ИСТОРИЯ ФИЛОСОФИИ
Феноменология глазами методолога
В. М. РОЗИН
В "Аналитиках" Аристотель пытается понять, как выявляются самые первые "начала", из которых затем, следуя правилам, получаются все остальные истинные знания. Начала по Аристотелю - это истинные знания, задающие сущность изучаемого предмета. Силлогистическое суждение будет доказывающим, пишет Аристотель, "если оно истинно и взято из предположений, выдвинутых с самого начала". "У всех начал есть та общая черта, что они представляют собой первый исходный пункт или для бытия, или для возникновения, или для познания..."1 Каким же образом философ получает начала? Он сравнивает вещи, принадлежащие потенциально (предположительно) к одному роду (началу), с тем чтобы память и воображение в рамках индукции выделили "общее". Это общее и есть начало. С одной стороны, начала принадлежат мышлению, где строятся рассуждения, с другой они схватывают природу и сущность вещей.
Чтобы объяснить, как из единичных вещей можно извлечь общее (начало), Аристотель утверждает, что единичная вещь совпадает с первой сущностью. Греческое слово "подлежащее" (Ьуроке1шепоп), буквально "под-лежащее", по содержанию сходно с латинским словом зи^ейш, т.е. буквально, лежащий внизу, находящийся в основе. По Аристотелю, подлежащее - это первая сущность, совпадающая с отдельным предметом (этот Сократ, это дерево), которая реально лежит в основе вещей (под-ле-жит) и ни о чем другом не сказывается, напротив, все другие сущности (вторые) сказываются о первой (например, Сократ - человек, дерево - живое; здесь "человек" и "живое" по отношению к "Сократу" и "дереву" выступают как вторые сущности).
С точки зрения современной реконструкции, аристотелевское подлежащее - это истолкование вещей как познаваемых, представленных в истинных знаниях. За таким истолкованием стоит деятельность человека (философа, ученого), конституирующего действительность. По Аристотелю, в сущность вещей определенный вклад вносят мышление и деятельность человека, поэтому разумный, мудрый человек может не только прояснять (выявлять) в вещах сущее, но и в определенной мере упорядочивать мир. Однако при этом он не создает реальность, а подражает Единому (Божеству), которое созерцает и мыслит самого себя, все время проясняя и упорядочивая собственное бытие. В конечном счете за этим стоит античное мироощущение, где основная реальность - это бытие, включающее богов, людей и природу; знание производится не человеком, а безличным мышлением.
Итак, уже Аристотель постулировал двойной источник истинных знаний - единичные вещи и общее, индукцию и мышление. И у Канта в этом пункте принципиальная
© Розин В.М., 2008 г.
двойственность: "вещи в себе" и априорные категории, чувственность и рассудок. «Для введения или предисловия, - пишет Кант в "Критике чистого разума", - кажется необходимым указать лишь на то, что существуют два основных ствола человеческого познания, вырастающие, быть может, из одного общего, но неизвестного нам корня, а именно чувственность и рассудок: посредством чувственности предметы нам даются, рассудком же они мыслятся»2.
Посредником между этими двумя источниками знаний Кант считает трансцендентальные схемы и продуктивное воображение. "Ясно, что должно существовать нечто третье, однородное, с одной стороны, с категориями, с другой - с явлениями и делающее возможным применение категорий к явлениям. Это посредствующее представление должно быть чистым (не заключающим в себе ничего эмпирического) и, тем не менее, с одной стороны, интеллектуальным, а с другой - чувственным. Именно такова трансцендентальная схема... Схема треугольника не может существовать нигде, кроме как в мысли, и означает правило синтеза воображения в отношении чистых фигур в пространстве... Схема же чистого рассудочного понятия есть нечто такое, что нельзя привести к какому-либо образу; она представляет собой лишь чистый, выражающий категорию синтез сообразно правилу единства на основе понятий вообще, и есть трансцендентальный продукт воображения"3.
Анализируя интерпретацию М. Хайдеггера, который сводит чувственность и рассудок к модусам трансцендентальной способности воображения, Гайденко пишет, что "воображение принимается Кантом, но принимается в качестве посредника между категориями рассудка и многообразием чувственности - не более того". Хайдеггер, разворачивая свою систему, во многом исходящую из феноменологической методологии, старается показать, что чувственность можно истолковать как самодеятельность, и за счет этого сблизить с рассудком, а рассудок - как "самомышление" о чем-то, и за счет этого сблизить с созерцанием. Сущность же и того и другого - "чистое воображение, т.е. рецептивная спонтанность и спонтанная рецептивность"4.
