Диалог о книге
«Блокадная этика. Представления о морали в Ленинграде в 1941-1942 гг.»
Сергея Ярова
Блокада Ленинграда - одно из самых трагичных событий Великой Отечественной и в целом Второй мировой войны, а для нашей страны - пожалуй, самое трагичное. Вторую мировую вообще трудно втиснуть в рамки «войны» (как бы широко ни понималось это само по себе страшное слово). Но и в этом контексте блокада навсегда останется очагом боли для всех, кто соприкасается с памятью о ней. Писать о ней тяжело, бесстрастно анализировать - наверное, вообще невозможно. Тем не менее анализ трагедии Ленинграда, конечно, и необходим, и актуален.
С годами всё большее значение приобретает изучение социальных и гуманитарных аспектов блокадной действительности. Открытие разнообразных и многочисленных источников (прежде всего архивных) и исчезновение цензуры привели в последнюю четверть века к появлению целой серии исследовательских проектов и публикаций, которые сконцентрированы именно на человеческом измерении происходившего в Ленинграде. Но тема эта не только не исчерпана, а во многом лишь начинает серьёзно - без сенсационности и умолчаний - изучаться. Важной вехой на этом пути стала публикация монографии известного петербургского историка, доктора исторических наук, ведущего научного сотрудника Санкт-Петербургского института истории РАН, профессора Европейского университета в Санкт-Петербурге и Санкт-Петербургского государственного университета им. А.И. Герцена Сергея Викторовича Ярова1.
В дискуссии приняли участие доктора исторических наук и профессора Т.М. Димони (Вологодский государственный педагогический университет); Ю.З. Кантор (Государственный Эрмитаж); О.Л. Лейбович (Пермский государственный политехнический университет); Н.А. Ломагин и В.Л. Пянкевич (оба - Санкт-Петербургский государственный университет); кандидаты исторических наук А.И. Богомолов (Санкт-Петербургский институт истории РАН); Д.А. Журавлёв (Военно-медицинский музей); А.С. Иванова (Институт российской истории РАН); Л.Г. Новикова (Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики»), а также профессор Джеффри Хасс (университет Ричмонда, Вирджиния, США).
Юлия Кантор: «И было сочувствие, и было милосердие, и была боль»
Стихи О. Берггольц, дневник Тани Савичевой, Ленинградская симфония Д. Шостаковича, Пискарёвское кладбище, Пулковские высоты, 900 дней и ночей, миллион загубленных жизней... Этими фактами-символами, пожалуй, и исчерпываются сегодняшние «общеупотребительные» представления
1 Яров С.В. Блокадная этика. Представления о морали в Ленинграде в 1941-1942 гг. СПб.; М.: Центрполиграф, 2012. 603 с.
о беспрецедентном, бесчеловечном явлении, вошедшем в мировую историю как блокада Ленинграда. С течением времени героизм обречённых на подвиг ленинградцев становится некой абстракцией, обязательной для упоминания лишь «по торжественным дням», а значит, чреватой исчезновением из национальной памяти. Правда о блокадной повседневности, о ситуации в городе, в советское время закрытая цензурой, а в постсоветское непростительно не вызывавшая интереса, сохранена в документах тех лет - секретных военных сводках и донесениях спецслужб (как советских, так и фашистских), статистических данных, дневниках горожан, в воспоминаниях. Эта правда при всей её жёсткости - «противоядие» от обывательского беспамятства. С.В. Яров, одним из первых в СССР ещё в 1980-х гг. обратившийся к теме обычного человека как участника грандиозных событий, к теории «малых дел» в большой социальной истории, остался верен себе. В обсуждаемой нами книге практически отсутствует традиционное, каноническое описание героизма и стойкости, описание, вошедшее в привычку и потому уже не «берущее за душу» и не будоражащее сознание. Яров скрупулёзно исследует жизнь города и горожан, оказавшихся в кольце: день за днём, час за часом. Потому что день и час для каждого ленинградца могли быть последними и при всей трагической похожести не были одинаковыми. Это видно лишь с «близкого расстояния» - при анализе сотен дневников, прочитанных автором. Они ранее лежали в спецхранах архивов и музеев, куда их приносили ленинградцы, надеясь, что для «правдивого слова о Ленинграде придёт время». Эти дневники, даже самые страшные, состоящие из смертельного отчаяния, - проявление поразительного духовного оптимизма. Ведь люди надеялись, что их свидетельства прочтут потомки, значит, они верили в Победу.
Дневники - основа исследования, но отнюдь не единственный его источник. В книге используются новые архивные и опубликованные материалы, принадлежащие авторам, общественное положение которых было радикально различным. Яров анализирует проблему морали в ситуации априори аморальной, каковой и была нацистская блокада многомиллионного города.
