыла", смешать их в неудобоваримое месиво, придумать пышное название своему "учению" - и новоявленный "мыслитель" готов!
Правда, на пути к "славе" здесь имеется одно очевидное препятствие - чем абстрактнее вид деятельности, тем легче выявить творческую индивидуальность. Так, отличить одного кларнетиста от другого сможет только третий кларнетист (рядовому любителю музыки это вряд ли под силу), зато отличить талантливого писателя от неталантливого, в принципе, способен любой вдумчивый читатель. Беда лишь в том, что подобных читателей становится все меньше, зато "писателей" - все больше.
Следующую причину, порождающую феномен графомании, также можно найти в работе "Восстание масс" - это повышение качества жизни заурядного человека, наделившее его массой свободного времени, которое надо чем-то занять - например, самовыражением на бумаге. Конечно, это время можно было бы посвятить не самовыражению, а самосовершенствованию - например, читая классиков, - однако таким способом ни денег, ни славы не заработаешь! Да и слишком много накопилось великих текстов, поэтому писать стало гораздо проще и выгоднее, чем читать.
Помимо общего увеличения количества достаточно образованных и самодовольных людей, обладающих свободным временем для самовыражения, главная причина порождения "графомании в глобальном масштабе", по-нашему мнению, состоит во всеобщем и резком снижении критериев, или, если угодно, норм и идеалов мастерства.
Во времена Пушкина писали для элиты, многие из членов которой и сами блестяще владели пером - достаточно вспомнить стихи Дельвига или Вяземского, - поэтому общий культурный уровень был очень высок, и практически все могли отличить гения от графомана! (В элитарных группах господствуют такие вкусы и идеалы, "которые исключают массовое распространение". - Ортега-и-Гассет.) Достаточно вспомнить, какой одиозной фигурой в свое время был "пиит, любимый небесами" граф Хвостов! Ныне, в эпоху так называемой массовой литературы, общий уровень столь резко снизился, что любая скучающая домохозяйка, прочтя очередной "бестселлер", думает: "А ведь и я могу написать не хуже!" После чего садится и действительно пишет не хуже, оттого-то все издательства и завалены рукописями. (Правда, для издате-
4 Там же. С. 143.
5 Вопросы философии. 1989. < 4. С. 121.
6 Вопросы философии, № 5
161
лей нет "писателей", у них только "авторы". И это еще одно проявление феномена графомании, когда настоящих писателей подменяют авторы, а произведения - "проекты".)
Слишком мало таланта и профессионализма требуется теперь там, где раньше требовались гении! Закончил человек литературные курсы - и уже "писатель"! Защитил кандидатскую диссертацию - и уже "философ"! Согласно Ортеге-и-Гассету, человек элиты (или талант. - О.С.) предъявляет строгие требования к самому себе, человек массы всегда доволен собой и снисходителен ко всем своим собратьям. Ныне возникли настолько "низкие" жанры, что в них просто невозможно быть гением - например, "фэнтези" или "любовные романы". Риторический вопрос: можно ли быть гениальным автором "романов для домохозяек"? С этим связана и такая "специализация", о которой следует сказать особо. Для кого писали Достоевский или Чехов? Странный вопрос - для любого, у кого достанет ума или желания их прочитать. Теперь все иначе -графоманствующие домохозяйки строчат романы для домохозяек, бизнесмены - для бизнесменов, философствующие недоучки - для себе подобных и т.д.
Рискнем предположить, что размыванию критериев немало способствовали престижные литературные премии. Когда в стране Пушкина величайшим поэтом современности признается лауреат Нобелевской премии Бродский, то при всем уважении к его несомненному таланту, данное размывание налицо.
В принципе, графомания как страсть к самовыражению, - это неотъемлемая часть натуры любого творца. Однако она должна быть не самодовлеющей частью творчества, а вспомогательной - как рефлекс для разума. У графоманских опусов "нет корней, это пустые выдумки в худшем смысле слова... Это не творчество, которое всегда вытекает из глубинной сущности жизни; это не вызвано внутренним импульсом, подлинной необходимостью. Одним словом, все это фальшь"6. Если настоящий творец, уподобившись Всевышнему, создает целый мир, в котором знакомишься с обитателями и так обживаешься, что не хочется уходить (захлопывая за собой обложку книги словно некую дверь), то графоман или переставляет по заранее расчерченному игровому полю картонные фишки персонажей или затевает игру в "кубики", складывая из небольшого набора сюжетов то одну незамысловатую картинку, то другую. Более того, если подлинное творчество - это душевный надрыв, то графоманское - это гладко-пись, плавно переходящая в шелест купюр. Недаром же любимый литературный оборот большинства современных авторов - это "сумма прописью".
Но главное, что отличает графомана от творца, это мировоззрение. Если таланту интересен окружающий его мир, то графоман абсолютно уверен в том, что ничего более интересного, чем он сам и его ближайшее окружение, просто не существует. Как некогда писал французский моралист Вовенарг: «Несколько болванов, усевшись за стол, объявляют: "Где нет нас, нет и хорошего общества». И все им верят"7. Из исходной этой посылки проистекают три главных признака графомана - эгоцентризм, пошлость (она же "вторая свежесть"), но выдаваемая как откровение, и полное отсутствие иронии, не говоря уже о самоиронии.
Помимо вышеперечисленных причин для возникновения и быстрого распространения массовой графомании, этому способствует на редкость питательная среда. До изобретения Гуттенберга в Европе было около десяти тысяч книг, через пятьдесят лет после изобретения - около девяти миллионов. Что уж говорить о дне сегодняшнем, когда существуют колоссальные полиграфические мощности, которые не должны простаивать без дела.
Да и новые технологии этому крайне способствуют. Достаточно упомянуть о таких явлениях, как "интерактив", когда читателю или зрителю путем голосования предлагают выбрать наиболее предпочтительный вариант продолжения; или тот же Интер-
6 Вопросы философии. 1989. < 3. С. 151.
7 Вовенарг. Размышления и максимы. Л.: Наука, 19
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.