20. Puisans T. Pulkvedis Kalpaks un musu nacionalisms. Vina naves diena vestures perspektiva // Daugavas Vanagu Menesraksts. 2012. № 1. 6-8 lpp.
21. Slucis A. Sargat Latviju. - Riga, 2013.
22. Speka vardi Latvijai / Sast. Janis Üdris. - Riga, 2008.
23. The Nation, Europe and the World: Textbooks and Curricula in Transition / Eds. H. Schissler, Y.N. Soysal. - Berghahn Books, 2005.
24. Vigups J., Pranks R., Figols V. Latvijas armijas krusu nozimes 1918-1940. - Riga, 2011.
25. Vike-Freiberga V. Savai tautai. Citati no runam un rakstiem. 19712007. - Riga, 2008.
26. Vitols H. Janis Kuga. Eiropas kultUras apcere. - Riga, 2002.
историографическая ситуация в ЛАтвИИ: особенности и направления развития
Кирчанов М.в.
Воронежский государственный университет, Воронеж, Россия
historiographical situation IN Latvia: characteristics and trends of development
Kirchanov M.v.
Voroneh State University, Voronezh, Russia
Автор анализирует особенности историографической ситуации в современной Латвии. Выявлены основные особенности развития исторических исследований транзитных обществах. Проанализированы системные черты и особенности развития латышской историографии. «Большие нарративы» в современной латышской историографии анализируются как основная форма развития исторического знания. Показана взаимозависимость развития политического национализма и исторической науки.
Ключевые слова: Латвия; историография; «большие нарративы»; историческая память; национализм; историческое воображение.
The author analyzes the features of the historiographical situation in contemporary Latvia. The basic features of the development of historical studies in transit societies are studied. The system features and characteristics of the Latvian historiography are analyzed. The «grand narratives» in contemporary Latvian historiography are analyzed as the main form of historical knowledge. The relationships of political nationalism and historical science are touched upon in the article.
Keywords: Latvia; historiography; «grand narratives»; historical memory; nationalism; historical imagination.
Распад Советского Союза в 1991 году стал завершением не только истории советской историографии, но и фактически положил начало самостоятельному развитию целого ряда новых историографических традиций. Перед постсоветскими государства-
ми встали задачи легитимации их независимого существования и развития, в том числе - и с использованием истории. История практически всегда использовалась для решения тех или иных политических задач. В подобной ситуации политизация истории, ее идеологизации и использования для индоктринизации населения являются фактическими неизбежными спутниками государственного строительства. В тех странах, которые относительно недавно обрели политическую независимость, история имеет свойство самым тесным образом смыкаться и сближаться с национализмом, чему посвящена относительно обширная научная литература, хотя, как полагает Энтони Смит, «роль националистически настроенных историков в пропаганде национализма до сих пор не стали предметом тщательного исследования» [31, с. 236]. В центре авторского внимания в данной статье - проблемы развития исторических исследований в современной Латвии.
Если пытаться обобщить основные направления научного изучения отношений национализма и исторического знания, то таковых магистральных направлений будет несколько, а именно:
1) анализ мифологизации прошлого [6] и политического применения истории в целях легитимации территориально-политических перемен в регионах, отягощенными незавершенными этническими и религиозными конфликтами в контексте ответственности интеллектуалов [4], актуализации религиозного фактора [15], формирования и функционирования коллективных «мест памяти» в исторических воображениях [1], политической мифологизации прошлого [8];
2) изучения роли истории, исторических мифов и исторического воображения в контексте политических, культурных
и интеллектуальных трансформаций на постсоветском пространстве [11];
3) анализ политических и идеологических манипуляций с историей в условно «старых» национальных государствах западного мира и немусульманского Востока [5];
4) выяснение роли отдельных интеллектуалов и историков [19] в смыкании исторического знания с национализмом;
5) изучение условно «частных» случаев смыкания исторического знания и национализма в отдельных странах [15] или регионах [18], статус которых является спорным;
6) обращение к трансформациям историографии и исторического знания в авторитарных, преимущественно - левых [3], режимах на этапе их стабильного функционирования и в периоды кризиса, упадка и постепенной эрозии;
7) изучение манипуляций с историей в постколониальном мире [2];
8) изучение массовых исторических нарративов (например, школьных учебников по истории [12]), предназначенных для формирования и воспроизводства идентичностей и лояльностей;
9) сравнительные штудии политического и идеологически маркированного применения истории [10].
