ВОПРОСЫ ЯЗЫКОЗНАНИЯ
< 1
2008
© 2008 г. Г. И. БЕРЕСТНЕВ
К ФИЛОСОФИИ СЛОВА (лингвокультурологический аспект)
Постулируя «трансцендентальность» человеческого мышления, автор на большом фактическом материале лингвокультурологического характера исследует сущность символа и метафоры, рассматриваемых в качестве кодов осмысления окружающего мира. В центре внимания автора когнитивные механизмы символических форм культуры. В статье выдвигается мысль о том, что язык «работает» в некоторой средней зоне содержательной шкалы, на одном полюсе которой находятся отдельные семантические признаки, а на другой - глобальные содержания, репрезентируемые лишь символически (они принадлежат коллективному «бессознательному»).
1. КОММЕНТАРИЙ К ПОСТАНОВКЕ ПРОБЛЕМЫ
В 1918 г. Л. Витгенштейн завершил работу над «Логико-философским трактатом», который был опубликован в 1921 г. В предисловии автор пояснил замысел книги -«провести границу мышления, или, скорее, не мышления, а выражения мысли: ведь для проведения границы мышления мы должны были бы обладать способностью мыслить по обе стороны этой границы (то есть иметь возможность мыслить немыслимое)». Философы последующего времени сосредоточились на одной из выделенных Витгенштейном познавательных сфер, приложив колоссальные усилия для того, чтобы еще раз уточнить природу и границы логического знания. Верно ли, что философия лишь определяет «территорию познания», на самом деле ничего не прибавляя к общей «массе» знания человека о мире? В самом ли деле философия «переодевает» мысль, всякий раз по-новому говоря об известном, в силу чего философская проблематика часто оказывается по сути проблематикой языковой?
Однако самого Л. Витгенштейна гораздо больше волновала вторая часть этой проблемы - область содержаний, трансцендентных языку. Ее актуальность для собственного мышления и для человеческого сознания вообще Витгенштейн считал несомненной, поскольку именно она, по его убеждению, составляет глубинное основание всего того, о чем можно сказать. В одной из заметок он писал: «Невыразимое (то, что кажется мне полным загадочности и не поддается выражению), пожалуй, создает фон, на котором обретает свое значение все, что я способен выразить» [Витгенштейн 1994: 427]. По Витгенштейну, эта трансцендентная область, находящаяся за пределами языкового выражения, на самом деле активно заявляет о себе - особенно при осмыслении человеком фундаментальных категорий бытия. Так, трансцендентны этика и эстетика, математика и логика. И именно предощущение Невыразимого, понимание его тайны движет человеческой мыслью. «Коль скоро сохраняется глагол "быть", казалось бы, функционирующий подобно глаголам "есть" и "пить", - писал Витгенштейн, - коль скоро имеются прилагательные "тождественный", "истинный", "ложный", "возможный", до тех пор, покуда мы говорим о потоке времени и протяженности пространства и т.д. и т.п., люди всегда будут сталкиваться с одними и теми же загадочными трудностями и всматриваться во что-то, что, по-видимому, не может быть устранено никакими разъяснениями» [Витгенштейн 1994: 426].
Таким образом, в «Логико-философском трактате» была впервые строго сформулирована и обоснована как насущная и чрезвычайно важная для философии, лингвистики
и других наук, связанных с человеческим познанием, проблема трансцендентных содержаний, находящихся за пределами языка и языкового мышления. Витгенштейн показал, что именно в этой сфере лежат познавательные истоки жизни, долга, мужества, счастья, судьбы... Объяснить их невозможно -они попросту не могут быть вмещены в человеческое сознание. Но их можно особым образом представить в музыке и поэзии, их можно узнать в идеях религии и философии, в сюжетах мифологии и ритуальных действиях, в формах искусства любого времени, в архитектурных формах. Во всей культурной деятельности человека при взгляде с этих позиций можно увидеть проявление трансцендентного мира. При этом, согласно Витгенштейну, содержания этого мира не открываются человеком по его желанию - они сами обнаруживают себя. Соответственно и вся сознательная деятельность человека -его жизнь вообще - оказывается содержательным самораскрытием Невыразимого.