Другими словами, Хайдеггер старается снять противопоставление указанных двух источников познания, показав, что они оба являются моментами способности воображения, которая, по формулировке Хайдеггера, образует "трансценденцию", или "горизонт бытия сущего". "Продуктивное воображение, - поясняет Гайденко, - поэтому не есть чистая спонтанность, т.е. абсолютный произвол (она, действительно, часто так понимается. - В.Р.). «Продуктивное образование способности воображения, - пишет Хайдеггер, - никогда не является "творческим" в том смысле, что оно может создать содержание образа из ничего...»5 Из чего же тогда воображение создает содержание образа? Здесь работает феноменологический "принцип интенциональности": способность воображения в качестве интенциональности сознания содержит в себе "предметность".
«Мы, - утверждает Гуссерль, - понимаем под интенциональностью характерное свойство переживаний "быть сознанием о чем-то". Это удивительное свойство, к которому сводятся все метафизические и познавательно-теоретические загадки, с самого начала встречалось нам в эксплицитном cogito: восприятие есть восприятие чего-то, какой-то вещи, суждение есть суждение о некотором положении вещей, оценка - всегда оценка некоторого оцениваемого содержания, желание направлено на предмет желания и т.д.»6
Поскольку сознание предметно, содержательно, оно не нуждается, утверждает Гайденко, в привлечении внешнего, эмпирического, психологического материала. Поскольку в сознание входит феномен ("ведь феноменологический метод, - делает важное замечание Гайденко, - не может иметь дела с реальностью, которая принципиально не является, не может стать феноменом, - тем, что само себя являет сознанию"7), постольку приходится предполагать, что сознание активно и креативно.
"Чистое сознание, по Гуссерлю, есть, таким образом, обращенность к другому, вы-хождение за собственные пределы; предметность дана сознанию с самого начала, так что рассмотрение чистой предметности и чистого сознания - это в сущности одно и то же. Интенциональность - это непрерывное динамическое выхождение за собственные пределы, переступание собственной границы"8.
Как все это можно понять, не является лп подобный ход наивным и бесплодным? Действительно, что нам дает предположение о том, что "сознание есть всегда сознание чего-то", разве это не очевидно? Кроме того, даже трактуя сознание предметно, непонятно, как сознание связано с реальными предметами и более широко - с внешним миром. Даже если сознание креативно ("переступание собственной границы"), мы не получаем ответа на вопрос, каким образом оно обусловлено и в каком направлении действует. Почему Гуссерля, спрашивает Гайденко, не устраивает кантовская трактовка трансцендентальной субъективности?
"Потому что трансцендентальный субъект у Канта трактуется слишком формалистически, ему приписываются некоторые формальные структуры - априорные формы чувственности и рассудка, а содержание выступает как нечто внешнее этим формам. Материал ощущений - это то, что привносится в процессе познания эмпирическим, т.е. индивидуально-психологическим, субъектом, без которого трансцендентальный субъект не может осуществить своей синтезирующей деятельности. Иными словами, содержательный и формальный моменты у Канта оказываются разъятыми, причем содержательная сторона является чисто эмпирической, почему, собственно, Гуссерль и упрекает Канта в психологизме"9.
С этим глубоким соображением стоит согласиться. Действительно, проблема была не только в том, что Кант задал познание как составленное из двух разных начал. В традиционной картине познания содержание знания понималось как продуцируемое в рамках применения правильного метода, представляла ли его логика или собственно методология. В рамках определенного философского осмысления (кантианской концептуализации) эта детерминация выливалась именно в то, о чем пишет Гайденко; но мало того, при подобном истолковании научного познания, как обусловленного определенной логикой или методологией, невозможно было понять и объяснить, как возникают новые научные идеи, концепции и теории, что все больше и больше занимало философов после Канта. Чисто психологическое решение (научное знание есть продукт творчества и реализации индивида) тоже многих не устраивало, поскольку в этом случае новая научная теория выглядела произвольной и субъективной. Одновременно то, как Гуссерль вводит интенциональность, показывает, что он, как и многие исследователи того времени (конца XIX - начала XX столетия) не был свободен от психологизма, поэтому-то и старался вытравить его из своих построений.
"Гуссерлианский поворот", по версии Гайденко, состоял в следующем: Гуссерль становится на эзотерическую точку зрения, утверждая совпадение своего видения и реальности, при этом подлинной реальностью считает именно интенциональность, т.е. состояние, когда сознание установлено, настроено таким образом, что предмет сам входит в него, показывает себя.
«Критерием достоверности Гуссерль считает очевидность. Вот что пишет он по этому поводу в "Логических исследованиях": "Я никого не могу заставить с очевидностью усмотреть то, что усматриваю я. Но я сам не могу сомневаться, я ведь опять-таки с самоочевидностью сознаю, что всякое сомнение там, где у меня есть очевидность, то есть где я непосредственно воспринимаю истину, было бы нелепо
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.