В контексте столь тематически разнообразной современной историографии, посвященной проблемам отношения национализма и исторического знания, балтийские сюжеты в целом и латышская проблематика в частности представляются практически неизученными. Тем не менее, на современном этапе большинство
представителей академических научных сообществ согласны с тем, что у национализма, по мнению Крэйга Калхуна, «очень непростые отношения с историей», хотя именно он «поддерживает создание исторических описаний нации», а «современная историческая наука сформирована традицией создания национальных историй, призванных наделить читателей коллективной идентичностью» [21, с. 113]. Комментируя политические использования и применения истории, Д. Томсон подчеркивал, что «в эпоху национальных государств история обречена быть националистической» [17, р. 27], так как именно «история делает существование нации законным» [16, р. 467], легитимизируя, тем самым, и национальные государства.
В постсоветских государствах историки были вынуждены решать качественно новые задачи, связанные с легитимацией независимости постсоветских республик. В разных странах эти задачи решались различно. Кроме этого историографический опыт и потенциалы национальных исторических наук в значительной степени варьировались. Особое место среди постсоветских исто-риографий занимают исторические исследования в Латвии, Литве и Эстонии. Балтийские республики впервые в истории получили опыт независимого политического развития в период между двумя мировыми войнами.
Поэтому, восстановление политической независимости на общих векторах развития исторических исследований в этих странах отразилось весьма специфично. В центре авторского внимания в настоящем разделе будут проблемы и общие векторы развития исторических исследований, исторической политики и исторической памяти в Латвийской Республике [30].
Анализируя развитие латышской историографии, во внимание следует принимать ряд факторов. Рассматривая специфику, векторы и траектории историографических трансформаций и историографических изменений в современной Латвии, вероятно, будет уместным обратиться к path dependence theory, сторонники которой склонны анализировать и объяснять разного рода политические и социально-экономические трансформации того или иного общества теми стартовыми и начальными условиями, которые не только предшествовали переменам, но и фактически определили их. Обусловленность основных направлений развития исторических исследований и политические предпочтения историков самым тесным образом связаны с внешними факторами. Итак, что в теоретическом и институциональном плане представляла латышская историография в начале 1990-х годов, то есть практически сразу после восстановления политической независимости?
Во-первых, латвийская историография к началу 1990-х годов в качестве своих предшественников имела не только советскую латвийскую историческую науку, но и историографию периода межвоенной независимой Латвии [22]. Тем не менее, процесс «де-империализации», то есть «приспособления исторических схем и интеллектуальных концепций к факту распада империи» [23, с. 218], по определению Зенона Евгена Когута, в ее рамках протекал не менее сложно, чем в тех историографиях, которые подобным опытом и наследием не обладали. Процесс деимпериализа-ции в Латвии протекал чрезвычайно медленно. В постсоветской Латвии исторические штудии развивались и воображались как история преимущественно Латвии, написанная в традиционной
системе координат нормативной событийной историографии. В подобной ситуации исследования в сфере всеобщей истории, в том числе и новаторские для Латвии исследования Денисса Ха-новса [9], выдержанные в контексте междисциплинарной социальной и культурной истории, хотя и развивались, но оказались в тени в большей степени востребованных общественным заказом попыток конструирования новой версии национальной истории. Именно поэтому латышские историки на протяжении 19902010-х годов оказались не в состоянии вырваться из ограниченного круга тем, связанных с воспроизводством и обслуживанием «больших нарративов».
Во-вторых, к началу 1990-х годов латышские историки как старшего, среднего, так и младшего поколений пока пребывали в рамках советской парадигмы исторического знания и написания / описания истории, так как качественно новые и методологически другие подходы и принципы еще не успели сложиться и утвердиться в академическом сообществе. В-третьих, «постсоветские интеллигенции», по мнению некоторых авторов, «столкнулись с кризисом написания истории» [13, р. 631] и именно отчасти в силу этого фактора в организационном и структурном плане историческая наука в Латвийской Республике в начале 1990-х годов продолжала оставаться (нео)советской - центральной академической институцией был Институт истории, сходивший в структуру Академии Наук, воспроизводство исторических кадров обеспечивали университеты и педагогические институты. В-четвертых, в начале 1990-х годов историографическое пространство в Латвии оставалось относительно единым
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.