РОССИЙСКАЯ АРХЕОЛОГИЯ, 2014, № 1, с. 5-13
ХВОСТ И ГРИВА КОНСКОЙ ФИГУРКИ ИЗ РОСТОВКИ
© 2014 г. И.В. Ковтун
Институт экологии человека СО РАН, Кемерово (ivkovtun@mail.ru)
Ключевые слова: ашвамедха, жертвоприношение, индоарии, Митанни, могильник Ростовка, сей-минско-турбинские металлурги.
The article is devoted to the analysis of the knife's pommel from the Seima-Turbino burial ground Rostovka near Omsk. The phenomenon of metallurgy of Seima-Turbino communities changed dramatically the technological standards of bronze casting industry of the North Eurasia at the end of the 3rd millennium - first centuries of the 2nd millennium BC. But the problem of ethnical and linguistic affiliation has not been solved yet. The author suggests the existence of an Indo-Aryan component in the Seima-Turbino groupings. The evidence of such substrate is the informative meanings of the sculptural mise en scene of the knife from Rostovka. The parallels are drawn between the ornamentation of the tail and the mane of the horse from Rostovka on one hand and the mix of a Vedic source and a Mitanni image on the other hand. The meaning of the composition with a skier pulled by the horse correlates with the Ashvamedha.
Уникальная скульптурная группа - навершие рукояти ножа из сейминско-турбинского могильника Ростовка - неоднократно привлекала внимание исследователей (рис. 1). Но орнаментация хвоста и гривы конской фигурки из данной композиции значительно реже составляла предмет специального научного интереса.
Нижняя половина хвоста ростовкинского коня, от середины до соприкосновения с "постаментом", имеет поперечно-рубчатую конфигурацию. Четыре или пять поперечных рельефных сегмен-
Рис. 1. Могильник Ростовка. Навершие ножа:
тов отчетливо выделяются на внутренней части и с левой стороны хвоста лошади. Если бы так передавались вьющиеся волосы конского хвоста, то тогда поперечно-рубчатый рельеф охватывал бы весь хвост целиком. Но отличие формы верхней и нижней половин хвоста заставляет предполагать иное значение рельефных выступов последней. Думается, здесь запечатлен способ украшения реального животного, при котором нижняя половина его хвоста последовательно перевязывалась или
А - вид сверху; Б - вид слева (фото автора).
переплеталась несколькими узлами от окончания репицы до соприкосновения с "постаментом".
Особое отношение к хвосту лошади известно у индоиранских народов. По одной из трактовок, раненый Вритрой Индра превращается в конский хвост, которому не могут повредить ядовитые зубы его змеевидного противника, и так избегает смертельной опасности (Дарчиев, 2006. С. 201223). В осетинском погребальном обряде коню, символически врученному покойному, отрезают хвост (Кузьмина, 1977. С. 43). Зафиксированы и упоминания о специальных "прическах" хвоста коня. Перед битвой конь Сослана советует герою: "Теперь завяжи крепко мой хвост, только три волоса оставь несвязанными" (Дарчиев, 2006. С. 201-223). В гимне Ригведы, посвященном умершему или принесенному в жертву коню, прямо говорится о прическе конского хвоста:
"Ты скакун по силе побеждать, с прекрасно заплетенным хвостом
Мчись успешно к хвале, успешно к небу...".
(Ригведа, X. 56. 3).
Иначе фрагмент переводится "с заплетенным в косу хвостом", что соответствует ритуалу вплетения жертвенному коню жемчужин в хвост (Елиза-ренкова, 1999б. С. 459): "Когда они (жены) вплетают жемчуг (в конскую гриву или хвост).. .Сто и одну жемчужину они вплетают в (в волосы) каждую часть" и т.д. (Satapatha-Brahmana, XIII. 2. 6. 8). В ведийской мифологии такой хвост придает лошади черты психопомпа, символизируя "иду-шего к богам" жертвенного коня - посредника в общении богов и людей: "они держатся за хвост коня, чтобы достичь небесного мира, потому что человек не знает правильного (пути) к небесному миру, но конь хорошо знает его" (Satapatha-Brahmana, XIII. 2. 3. 1).
Конский хвост подобно другим частям тела коня представлялся олицетворением определённых сфер, энергий и высших качеств. Такие представления о коне, воплощающем в себе космос и его части, восходят к наиболее раннему этапу индоарийской культурной и мифопоэтической традиции (Иванов, 1989. С. 81,82). В ашвамед-хе хвост жертвенного животного являлся объектом самостоятельных ритуальных манипуляций. С задней частью - хвостом жертвенного коня -соотносится один из трех видов благополучия: pasu - "скот" (Иванов, 1974. С. 96), т.е. богатство. В римском ритуале Equus October, восходящем к ашвамедхе (Ж. Дюмезиль), хвост жертвенного коня относили к стене священного помещения Regia (Гамкрелидзе, Иванов, 1984. С. 552).
