Е. Ю. ГЕИМБУХ
Москва
«Горьким словом моим посмеюся...»
(Н. В. Гоголь. «Записки сумасшедшего»)
В статье речь идет о таких способах создания образов безумного героя и безумного мира, как сложность повествовательной структуры, столкновение разных точек зрения на обыденное и «необыкновенное», единство логического и алогичного.
Ключевые слова: языковая игра; авторская ирония; подтекст; косноязычие; нагнетание алогизмов.
аписки сумасшедшего», написанные Н. В. Гоголем в 1834 г. и сначала опубликованные в «Арабесках» (1835), а затем включенные в «Петербургские повести» (1842), не обделены вниманием читателей и исследователей. Может быть, поэтому к нашему времени диапазон интерпретаций смысла повести колеблется от толкования сумасшествия Поприщина как «его прорыва к высшему смыслу бытия...» [Янушкевич 2001: 207] до «социального осмысления. безумия» как «первого сатирического выступления против бездушной системы николаевского бюрократизма» [Гоголь 1938: 705]. Однако общее эмотивное впечатление от повести все же находится в рамках сформулированного В. Г. Белинским тезиса: «Вы еще смеетесь над простаком, но уже ваш смех растворен горечью; это смех над сумасшедшим, которого бред и смешит, и возбуждает сострадание» [Белинский 1953: II; 226].
Что же в повести послужило основой противоположных суждений? Как запе-
Генмбух Елена Юрьевна, доктор филол. наук, профессор МГПУ. E-mail: gejmbuh @ramhler.ru
чатлен в «Записках сумасшедшего» гоголевский «смех сквозь слезы»?
Двойственность позиции связана прежде всего со сложностью и противоречивостью изображения, со «связью между безумным бредом больного Поприщина и "неправильностями" и срывами объективного хода вещей» [Манн 1996: 49].
В «Записках сумасшедшего» предметом изображения и осмысления являются две взаимообусловленные сферы - социальная и лично-биографическая. Неустроенность семейной жизни Поприщи-на не является предметом размышлений героя. Рефлексия героя направлена на социальный статус, при этом отношение Поприщина к своему месту в жизни, к своему поприщу неоднозначно и меняется на протяжении повествования в связи с разного рода обыкновенными и необыкновенными приключениями. Кажется, что сами записки вызваны потребностью разобраться в сложном и противоречивом состоянии бытия.
Анализ «Записок» показывает, что социальная реальность лишь постепенно осознается героем как трагическая. По-прищин до того, как его разум совершенно отказывается служить ему (после
46
обозначения в дневнике даты «год 2000 апреля 43 числа»), воспринимает себя как мелкого чиновника, вынужденного ходить в должность в силу необходимости как-то содержать себя. Начинается повествование с описания обыденности чиновничьей жизни. При решении вопроса - идти или не идти в должность - в Поприщине борются нежелание видеть проклятую цаплю (начальника отделения), слышать его постоянные упреки - и надежда выпросить жалованье вперед, причем сам герой осознает эту надежду как безуспешную. В обыденной жизни у Поприщина есть свои радости: он считает себя особой, приближенной к директору департамента (так как сидит «в директорском кабинете и очинивает перья для его превосходительства»), и надеется на хорошее отношение к своей персоне («Я замечаю, однако же, что он меня особенно любит»). Гордость Поприщина по поводу снисходительного отношения генерала усиливается благодаря уверенности в значимости и значительности «его превосходительства»:
Наш директор должен быть очень умный человек. Весь кабинет его уставлен шкафами с книгами. Он очень любит, чтобы стояло побольше перьев. У! должен быть голова! Все молчит, а в голове, я думаю, все обсуживает.
Подмена понятий (духовная близость и пространственная рядоположность), алогичность выводов об уме директора становятся теми элементами изображения, которые, постепенно накапливаясь на протяжении повествования, затем складываются в общую картину безумия.
Однако вначале Поприщин воспринимает действительность в целом адекватно, во всей ее сложности и противоречивости. Он не любит своего прямого начальника, не любит переписывание гадких бумаг, но испытывает гордость за принадлежность к сословию чиновников («Что это за бестия наш брат чиновник! Ей-богу, не уступит никакому офицеру: пройди какая-нибудь в шляпке, непременно зацепит»), а иногда - горечь из-за общей неустроенности чиновничьего быта («нашей братьи чиновников - как собак,
один на другом сидит»). Но чаще Попри-щин выделяет себя из «чиновничьего братства», так как считает только себя человеком культурным, с богатыми духовными запросами:
А вот из нашей братьи чиновников есть такие свиньи: решительно не пойдет, мужик, в театр.
Выбор уничижительных характеристик (свинья, мужик) определяется самым значимым поводом чувствовать себя выше других - принадлежностью к дворянству. Если в качестве чиновника По-прищин занимает низкое положение в обществе и может лишь мечтать о благоволении директора, то, будучи дворянином, имеет право на уважение. Он уверен, что многие преимущества принадлежат ему по праву рождения, поэтому и возмущается купеческими сынками, которые лезут в дворяне.