Блокадное кольцо сомкнулось вокруг Ленинграда 8 сентября 1941 г. Но в Ставку об этом не докладывали почти две недели, надеясь, что советские войска скоро прорвут блокаду, и можно будет доложить об «успешном дезавуировании фашистской провокации». Это промедление стоило Ленинграду сотен тысяч жизней - решение комиссии Госкомитета обороны о необходимости создания к 1 октября полуторамесячного запаса продовольствия в связи с угрозой осады было принято катастрофически поздно, в конце августа, и оказалось заведомо невыполнимым. Разумеется, о блокаде не сообщалось и населению. Более того, 13 сентября газета «Ленинградская правда» опубликовала сообщение Совин-формбюро: «Утверждение немцев, что им удалось перерезать все железные дороги, связывающие Ленинград с Советским Союзом, является обычным для немецкого командования преувеличением». В осаждённом городе осталось 2 млн 544 тыс. гражданского населения, в том числе свыше 100 тыс. беженцев из Прибалтики, Карелии и Ленинградской обл. Вместе с жителями пригородных районов в блокадном кольце оказалось 2 млн 887 тыс. человек.
В «Блокадной этике» нет пафосных обличений городского руководства, хотя имеется отдельная глава «Власть». Есть предельно внятные оценки её деятельности и нравственного состояния. Блокада не могла не отразиться на действиях городских властей и рельефнее, чем обычно, обнаружить их этику.
Главное - государственные интересы, и лишь потом забота о людях - таково было одно из основных правил многих «ответственных работников» во время блокады, - констатирует автор монографии. Он подтверждает этот тезис документами, в частности теми, где сказано, что «в первую очередь эвакуации подлежат важнейшие промышленные ценности... квалифицированные рабочие, инженеры и служащие... ответственные и партийные работники». «Металл важнее человека, партийный работник ценнее ребёнка - можно как угодно изворачиваться, оправдывая этот документ, но к иному выводу не прийти», -считает Яров. На фоне огромного количества серьёзной документальной, публицистической, мемуарной литературы о блокаде, вышедшей в последние два десятилетия, появление его книги воспринимается уже не как документальная сенсация, но как символический акт. И как приговор власти, беспомощность и бессовестность которой со всей беспощадностью высветила правда войны. Власти, узурпировавшей право на подлинную память о трагедии и подвиге города-героя, власти, скрывавшей страшную правду буквально с первых дней блокады и десятилетия спустя после её окончания.
«Ясной и системной программы спасения сотен тысяч ленинградцев до начала января 1942 г. у руководства города, похоже, не было. Отчасти это произошло потому, что они не сразу осознали масштабы катастрофы. Когда их скрывать стало невозможно, начали остерегаться нежелательной огласки. И не зря - неизбежно бы возник вопрос о том, кто виноват в случившемся», - пишет Яров в разделе «Государственный и общественный контроль». Уже после первой блокадной зимы партийное руководство пыталось направить коллективную память ленинградцев в «нужное» русло. Решено было снять фильм о блокаде. На всех этапах создания фильма - от написания сценария до выпуска его на экран - шла непрерывная работа по изъятию слоя за слоем фрагментов, свидетельствовавших о глубине ленинградской трагедии и проявившейся при этом слабости власти. В обсуждении подготовленной к показу документальной картины «Ленинград в борьбе» в студии кинохроники приняло участие всё руководство города. Итог подвёл А.А. Жданов: «Картина не удовлетворяет». Побывавшая в 1942 г. в Москве О. Берггольц испытала шок: «О Ленинграде всё скрывалось, о нём не знали правды так же, как о ежовской тюрьме. Я рассказываю им о нём, как когда-то говорила о тюрьме, - неудержимо, с тупым, посторонним удивлением... Трубя о нашем мужестве, они скрывают от народа правду о нас. Мы изолированы, мы выступаем в ролях "героев" фильма "Светлый путь"». Описание страданий и после войны было категорически недопустимо в советской оптимистической доктрине. Так, пишет Яров, Л. Гинзбург, пробивая публикацию своих «Записок», получила замечание, что в них слишком много пишется о еде.
«Блокадная этика» - это анатомия блокады. Здесь много медицинских фактов и натуралистических деталей. Для того чтобы не только осознать, но и прочувствовать глубину трагедии и подвига, необходимо знать всю правду. В книге нет «обобщённых» цифр - «900 дней» блокады, «более полумиллиона жизней», унесённых ею. Для автора это принципиально и в научном, и в нравственном смысле. Блокада продолжалась 871 день. Количество её жертв неизвестно. И не только потому, что после снятия блокады сводить воедино данные кладбищ было запрещено, а на оглашение каких-либо иных сведений, кроме официально утверждённых, было наложено вето. Сами кладбища не фиксировали количество захороненных в гигантских братских могилах-ямах (которые
были не только на Пискарёвском). Ещё одна причина: нередко люди привозили умерших родственников на кладбище, не регистрируя смерть в жилконторах. Это давало возможность получить на них продовольственные карточки и продлить себе жизнь. Сотни умерших на улицах увозили похоронные команды: кто был в силах подсчитывать, сколько тел удалось погрузить в кузов?
Требовать от обывателей массового, многодневного, многомесячного героизма - ханжеский
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.