ДЕНИС БЕДНИК
Книга в эпоху Средневековья
Предметные практики текста и рождение западноевропейского сюжета
ВИДИМО, не случайно именно западная культура стала проводником так называемых «семиотических революций». Как давно заметил Карло Гинзбург, печатный станок был известен в Китае задолго до Гутенберга, но только в культурном ареале Запада начало его использования становится (впоследствии) символом глобальных социальных и коммуникационных потрясений. Столь же базовым следует считать различие между знаком, образом и их носителем. Книга, пусть дорогая и ценная, прикованная цепью к столу средневековой библиотеки (чтобы не украли), воспринималась лишь как оболочка1 текста писания («Alia scriptura extra scripturam sacram sunt eo magis probabilia»).1 А текст служил системе организации еще более могущественной реальности, отражению самоуправляемой грамматической вселенной. В сочетании двух слов Книга Жизни предпочтение вслед за ускользающим вторым отдавалось не слову, но времени. Потребление текста было таинством, делом реализации того первоначального содержания, которое не дано в ощущении («молчание - присутствие богов»), но может оказаться решающим в развитие со-бы тий.
Любопытно узнать, что такие термины (ограничения) как: «виртуальный», «информация», управление знаниями (modus agen-di) являлись произведениями западноевропейской науки XII—XIV веков и соответствовали ее злободневным задачам. Беспрецедентно высокий статус знания был характерен именно для этой эпохи и имел глубокие социальные корни. «Революции» пред-ше ство вал кри зис соци аль ной сис темы, обес печи вав шей зна нию этот статус. С кри -зисом власти связаны административная реформа и гражданские войны, значительно превосходящие по своим масштабам потрясения, вызванные реформацией, изве-
стной, главным образом, благодаря усвоенной традицией саморекламе своих авторов. Лишь позднейшая логика передачи событий выделила в фокусе этих явлений «техническое чудо» Гутенберга. Проблема взаимодействия знания и управления на исходе Вы сокого Сред не ве ковья, в котором не столько книга как таковая, сколько вариа-тив ность и прост ра н ствен ный охват спо со-бов применения текста сыграли ведущую роль, еще не стала предметом серьезного истори чес кого изу че ния. Поп ро буем все же ее рассмотреть, оставляя «за кадром» исторические аналогии, которые порой могут воз ник нуть у чи тателя.
Статус знания
Текст восп ри ни мал ся в пер вую оче редь как жизненный потенциал, реализуемый в акте: через действие жест и голос («Forma igitur locucionis scripture est exemplar omni alii modo loquendi probabili»),3 а затем как присущее человеку неотъемлемое качество (статус). Грамоты, хартии и дипломы лишь подтверждали его. Книги же пусть спокойно спят в своих хранилищах, но... до срока.
Король необразованный, - все равно, что осел коронованный, («Rex illiteratus — sit quasi asinus coronatus!»), - заявил Джон из Солсбери, публицист, известный слушающей Европе конца XII века.
Другой иллюстрацией позиций знания является словоупотребление глагола savoir (знать) в среде англо-французского рыцарства. Сказать кому-либо «знайте» означало нечто большее, чем оскорбление, и влекло за собой незамедлительную и решительную реакцию уважающего себя соперника. Фраза «да будет вам известно» хорошо усвоена позднейшей традицией как прелюдия к вызову на дуэль. Что обеспечивало знанию такой авторитет в феодальном мире?
Книга, лежащая на алтаре, раскрывается, и из нее вместе с ярким светом выходит, разворачиваясь, весь Уэльс...
Денис Владимирович Бедник, художник, соискатель кафедры Истории средних веков
s
Социальная система
Объяснение на первый взгляд проще секрета. На заре становления феодальной системы церковь получила в пользование львиную долю коронных земель, чтобы стать посредником прав, регулятором посягательств могущественных кланов, способных составить конкуренцию короне, и интересов свободолюбивых гражданских корпораций. Именно на церковных землях кормилось среднее звено военной иерархии - мелкие рыцари-министериалы. Князья церкви выводили в поле до трех четвертей военной силы различных стран Европы.
Но не князьями была сильна церковь - административная организация не совместимая с реалиями Нового Времени, и в корне отличавшаяся от государства-индивида. Древнее знание выступает разделительной чертой силы, призванной охранять целостность общества от частного произвола.
Символика терминов красноречива. «Ecclesia» (церковь) - народное собрание (в Древних Афинах). Церковного иерарха выбирали по формуле «клир и народ». Епископ (наблюдатель) - представитель интересов полиса за границей (тоже античный термин), литургия - обязанность гражданина по финансированию общественных нужд (также из практики демократических Афин).
