ВОСТОК (ORLENS) 2014 № 5
155
ИРАНСКИЙ МИР 2-1-го тыс. до н.э.
О 2014 Г. Ю. КОЛГАНОВА
2-3 декабря 2013 г. в Институте востоковедения РАН состоялась международная научная конференция "Иранский мир 2-1-го тыс. до н.э.", организованная Отделом истории и культуры Древнего Востока ИВ РАН*. По традиции конференция посвящалась памяти Э.А. Грантовского (с 1996 г.) и Д.С. Раевского (с 2005 г.). В работе конференции приняли участие (непосредственно или опосредованно - через публикацию статей**) ученые России (из Москвы и Санкт-Петербурга), Украины (из Киева и Донецка) и Ирана.
Конференцию открыл C.B. Кулланда (ИВ РАН), напомнив молодой части аудитории, что Э.А. Грантовского и Д.С. Раевского отличали разносторонность интересов и знаний, а также необычайная увлеченность, заражавшая окружающих. Так, "заразившись", и сам Сергей Всеволодович стал заниматься иранистикой. Э.А. Грантовский был, по его мнению, одним из немногих историков, свободно ориентировавшихся в сравнительно-историческом языкознании и с блеском использовавших эти знания при реконструкции предыстории индоиранцев. Его толкования сообщений античных авторов о скифах при помощи этнографических материалов намного профессиональнее, чем занимавшихся скифологией этнографов. Изучая индо-иранские касты у скифов, Э.А. Грантовский показал, что последовательность функций, которые олицетворяли сыновья Таргитая, - не ошибка Геродота. Труды Э.А. Грантовского по иранистике - образец тщательнейшего и подробнейшего анализа материала, приводящего к нетривиальным и при этом всегда глубоко обоснованным выводам. Достаточно вспомнить, что крупнейший специалист по ономастике древнего Ближнего Востока Ран Цадок [Zadok, 2002] признавал, что полнее и лучше рассказать о проникновении иранцев в места их современного обитания, чем это сделано Э.А. Грантовским, невозможно. Д.С. Раевский блестяще использовал достижения смежных наук (фольклористики, семиотики и т.п.) при интерпретации скифских изображений, убедительно показав, что это не бытовые сцены, а иллюстрации к скифской генеалогической легенде. Современным ученым, по мнению C.B. Кулланды, остается только поддерживать уровень планки, установленный Э.А. Грантовским и Д.С. Раевским.
М.Б. Мейтарчиян (ИВ РАН) в докладе "О культе огня в Бактрии" проанализировала бак-трийские археологические памятники, связанные с культом огня: храм XIV-X вв. до н.э. в Джар-кутане (в раскопках которого она принимала участие); могильник Бустан VI, существенно, по ее мнению, отличающийся от погребальных комплексов ранних этапов сапаллинской культуры; погребальный комплекс Пшактепа в Сурхандарьинской области; культовые помещения № 7 и №17 комплекса раннего железного века Кучуктепа. Говоря о культе огня в Средней Азии в целом, М.Б. Мейтарчиян особое внимание уделила маргианскому храму рубежа 2-1-го тыс. до н.э. на поселении Тоголок-21, а также полемике вокруг термина "протозороастризм", предложенного В.И. Сарианиди. Следуя Т.П. Снесареву [Снесарев, 1969, с. 319] и Б.А. Литвинскому [Литвин-ский, 2000, с. 308], автор доклада пришла к выводу о том, что культ огня у народов Средней Азии гораздо древнее зороастризма.
Доклад Н.М. Никулиной (МГУ) посвящался Сузам и их роли в формировании художественного стиля в ахеменидском искусстве. Столичных центров в персидском государстве было несколько: старая столица Пасаргады, столицы основных территорий державы, составляющих ее фундамент, - Сузы, Экбатаны, Вавилон и за короткое время созданный новый центр -Персеполь. По мнению докладчицы, Персеполь и Сузы сразу выдвинулись на первое место. Серьезного разрыва во времени их создания быть не могло, что аналитически обосновывается. Персеполь, бесспорно, служит наиболее полным проявлением репрезентативного имперского стиля, окончательно сложившегося в эпоху расцвета Персидской державы в V в. до н.э. Однако в процессе формирования этого стиля важную роль сыграли, на взгляд Н.М. Никулиной, и Сузы -
*К открытию конференции были подготовлены тезисы: Иранский мир II—I тыс. до н.э. Материалы международной научной конференции, посвященной памяти Эдвина Арвидовича Грантовского и Дмитрия Сергеевича Раевского. Вып. VI. 2-3 декабря 2013 г. М.: ИВ РАН, 2013.
** A.B. Вертиенко (Ин-т востоковедения им. А.Е. Крымского HAH Украины, Киев) "Вооружение древних иранцев по Младшей Авесте: клинковое оружие"; Ю.Б. Полидович (Донецкий обл. краеведческий музей) «Мельгуновский тип изображения птиц в скифском искусстве (к вопросу о начальном этапе формирования "звериного стиля")»; Дерахшан Хедаятифард (Иран) "The Etymology of Gilaki Words".
