ВЕСТНИК РОССИЙСКОЙ АКАДЕМИИ НАУК, 2014, том 84, № 12, с. 1098-1106
== ЭССЕ
Б01: 10.7868/80869587314120056
Изучение инфраструктуры производства нового знания представляет в наши дни как философский, теоретический и мировоззренческий, так и сугубо практический интерес, обусловленный необходимостью организовывать масштабные научно-технические проекты и управлять их функционированием. Трудность задачи заключается в том, что руководители имеют дело не только со сложными технико-технологическими объектами, но и, возможно, с ещё более сложными социальными объединениями, включающими помимо учёных разных специальностей, школ и научных традиций, также инженеров, технический персонал, менеджеров, экономистов, предпринимателей и политиков, сотрудников информационных отделов и отделов, отвечающих за связи с общественностью, работников других профессий. Первым шагом на пути понимания того, как живёт и развивается подобная система, является обращение к моменту зарождения современной науки — научной революции XVII в. Именно здесь автор публикуемой статьи ищет подтверждение своей точки зрения на природу и устройство научного сообщества.
ИНТЕРАКТИВНЫЕ ЗОНЫ: К ПРЕДЫСТОРИИ НАУЧНОЙ ЛАБОРАТОРИИ
И.Т. Касавин
Исследования перспектив технонауки, инновационной экономики, новых технологических укладов сегодня ведётся в терминах "зон обмена" [1] и "архитектуры трансфера знания". Всё более осознаётся, что производство знания происходит не в головах отдельных учёных, а в процессе общения разных социальных субъектов. Всегда ли знание рождалось таким образом или мы имеем дело с характерной чертой современных науки, техники и общества? Обращаясь к истории науки, мы обнаруживаем, что не столько учёные, сколько общество в целом в лице специалистов разного рода создало основу классического естествознания. Знание, явившееся результатом их стихийной работы, можно назвать "предпарадигмаль-ным опытом". Это понятие восходит к термину "pre-paradigm period", используемому Т. Куном для описания этапа развития науки, который "отличается частыми и серьёзными спорами по по-
d с-
воду легитимных методов, проблем и стандартов их решения, хотя всё это способствует, скорее, становлению школ, чем достижению согласия" [2, р. 147, 148] и "в ходе которого индивидуумы практикуют науку, но результаты их деятельности не включаются в ту науку, какой мы её знаем" [2, р. 167]. Этот тезис характеризует в первую очередь именно предысторию науки, достижения которой становятся значимыми лишь благодаря проницательности историков, изучающих развитие научного знания. Для нас важно, что в такое время центром формирования естественно-научного знания оказывается не некоторая теория; оно генерируется, часто в неявной форме, на коммуникативных площадках вокруг технического артефакта (от рудника и корабельной палубы до типографии и аптеки). Недооценка роли этой преднаучной инфраструктуры не позволяет адекватно понять истоки и природу нововременной и современной науки как особого социального института и как функции реального, в том числе предметного, взаимодействия (интеракции) социальных субъектов.
АРТЕФАКТЫ КАК ПЕРЕКРЁСТКИ КОММУНИКАЦИЙ: В ПРЕДДВЕРИИ НАУКИ
Ключ к пониманию научной революции Нового времени, в ходе которой теория соединилась с экспериментом, нельзя обнаружить путём логической реконструкции, пытаясь вывести новую науку из средневековой и возрожденческой университетской учёности. Хотя усилиями истори-
КАСАВИН Илья Теодорович — член-корреспондент РАН, заведующий Сектором социальной эпистемологии Института философии РАН. itkasavin@gmail.com
ков науки из глубин древних манускриптов выступают фигуры малоизвестных средневековых учёных, предвидевших некоторые идеи творцов классической науки, это не объясняет ни трансформации научно-технической практики, ни глобального изменения в понимании природы. В настоящей статье предлагается то недостающее звено, которое позволяет дополнить исследования М.К. Петрова, строящего логическую цепочку развития знания от теологии к экспериментальной науке [3].
Наука Нового времени немыслима без перехода от замкнутого, унифицированного и упорядоченного универсума, функционирующего при поддержке божественного провидения, к открытой, бесконечно многообразной, стихийно и непредсказуемо развивающейся Вселенной. Такой переход выстрадан драматическим ходом исторического развития, ему предшествовал важнейший период Х1У—ХУ1 вв., подготовивший и закрепивший в общественном сознании и практике новый образ знания и его получения. По-видимому, сама жизнь разрушила веру в упорядоченный природный мир и породила идею "торжествующего дьявола" — "злого", то есть неуправляемого и непостижимого мирового начала. Прочувствовать эту идею выпало на долю не кабинетных учёных-священников, но людей, погружённых в практическую деятельность, — врачей и солдат, ежедневно имевших дело с безжалостной смертью; моряков и купцов, бросавших вызов бескрайнему и могучему океану; монахов, фанатично нёсших веру Христову в дальние страны и попутно открывавших новые народы, флору и фауну неведомых до той поры земель. Они создавали особую практическую культуру мысли и формы коммуникации, позволявшие эффективно решать стоящие перед ними задачи. Мышление, равно как и интеракция, непременно выстраивались здесь вокруг какого-то нового артефакта — плода технической креативности и ручного искусства, включённого в особый контекст, в когнитивно-культурный или когнитивно-сакральный (А.П. Огурцов) комплекс. В рамках этого комплекса встречались разные люди, культивировались разнообразные практики, обретался новый, обеспечивающий совместную продуктивную деятельность язык.
