Преподавателю социально-гуманитарных дисциплин ==
Философия И. Канта как версия универсализма
В.Е. ГАРПУШКИН
кандидат философских наук, доцент
Предстоящие памятные даты, связанные с И.Кантом (1724-1804) -285 лет со дня рождения и 205 лет со дня смерти - заставляют ещё раз обратиться к наследию великого философа.
В этой статье я хочу критически рассмотреть известные у нас, в основном негативные оценки философии Канта, берущие начало в высказываниях классиков марксизма и утвердившиеся с тех пор в нашей философской литературе. Имеются в виду определения Канта как родоначальника немецкого классического идеализма, субъективного идеалиста, агностика и в то же время дуалиста, отличавшегося формализмом и абстрактностью (2,419-425; 3,245-246; 6,3). Эти определения стали догмами, стереотипами, не подвергавшимися сомнениям, а тем более попыткам опровержения как очевидные истины. Но так ли уж они очевидны?
Начну с определения Канта как родоначальника немецкого классического идеализма (В.Ф.Асмус) наряду с Фихте, Шеллингом и Гегелем. Вариант этого определения: Кант - основоположник немецкой классической философии (Т.И.Ойзерман). Эта точка зрения утвердилась в марксистской философской традиции с подачи Ф.Энгельса, хотя её по сути высказывали сами эти классики, т.е. Фихте, Шеллинг и Гегель. Но какие были у них для этого основания? Много ли общего у Канта с их взглядами? Видимо, философии Канта должны быть присущи главные отличия философии этих классиков, а именно системность, теоретичность, историзм, диалектика, исследование разума как главного предмета, принцип активности разума, принцип тождества бытия и мышления, рационалистский теологизм. При этом все эти черты
пронизаны идеализмом и мистицизмом. Из этих черт надо выделить принцип тождества бытия и мышления и систематическую диалектику как определяющие. Но философии Канта эти черты не присуши. Ибо суть бытия для Канта - непознаваемое нечто, «вещь в себе», что составляет предмет веры, а не разума.
Да, Кант раньше, чем Фихте, Шеллинг и Гегель сделал разум главным предметом философии. Но, во-первых, до него это совершили Декарт, Спиноза, Лейбниц и многие французские и немецкие просветители. А во-вторых, и это главное, Кант показал ограниченность возможностей разума. По Канту, разум выполняет только «регулятивную», но не «конститутивную» (созидающую объекты) функцию в познании, как у Фихте, Шеллинга и Гегеля, которые онтологизировали разум, придав ему божественный статус. Рационализм Канта не переходил в культ всемогущего разума, как у них. Диалектику же он третировал как иллюзорную логику заблуждающегося разума, не имеющую объективного содержания, зато обладающую «ложным блеском» видимости (1,339-340).
Религии Кант тоже не придавал такого большого значения, которое она имела в учениях этих классиков идеализма. Как известно, в зрелый период своего творчества он
обосновал невозможность доказательства бытия бога и зависимость религии от морали. Хотя Кант не отрицал необходимость религии для поддержания морали, приписывая религии опять-таки лишь регулятивную, нравственно-практическую функцию. В то время как указанные идеалисты придавали религии решающее значение не только в сфере морали, но и в познании, рассматривая бога как абсолютное тождество противоположностей и воплощение высшего, мирового разума.»
Что касается принципов системности, теоретичности, активности сознания, историзма, то они, конечно, присущи философии Канта, но
здесь он является последователем рационализма Декарта, Лейбница и особенно Спинозы (за исключением историзма). Недаром Шеллинг и Гегель называли себя «спинозистами». И не случайно Кант решительно отмежевался от наукоучения Фихте, которое тот выдавал за развитие идей самого Канта (хотя частично он был прав).
Но главное для решения поставленного вопроса - выяснить, был ли Кант классическим идеалистом, да и идеалистом вообще. Ведь тот факт, что он был предшественником классических идеалистов и повлиял на их творчество, ещё не означает утвердительного ответа на этот вопрос: все выдающиеся (а часто и просто талантливые) предшественники своим творчеством влияют на последующих творцов или своими идеями, или постановкой проблем, или методами, или языком, а иногда и всеми этими факторами. Но при этом сущность творений тех и других может сильно различаться. Именно так, на мой взгляд, и обстояло дело с Кантом и следовавшими за ним классиками немецкого идеализма. Кант не был классическим идеалистом, ибо был достаточно непоследовательным, противоречивым в своих основаниях мыслителем, признавал объективность и вечность внешнего мира, его определяющее влияние на содержание (но не на форму) знания, а это важнейшие свидетельства против идеализма.