архитектурный дворцовый комплекс, в котором при Дарии I уже происходили активные поиски оптимального по своей выразительности художественного языка. Ападана в Сузах, как и памятники Персеполя, создавалась по образцу сооружений в Пасаргадах, но изначально она была больше пасаргадской, а в результате восстановительных работ при Артаксерксе II приблизилась к персепольской.
Особое внимание Н.М. Никулина уделила синкретической природе стиля в изобразительном искусстве ахеменидского Ирана. Немало возможностей для анализа художественных особенностей представляют изображения идущих быков и львов на глазурованных рельефных фризах царского дворца Суз. Известно, что в их создании принимали участие вавилонские мастера. Но традиционный месопотамский образ заметно оживляет греческое натуроподобие. Автором доклада было предложено объяснение, каким образом дух ионического греческого искусства с его повышенной пластичностью и живописностью проник в глазурованные рельефы Суз (ведь известно, что в этой технике греки, даже восточные, не работали), а также убедительно доказано участие греческих мастеров в работе над изображениями персидских лучников из гвардии великого царя1.
Тема взаимодействия художественных традиций была продолжена выступлением Е.В. Пе-реводчиковой (ГИМ) "Признаки изображений в скифском зверином стиле в ситуации диалога культур". В произведениях скифского "звериного стиля", по мнению автора доклада, вполне различимы признаки античного, фракийского, кобанского, ахеменидского и китайского искусства, которые, при всей своей очевидности, не выглядят инородными, так как изобразительная система скифского звериного стиля способна отбирать признаки иных традиций и расставлять их по местам согласно собственным законам. Для исследования межкультурных контактов важно, считает Е.В. Переводчикова, какие именно элементы отбирались в искусстве других традиций. Наряду с делением признаков на значимые и незначимые по отношению к сюжету изображения, характеризующего изобразительную систему скифского "звериного стиля", существует и более общая классификация признаков изображений. Согласно ей они делятся на функциональные (вызывающие в воображении образ изображаемого объекта), стилизационные (определяющие уровень его стилизации) и генетические (позволяющие определить происхождение традиции).
Автор доклада старалась проследить "поведение" всех перечисленных групп признаков в диалоге изобразительных традиций, отвечая на вопросы: как должны проявляться эти признаки в ситуации, когда носители одной традиции встречаются с образцами другой, что и как они должны видеть в таком случае, на что обращать внимание, как при этом должны восприниматься те или иные признаки, учтенные упомянутыми классификациями. Обзор признаков произведений скифского "звериного стиля" на некоторых примерах контактов с другими традициями (греческой в Северном Причерноморье, греческой и ахеменидской в Прикубанье V в. до н.э., ахеменидской и кобанской в Прикубанье IV в. до н.э., ахеменидской и китайской на Алтае) позволил Е.В. Переводчиковой выделить и среди скифских, и среди заимствованных черт признаки как значимые, так и незначимые по отношению к виду изображаемого животного, а также признаки функциональные и стилизационные. Генетические же признаки среди заимствованных черт отсутствуют. Иное соотношение признаков характеризуют материалы кургана Аржан-2, где генетические признаки присутствуют, позволяя предполагать китайское производство. Именно генетические признаки позволили увидеть следы китайской изобразительной традиции на золотых оковках деревянных сосудов из 1 -го Филипповского кургана. По мнению докладчика, подобного рода признаки следует искать и в декоре тагарских железных кинжалов. Она приходит к выводу, что наличие генетических признаков среди заимствованных черт маркирует межкультурный диалог особого рода - когда мастер и заказчик принадлежат разным культурным традициям.
С.А. Зинченко (РГГУ) в докладе "О возможных путях генезиса и "транскрипции" образа Стрельца-кентавра в искусстве Древнего Востока» рассмотрела следующие вопросы: чем обоснованы наличия разницы в восприятии образа Стрельца-кентавра в различных культурах; возможно ли выделение в качестве источника некоей исходной традиции, и с какой культурой данная традиция может быть связана; если выделение одной исходной традиции не представляется возможным, то какие прототипы лежат в основе генезиса данного типа изображений,
1 Н.М. Никулина подчеркнула, что первым, кто обратил на это внимание, был Б.В. Фармаковский [Фар-маковский, 1918], а вовсе не Г. Рихтер [Richter, 1946].
каковы их "процентное соотношение" между собой и культурное происхождение? Особое внимание в докладе было уделено катастеризмам2, выступающим в качестве важного свидетельства о заимствовании для данной культуры конкретного образа, а также характеру и времени заимствования. Наряду с катастеризмами в пользу того, что созвездие Стрельца греческой культурой заимствовано не с территории Эгеиды, по мысли С.А. Зинченко, говорит и факт отсутствия образа коня среди датируемых около 2000 г. до н.э. статуэток (интерпретированных П. Блом-бергом как символы созвездий [Blomberg, 2000, р. 102]) из святилищ Петсофас и Траосталос. Достаточно позднее заимствование изобразительного прототипа Стрельца связано, по мнению автора доклада, с поздним знакомством древнегреческой культуры с астрономическими знаниями Месопотамии.
Проанализировав многочисленные письменные и изобразительные данные, св
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.