Другое научное событие, хронологически даже несколько более раннее, но также связанное с проблемой трансцендентных содержаний, - утверждение в структуре человеческой психики бессознательного и начало разработки его теории. Системные изыскания в этой области впервые осуществил 3. Фрейд, который свою теорию бессознательного положил в основу терапевтической практики, названной им психоанализом. При этом само бессознательное у Фрейда не было той содержательной бездной, которая непосредственно раскрывается в осознанной культурной деятельности отдельного человека и человечества в целом. Всю свою жизнь он придерживался той точки зрения, что это исключительно комплексы вытесненных из сферы сознания в подпороговую область психики личные аффективные переживания, связанные с эротическими влечениями (впоследствии он дополнил их влечением к смерти). Начиная формироваться еще в раннем детстве, такие комплексы оказывают скрытое влияние на всю дальнейшую жизнь человека, окрашивают собой его психические переживания, но порой и ведут его к невротическим или истерическим состояниям. Эти состояния внешне выражаются в ошибочных действиях (Fehlleistungen) - таких, как оговорки (УегергесЬеп), ослышки (Verhören), очитки (Verlesen), запрятывания (Verlegen), затеривания (Verlieren) и т.д. [Фрейд 1989: 13]. Их содержания могут представляться в образах сновидений. Но они могут выражаться и в навязчивых действиях, наиболее важными социальными разновидностями которых являются войны или, наоборот, акты творчества во всевозможных сферах бытия.
Таким образом, бессознательное у Фрейда содержательно, но это прежде всего содержание человеческих аффектов. Оно имеет всеобщий характер, но лишь в том смысле, что является неотъемлемой частью психики любой конкретной личности. Оно влияет на культурную жизнь всего общества, но лишь как внутренний стимул к созиданию или разрушению со стороны отдельных его членов. Творчество, по Фрейду, - это проявление невротических или истерических состояний личности. Такими же нездоровыми по своей сути являются религия или философия. И в основе всего видится болезненный эрос.
Сам Фрейд свято верил в исключительную важность и незыблемость теории и практики психоанализа, о чем говорил пафосно, но не без доли справедливости1. Однако уже его современники понимали, что развиваемая им теория бессознательного нуждается если не в ревизии, то в серьезной доработке.
1 Он писал: «В течение веков наивное самолюбие человечества вынуждено было претерпеть от науки два великих оскорбления. Первое, когда оно узнало, что наша земля не центр вселенной, а крошечная частичка мировой системы, величину которой едва можно себе представить. Оно связано для нас с именем Коперника, хотя подобное провозглашала уже александрийская наука. Затем второе, когда биологическое исследование уничтожило привилегию сотворения человека, указав ему на происхождение из животного мира и неискоренимость его животной природы. Эта переоценка произошла в наши дни под влиянием Ч. Дарвина, Уоллеса и предшественников не без ожесточеннейшего сопротивления современников. Но третий, самый чувствительный удар по человеческой мании величия было суждено нанести современному психоаналитическому исследованию, которое указало Я, что оно не является даже хозяином в своем доме, а вынуждено довольствоваться жалкими сведениями о том, что происходит в его душевной жизни бессознательно» [Фрейд 1989: 181].
Этот пересмотр теории 3. Фрейда осуществил его ближайший ученик К.Г. Юнг, который прежде всего расширил содержательные рамки бессознательного, указав, что они отнюдь не ограничены вытесненными травматическими комплексами сексуального характера или инстинктом к смерти. В самом общем плане он определил бессознательное как «весь тот психический материал, который не достигает пороговой отметки сознания» [Юнг 1994: 179].
Следуя далее в этом направлении, он выдвинул тезис о существовании в человеческом бессознательном особых образных праформ, главную черту которых составляет то, что они никогда не были в сознании человека и, следовательно, никогда не были приобретены индивидуально: они обязаны своим бытием исключительно унаследованию. При этом эти праформы имеют всеобщий характер: будучи идентичными у всех людей, независимо от языка, на котором они говорят, или их культуры, они составляют универсальное психическое основание жизни всех и каждого. Эти образы Юнг назвал изначальными образами, или архетипами коллективного бессознательного. Кроме того, Юнг сформулировал положение об особой природе содержательности архетипов, которую можно было бы условно охарактеризовать как диффузную. «Изначальные образы, - писал он, - это наиболее древние и наиболее всеобщие формы представления человечества. Они в равной мере представляют собой как чувство, так и мысль; они даже имеют нечто подобное собственной, самостоятельной жизни вроде жизни частичных душ, что мы легко можем видеть в тех философских или гностических системах, которые имеют своим источником познания восприятие бессознательного. Представление об ангелах, архангелах, "тронах и господствах" у Павла, архонтах у гностиков, небесной иерархии у Дионисия Ареопагита и т.д. происходит из восприятия относительной самостоятельности архетипов» [Юнг 1994: 106].
Не только в силу бессознательности, но и вследствие этой диффузности архетипы оказываются недоступными для языкового выражения. Тем не менее они, по убеждению Юнга, широко представляются посредством символических образов, которые составляют своеобразный язык бессознательного. «Бессознательные формы всегда получали выражение в защитных и целительных образах и тем самым выносились в лежащее за пределами души космическое пространство» [Юнг 1991: 104].
Таким образом, в теории бессознательного Фрейда и Юнга обозначились, в целом, те же проблемные аспекты, что в философской теории Витгенштейна: трансцендентность бессознательного соз
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.