У дворянина и чиновника Поприщина есть и еще один повод гордиться собой -«благородство службы» в департаменте. Правда, к этому выводу он приходит таким же путем, каким лиса в басне Крылова приходит к нежеланию есть виноград, который она не может достать: «На взгляд-то он хорош, да зелен...» Так и Поприщин - сначала сетует, что в департаменте «никаких совершенно ресурсов», затем то ли с восхищением, то ли с осуждением описывает ловкого взяточника:
С виду такой тихенький, говорит так деликатно: Одолжите ножичка починить перышко», - а там обчистит так, что только одну рубашку оставит на просителе.
Правда, у нас зато служба благородная, чистота во всем такая, какой вовеки не видеть губернскому правлению: столы из красного дерева, и все начальники на вы.
Эта позиция вполне вписывается в психологию «маленького человека», который таким образом пытается удовлетворить чувство собственного достоинства. А если учесть языковую игру - сближение семантики глаголов в выражениях починить перышко - обчистить... просителя, то за бесхитростным описанием чиновника явно просматривается ирония писателя, причем ирония, направленная
не на восприятие действительности По-прищиным, а на саму эту действительность, на то, что является для его современников обычным и обыденным.
Собственно же «поприщинские» описания лишены подтекстового смысла, в них все движения души явлены в неприкрытой непосредственности:
Да и подлые ремесленники напускают копоти и дыму из своих мастерских такое множество, что человеку благородному решительно невозможно здесь прогуливаться.
Вначале мечты Поприщина вполне благоразумны:
Хотелось бы мне рассмотреть поближе жизнь этих господ, все эти экивоки и придворные штуки, как они, что они делают в своем кругу, - вот что бы мне хотелось узнать!
Мечта заглянуть в святая святых вполне безобидна, не связана со стремлением выйти из «своего круга» и не отмечена желанием разрушить устоявшийся уклад. При этом, даже размышляя о предмете своих воздыханий - генеральской дочке, - Поприщин смиряет свое любопытство и воображение и демонстрирует добропорядочность и благонравие (вероятно, именно в благоговении перед тайной чужой жизни смысл лейтмотивных восклицаний ничего, ничего... молчание!, которые, однако, исчезают после чтения писем собачки и дальнейшего развития безумия, о чем, в частности, свидетельствует выход за границы ранее дозволенного - сначала в мыслях: «.посмотрим, что Софи. Эх, канальство!.. Ничего, ничего. будем продолжать», - а затем и в действительности: «Я прямо пробрался в уборную. Она сидела перед зеркалом, вскочила и отступила от меня»).
Сама потребность «Записок», вероятно, объяснятся тем, что привычное для По-прищина более или менее устойчивое положение вещей меняется и требует осознания, в связи с чем обычный мелкий чиновник поднимается до рефлексии, которая открывает перед ним истинные законы бытия, что приводит его к безумию. Не случайно «Записки» начинаются с
указания на необыкновенное приключение, с признания Поприщина в том, что «с недавнего времени» он начал «иногда слышать и видеть такие вещи, которых никто еще не видывал и не слыхивал».
Жизнь вокруг Поприщина явно изменилась: в ней ценится не благородное происхождение, а наличие капитала. И потому лакеи в передней не выказывают дворянину никакого уважения:
Я терпеть не могут лакейского круга: всегда развалится в передней, и хоть бы головою потрудился кивнуть. Этого мало: один раз одна из этих бестий вздумала меня, не вставая с места, потчевать табачком. Да знаешь ли ты, глупый холоп, что я чиновник, я благородного происхождения. Однако ж я взял шляпу и надел сам на себя шинель, потому что эти господа никогда не подадут, и вышел.
В речи Поприщина опять встречается парадоксальная номинация: если раньше чиновники, не любящие театр, были названы мужиками, то теперь лакеи, холопы - господами. Таким образом, не осознавая того, сам Поприщин указывает на разрушение привычного для него мира, в котором ранее было невозможным нивелирование различий между сословиями, сближение форм поведения мужиков и чиновников, лакеев и господ.
Особую роль в «прозрении» Поприщи-на играет начальник отделения, который пытается указать мелкому чиновнику на его место, взывая к разуму:
Что ты? ведь ты нуль, более ничего. Ведь у тебя нет ни гроша за душою.
Но человеку трудно понять, что если «нет ни гроша за душою», то он «нуль». Кроме того, вопрос что ты? воспринимается как унижение человека, сведение моральной оценки исключительно к предметно-вещному миру. И вряд ли протест против этого можно рассматривать как выражение неумеренного честолюбия героя, его «претензии. на большее» [Боровиков 2007: № 2]. Скорее это желание защитить от наступающего враждебного мира то малое, что у него было, - место (поприще) в жизни, чувство собственного достоинства и уверенность в том, что
48
ему доступны естественные радости бытия, такие как любовь. Другое дело, что попранное «чувство собственного достоинства. пр
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.