По доминирующей в отечественной историографии, но не вполне верной интерпретации, после убийства ведийского коня его хвост отделяется (в действительности, как и всё умерщвлённое животное, только размечается) (см. напр.: Satapatha-Brahmana, XIII. 2. 10. 1, 2, 3; Маламуд, 2005. С. 242; Шомахмадов, 2007. С. 45) третьей женой царя железной или медной (Иванов, 1974. С. 96), а по другой версии, бронзовой иглой, чтобы царь получил богатство скотом (Кузьмина, 1977. С. 38). Поэтому смысловое значение этой части жертвы, вероятно, связывалось со статусом третьей жены царя, осуществлявшей ритуальные действия с конским хвостом. Ее эпитет - "оставленная" или "отверженная", а сопровождают её дочери "колесничих", "конюхов" и сельских старейшин. По мнению В.В. Иванова, это соответствует рангу вайшья (Иванов, 1974. С. 95). Очевидно, что манифестацией украшенного (заплетённого, перевязанного) хвоста жертвенного коня олицетворялась социальная группа, включавшая лиц, причастных к коневодству и лидеров первичных родовых и (или) территориальных сообществ. Изобразительное и, следовательно, ритуальное выделение хвоста ростовкинской лошадки допускает представленность подобной общественной группы и в сибирском жертвоприношении коня. Одновременно такая проекция позволяет судить о социальной структуре ростовкинской группировки сейминско-турбинских металлургов. Прическа хвоста ростовкинского коня означает заявленный, но сравнительно невысокий статус коневодов и глав первичных социальных объединений. Вероятно, эти "сословия" уступали первенство представителям пешей воинской и металлургической элиты, а также лицам со жреческими прерогативами. Такой социальный статус "колесничих" категорически расходится с их неоднократно отмечавшимся привилегированным положением в индоарийском обществе эпохи Ригведы и в древнеиранском социуме авестийского периода. Поэтому соотнесение "колесничих"-"конюхов" с хвостом жертвенного коня и третьим по значимости общественным рангом отражает архаику доведийского состояния, восходящего к Ростовке, и к археологически бесколесничному сейминско-турбинскому комплексу. Иная ситуация в это же время сложилась в ираноязычных аркаимо-син-таштинских сообществах, где, судя по погребениям, "стоящий на колеснице" мог рассчитывать на большую степень общественного признания.
Факт украшения хвоста позволяет рассматривать под аналогичным углом и оригинальную гриву ростовкинского коня. Двенадцать параллельных рельефных "прядей", сочетающихся с
короткой, стриженной вертикальной "челкой", также представляются скульптурным воспроизведением реально существовавшего способа украшения лошадиной гривы (рис. 1). Небезынтересно, что украшения причёски хвоста и гривы обозначены только с левой стороны скульптурной мизансцены. При создающем эффект глубины композиции левостороннем наклоне лыжника именно эта сторона воспринималась в качестве "лицевой". Сравнительно с ростовкинскими "пряди" на гривах сейминских, елунинской и усть-мутинской лошадок двусторонние и напоминают обычную, а не украшенную гриву (см., например: Ковтун, 2008. С. 139, 140. Рис. 1, 1-3). Их конфигурация естественна, тогда как "прядям" гривы ростовкинской лошади задана декоративная строго радиальная проекция. Поэтому односторонне декорированная грива скульптурки лошади из Ростовки напоминает изображение двенадцати-частного "лучеобразного веера" и подразумевает метафорический смысловой план. Вероятно, подобный подтекст присущ и схожей по форме "вертикальной" прическе гривы ведийского, а также митаннийского (см. ниже) жертвенного коня: "Когда они (жены) вплетают жемчуг (в конскую гриву или хвост), то они собирают вверх его волосы..." и т.д. (Satapatha-Brahmana, XIII. 2. 6. 8).
Одно из сакральных значений числа "двенадцать" уже в индоевропейскую эпоху было связано с делением года на двенадцать месяцев. Такая календарная структура присуща ряду архаичных индоевропейских традиций: индоиранской, греческой, италийской, славянской и др. (Гамкре-лидзе, Иванов, 1984. С. 855). Радиальная форма и двенадцать прядей (рис. 1, Б) напоминают о колесе - символе времени в Ригведе, двенадцать спиц которого символизируют месяцы года (Ели-заренкова, 1999а. С. 472):
"О двенадцати спицах - ведь оно не изнашивается! -
Вращается колесо закона по небу".
(Ригведа, I. 164. 11).
Согласно констатации Л. Рену, образ колеса, означающего год с месяцами, временами года и днями, часто встречается в ведийской поэзии (Елизаренкова, 2007. С. 252), а символизация двенадцати месяцев не ограничивалась их уподоблением спицам:
"Двенадцать ободьев, колесо одно,
Три ступицы - кто же это понимает?
Туда вбито три сотни гвоздиков
И шестьдесят колышков, которые неподвижны".
(Атхарваведа (Шаунака), X. 8. 4).
В ашвамедхе двенадцатидневный срок, по истечении года путешествия жертвенного коня, отводился для воздержания, физических лишений и испытаний, которым подвергался царь (Кузьмина, 1977. С. 37). Этот заключительный этап обряда в миниатюре символизировал весь его годовой двенадцатимесячный цикл. Тогда двенадцать лучеобразных "прядей" ростовкинской лошадки уподоблялись не только мифокалендарному годовому путешествию жертвенного коня в ашвамедхе, но и космогоническому телу индоарийского Мирового коня: "год - это тело жертвенного коня. Поистине, ашвамедха - это то, что излучает тепло; его тело - год" (Брихадараньяка Упанишада, I. 1. 1; I. 2. 7).
Думается, подобные ассоциации изначально основаны на мифокалендарных представлениях о физиологических
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.