Следует подчеркнуть, что коммуникативное пространство науки формировалось задолго до рождения науки как социального института. Для понимания того, как это происходило, обратимся к следующему наблюдению К. Маркса: "Ручная мельница даёт вам общество с сюзереном во главе, паровая мельница — общество с промышленным капиталистом" [4, с. 60]. Если этот тезис обратить не на общество в целом, а на специализированное эпистемическое сообщество, мы обнаружим, что технический артефакт, отличающийся особым историческим уровнем сложности, оказывается своеобразной останов-
кой на пути развития знания и перекрёстком общения заинтересованных субъектов.
Заглянем в глубокую древность. Полвека назад были открыты рудники и шахты древнего человека, датируемые 40—20 тыс. лет до н.э., например, рудник Нгвеня в Свазиленде (Южная Африка) [5], в котором добывали красный железняк (оксид железа Fe2O3) — самую распространённую железную руду. Учитывая, что это происходило задолго до начала "века железа", приходится соглашаться с гипотезами о том, что данный минерал использовался не для выработки железных орудий, но для приготовления красной охры — натурального пигмента, используемого в наскальной живописи, первобытной косметике, медицине и ритуалах. Тайны земных недр испокон веков манили к себе людей самых разных профессий. Рудокоп, ювелир, художник, знахарь, шаман — вот те субъекты, чьи интересы требовали объединить усилия вокруг рудника и шахты — истоков зарождавшегося горного дела.
Около 6 тыс. лет до н.э. человек освоил первые металлургические процессы — начал обрабатывать самородные золото, серебро и медь, извлекать медь из руды. Эти металлы первоначально также использовались в ритуалах и ювелирном деле. Первые кузницы датируются серединой IV тысячелетия до н.э. Тогда же и наступил энеолит (от лат. aeneus — медь), "меднокаменный век", когда люди не только научились извлекать медь из халькопирита CuFeS2 (медного колчедана), но и изготавливать сплав меди с оловом — бронзу. Бронзовые орудия заменили полированный камень эпохи неолита. Кузница как таинство огня и металла выступала в качестве места встречи рудокопа, кузнеца, ювелира, художника, алхимика, целителя и воина. Она стала царством Аида, Гефеста, Дедала, Ареса и Асклепия и далёкой предтечей физико-химической лаборатории.
Наряду с кузнецом особым статусом в деревенской общине обладал мельник. Ветряная мельница (первые свидетельства относятся к середине II тысячелетия до н.э., водяная упоминается уже в III тысячелетии до н.э.) была ещё одним средоточием мифических образов, навыков, знаний и культурных обменов. Мельник так же властвует над стихиями воздуха и воды, как и кузнец — над стихиями огня и земли. Мука понимается как всеобщая субстанция и как всеобщий эквивалент в натуральном хозяйстве. Отсюда магические характеристики мельника и его социальная ипостась в качестве ростовщика и весовщика, а отчасти и пекаря (и здесь нельзя не вспомнить тему магических свойств теста). Мельничная запруда — рыбное место, поэтому мельник оказывается также рыбаком и знакомцем водяного. Чтобы мельница работала, приносятся жертвы, а значит, мельник выступает и в качестве жреца. Механизм мельницы сделан из дерева, поэтому мельник од-
новременно и плотник, и механик. Мельница даёт технологию изготовления бумаги в эпоху книгопечатания, а мельничный привод выступает образцом для машин и механизмов и находит свою идеальную форму в механических часах.
Строительная площадка — ещё одно коммуникативное пространство, происхождение которого скрыто в глубине веков. Храм Соломона, Вавилонская башня, пирамида Хеопса, Афинский акрополь, Тадж-Махал, Шартрский собор, Саграда Фамилиа А. Гауди — эти и другие, в том числе неизвестные, постройки образуют центростремительные очаги культуры, в которых соединяются знания и технологии, профессии и социальные роли. Крупная стройка всегда была особым организационным проектом. Труд инженеров, механиков и математиков, камнетёсов и каменщиков, лесорубов и плотников, рудознатцев и кузнецов, гончаров и стекольщиков, ювелиров и художников, прядильщиков и ткачей дополнялся участием жрецов (началом строительства в древние времена являлось жертвоприношение, сегодня имитируемое закладкой в фундамент ценного предмета), работорговцев, стражников, погонщиков скота и множества иного вспомогательного персонала.
Таковы самые древние центры познавательного общения, в магических тиглях которых к
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.