Может быть, Кант был идеалистом по преимуществу, по основному содержанию своих идей? Но и с этим вряд ли можно согласиться. Хотя сам Кант называл своё учение «трансцендентальным идеализмом», он отмежёвывался от типичного, «обыкновенного» идеализма, называя собственное учение «формальным идеализмом» в отличие от «материального, т.е. обыкновенного идеализма, который сомневается в существовании самих внешних вещей или отрицает его. В некоторых случаях во избежание недоразумений лучше, по-видимому, пользоваться этим, а не приведенным в тексте термином» (1,451), т.е. не термином «трансцендентальный идеализм». Это принципиально
важное уточнение Кантом своей позиции. По сути оно означает, что Кант не считает себя вполне идеалистом: он похож на идеалиста только по форме (вследствие своего метода - априоризма), но не по содержанию.
Традиционно Канта критикуют за преувеличение формы относительно содержания и ссылаются при этом на Гегеля, который указал на диалектическую связь формы и содержания. Но ведь это связь противоположн остей, обладающих относительной самостоятельностью. Поэтому по-своему прав и Кант, сосредоточившийся на исследовании формы знания и отдавший ей (как предмету научной философии) предпочтение перед содержанием знания. Ведь это содержание чрезвычайно изменчиво, относительно, конкретно («случайно», по выражению Канта), а задачей науки и философии является, справедливо считает Кант, получение и исследование всеобщего и необходимого знания. Конечно, конкретное, единичное, случайное связано через моменты всеобщего и необходимого в нём, но это всеобщее и необходимое, существуя в действительных элементах, формах и отношениях конкретных вещей, в познании выражается через устойчивые абстрактные формы слов, понятий, принципов, законов, через которые только и осмысливается конкретное. А Кант как раз интересовался в зрелый период своего творчества не столько онтологией внешнего мира, сколько формами и условиями познания его. Правда, эти формы он мистифицировал, посчитав их априорными.
Сказанное позволяет сделать вывод, что нет достаточных оснований считать именно Канта родоначальником или основоположником немецкого классического идеализма. Скорее основоположником можно было бы считать Лейбница, написавшего свои «Новые опыты о человеческом разуме» почти на 80 лет раньше выхода «Критики чистого разума», где он утверждал, предваряя Канта, что Разум является доопытным источником всеобщих и необходимых истин
науки и философии, а внешние объекты дают только толчок для его деятельности. Объективный и абстрактно-формализованный идеализм Лейбница, богатство его диалектических идей (о всеобщей связи, единстве и развитии всех вещей, о взаимосвязи необходимости и случайности, об относительности движения и покоя, об активности духовной субстанции и др.) оказали не меньшее, а скорее большее влияние на представителей немецкого классического идеализма, чем идеи Канта. А точнее, возможно, будет сказать, что у этого идеализма не было одного основоположника, он возник в результате сложного взаимодействия и синтеза многих социальных, научных, общекультурных и собственно философских факторов и идей. Среди последних особую роль сыграли идеи рационализма Декарта, Спинозы и Лейбница, скептицизма Юма, французского и немецкого Просвещения, немецких мистиков (особенно Я.Бёме) и романтиков, Канта и др. Начинать немецкий классический идеализм с Канта нет оснований. Классический (завершённый) немецкий идеализм начинался с Фихте.
Видимо, Канта будет справедливее считать не основоположником, а предшественником или предтечей немецкой классической философии. Но опять возникает вопрос: всей ли этой философии он предтеча или только диалектического идеализма Фихте, Шеллинга и Гегеля? Ведь в содержание понятия «классическая немецкая философия» марксистская традиция вслед за Энгельсом включает еще и Канта, и Фейербаха, который был материалистом. Видимо, Кант повлиял на философское развитие Фейербаха своими материалистическими мотивами. Фейербах явился основоположником немецкого, а во многом не только немецкого материализма и уже поэтому стал классиком немецкой философии.
Возникает новый вопрос: правомерно ли ограничивать классику немецкой философии указанными Энгельсом именами? Разве Лейбниц, Шопенгауэр, Ницше, Маркс и Энгельс, Гуссерль, Н.Гартман, Хайдеггер меньше повлияли на немецкую, вообще европейскую и даже в целом
мировую философию? Очевидно, не меньше, а некоторые из них, возможно, и больше. Ибо все они создали оригинальные, фундаментальные, теоретически разработанные учения и добились в своих направлениях высших достижений, а это и есть признаки классики. Единственный, кто превзошёл всех классиков по своему влиянию на всю последующую мировую философию, это, несомненно, Кант. Его в равной степени' можно считать предтечей не только немецкого диалектического идеализма, но и философской антропологии, феноменологии, логического позитивизма, персонализма, прагматизма и других течений Х1Х-ХХ вв.
Рассмотрев вопрос о границах и критериях философской классики на примере развития немецкой философии ХУМ-ХХ вв., можно сделать вывод, что эти границы исторически подвижны, обычно в сторону расширения. Видимо, и критерии классичности исторически могут меняться. Этот вопрос требует особого исследования, здесь же ограничимся его постановкой.
Теперь расс
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.