В эпоху Клюнийских реформ (X-XII вв.) церковная корпорация вступает в прямую оппозицию со светскими властными группировками. Система, созданная Григорием VII (выходец из крестьян), представляясь равнодушной к происхождению, на деле старается оградить ряды своих управленцев от проникновения высшей аристократии. Сосредоточив в своих руках хитросплетения феодальных правовых отношений, церковь владеет изменчивой политической ситуацией. Угроза секуляризации (возвращения светским господам их владений) чревата войной всех против всех и впервые исходит от церкви (в 1112 году от имени Пасхалиса II). При всей иллюзии постоянства форм средневековой культуры, средневековое общество было строптивым и непостоянным, предпочитая выражать себя через образ самоуправляющейся системы, «центр которой везде, а окружность — нигде»,
Важным критерием узнавания в этом беспокойном мире выступает доблесть. Но не она показатель чести и достоинства. Честь и достоинство суть воплощение корпорации -единства тела Христа (Corpus Christi), за привилегии и чистоту рядов которой так боролись. Интеллектуальная доблесть (virtus intellectuals) и доблесть военная в известном смысле равны, и с XII века слово «miles» (воин) начинает означать также и клирика. Итак,
клирик - представитель системного знания, заключенного в Книге Жизни, многолик. Это и привлекало в ряды клира наиболее честолюбивые силы общества, лиц стремившихся порвать с родовыми связями.
«Церковь воинствующая или особенная» («Ecclesia militans sive particularis»). В нее вошли духовно-рыцарские ордена, университеты и ордена мендикантов (нищенствующих). Она пользовалась правом экземпции4, то есть не подчинялась местным властям в прерогативах самоуправления.
Ее окончательное формирование, подтвержденное IV Латеранским собором (1215 г.), закрепило за знанием статус самостоятельной социа льно-адм и н истрятивной системы.
Наука
Академическое сообщество XII—XIV веков, вскормленное феодальным самоуправлением, было в политическом отношении влиятельней и могущественней современных интеллектуалов, воспитанных государством. Но границы между наукой и политикой не были четко проведены. Политические амбиции определялись способом приобретения должности.
Переписка курии Авиньона доносит одно из прикладных самоназваний этой элиты: «мастера священной страницы»,
Для того, чтобы занять место в корпорации (получить держание), нужно было сдать экзамен на должность перед капитулом (если это ученая корпорация) или специальной комиссией. Успешно сданный экзамен мог включить в себя5 территориальное вознаграждение: леса, поля, горы, реки, озера, разнообразные сообщества людей и их нравы. Оценок было четыре: «bene» — «хорошо», «compe-tenter»» — «спорно», «debiliter» — «неспособно», «male» — «плохо». Университетские выдвиженцы, как правило, люди незнатные, имели шанс пройти путь от студенческой скамьи (в XIII—XIV веках процветала торговля использованными конспектами) до высших церковных должностей, полагаясь на свой труд и волю. Роберт Гроссетест, епископ Линкольнский, архиепископы Кентерберийские Роберт Кил-вардби, Джон Пекам, Томас Брадвардин, папа Климент VI и др. были учеными.
В университетах стремились учиться и странствующие клирики и приходские священники, возглавлявшие администрацию сельских общин. Те, кого община или иная местная власть не отпускала в далекую и долгую «командировку», могли воспользоваться услугами местных монастырских и секуляр-ных школ.
Специализация знаний связана с политической географией и инфраструктурой. Толе-
до впервые собрал внушительные коллективы переводчиков с арабского, Болонья, физически стоявшая на путях споров между Курией и Империей, отдавала предпочтение праву Салерно, не без восточных влияний, стал гнездищем ученых медиков, а Париж местом преломления копий теологов. Англия на этом фоне еще со времен Алкуина сохраняла позиции культуртрегера, и именно Оксфорд явился колыбелью экспериментальной науки (сам термин «экспериментальное знание» введен Роджером Бэконом).
Идея Гроссетеста о том, что свет является первопричиной умножения телесных сущностей, источником «сияния формы», делавшего телесную оболочку видимой, резонирует в структуре предложения. Форма - одно из проявлений (акциденций), позволяющих различать принцип отношения однородных определений к подлежащему (субъекту). Идея, ставшая стержнем английской науки, направляет эксперимент в социальное русло. Калькуляторов колледжа Мертон интересовало то, каким образом изменение степени сравнения благодати (соотносимой с прилагательным) соответствует человеку в изменчивом физическом мире. И, если благодать (личные достоинства) спо соб на из ме нять ся, то по какому в точ нос ти праву (quo waranto) и в какой степени способен человек претендовать на те или иные должностные блага в мире, если мир дан нам в «готовом виде» и наделен полномочиями самопознания через текст. Свойственная человеку «благодать положительной степени» (gracia gradu positiva)6 неизмеримо ниже превос-ход ной и срав ни тель ной, от того и дос туп на измерениям. К вычислениям обращались, при бе гая к сред ствам математи ки, оп ти ки и кинетической физики.
Итогом исследований стало мрачное открытие Томаса Брадвардина, доказавшего математическую возможность пустоты. Тезис Джона Виклифа (1320-1384), замыкавш
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.