УДК 340.12:342.7:341.231.14
Конституционно-правовая сущность естественных прав: проблемы позитивного закрепления
М.В. Пресняков,
доктор юридических наук, кандидат философских наук, профессор кафедры служебного и трудового права Поволжского института управления им. П.А. Столыпина РАНХиГС
Россия, Саратов
jamiUaveUeva@yandex.ru
Рассматривается характеристика естественных прав как важнейших свобод, гарантированных Конституцией Российской Федерации. Исследуются механизмы реализации данных прав, позитивные и негативные обязательства государства по их обеспечению.
Ключевые слова: конституционное право, естественные права, свободы, правовая определенность, теория позитивных обязательств, Европейский суд по правам человека.
Прежде чем приступить непосредственно к содержательной характеристике заявленной тематики, нам хотелось бы сделать несколько предварительных замечаний, проясняющих наше понимание природы и сути естественных прав. Глава вторая Конституции Российской Федерации 1993 года (далее — Конституция РФ) называется «Права и свободы человека и гражданина», что наводит на мысль об имеющемся различии понятий «права» и «свободы».
Нужно сказать, что многие авторы считают слова «права» и «свободы» равнозначными. По мнению Н.В. Витрука, права и свободы есть однопорядковые явления, и в большинстве своем авторы рассматривают их «как тождественные (свобода слова есть право на свободу слова и т. п.)» [2, с. 234]. Как отмечается в специальной литературе, «категория "свободы" в отличие от субъективного права в науке разработана довольно слабо. Большинство исследователей проблему свободы обходят как бы стороной, ограничиваясь, как, кстати, и законодатель, простым перечислением самих терминов "права" и "свободы"» [12].
Вместе с тем, по нашему мнению, конституционный текст свидетельствует о неслучайном выделении свобод среди всей совокупности прав человека и гражданина. Почему, например, право на образование не может быть сформулировано как свобода образования, а свобода труда представляется естественным и органичным конструктом? К.Е. Игнатенкова отмечает, что «в широком смысле право означает узаконенную возможность что-либо делать, осуществлять, а свобода — независимость, отсутствие ограничений и стеснений. Свобода по сравнению с правами характеризуется большим "простором" для личного усмотрения индивида» [6, с. 19].
Другие исследователи, сопоставляя эти понятия, указывают: термин «свобода» призван подчеркнуть более широкие возможности индивидуального выбора, не очерчивая конкретного его результата, в то время как термин «права» определяет конкретные действия человека, например, право избирать или быть избранным [9]. При этом права свидетельствуют о возможности получения каких-либо социальных благ, а свободы — о возможности избежать определенных ограничений со стороны государства.
Действительно, свободы — это всегда естественные права, т. е. не предоставленные гражданам государством, а вытекающие из самой природы человека. Отношения по реализации данных прав не носят предоставительно-обя-зывающего характера в том смысле, что не требуют от государства (или кого-либо) встречных действий. Жить, свободно выражать свои мысли, трудиться человек может даже на необитаемом острове. Главная обязанность всех иных лиц в таких отношениях — не мешать.
Совсем другое дело права, которые верно будет назвать октроированными, дарованными человеку: право на образование, право на квалифицированную юридическую помощь и др. Поскольку осуществление этих прав возможно только при наличии встречных действий, предоставления соответствующего блага, то и условия реализации таких прав предполагают тщательное нормативно-правовое регулирование. Степень юридической свободы здесь резко уменьшается, а правовая определенность возрастает. Более того, это различие в правовой определенности при реализации естественных и октроированных прав носит не количественный, а качественный характер. Представим на мгновение, что ни в Конституции РФ, ни в
международных документах не закреплено право на свободу слова. Что же это изменит? Это право перестанет существовать? Конечно, нет. Это право потому и называется естественным, что существует вне зависимости от правовых установлений государства. Оно не конституируется правом. Судьба же права на образование в такой ситуации окажется под вопросом. Если не установить надлежащего механизма реализации данного права, то оно будет исключительно декларативным.
В этой связи вызывает некоторые вопросы популярное в среде ученых-юристов определение права как формулы свободы. Так, В.С. Нер-сесянц отмечал: «Какой-либо другой формы бытия и выражения свободы в общественной жизни людей, кроме правовой, человечество до сих пор не изобрело. Да это и невозможно ни логически, ни практически. Так же невозможно, как и другая "арифметика", где бы дважды два равнялось не четырем, а пяти или чему-то другому» [10]. Конечно можно согласиться, что право представляет собой меру свободы, но также верно и то, что право выражает меру несвободы. Другими словами, право как социальный регулятор не конституирует правовую свободу, а ограничивает, задает пределы свободы личности.
Во многом данная проблема обусловлена принципиально континуальным характером свободы в противовес дискретным формулировкам прав в позитивном законодательстве: субъект может делать все, что не запрещено законодательством и не нарушает прав и свобод других лиц, общества и государства. В такой формулировке присутствует сущностная неопределенность правомочий лица, выраженная словом «все». Мы привыкли к тому, что закон, в том числе и Конституция РФ, закрепляет конкретные права: право на жизнь, право на образование и т. п. Однако с тем же успехом можно закрепить, например, право на употребление спиртных напитков или право разбить себе голову о стену. Такие действия, безусловно, не составляют позитивной ценности в общественной морали, а могут и осуждаться, однако они также входят в тот объем правовой свободы, о котором мы сейчас говорим. Свобода сущ-ностно предполагает правовую неопределенность. Право лишь задает внешние границы этой свободы.
В юридической доктрине такая концепция свободы раскрывается в понятии «право личной свободы». По мнению В.Л. Слесарева, право на личную свободу имеет своим содержанием право управомоченного лица требовать ото всех окружающих его лиц (в том числе государственных органов) воздержания от любых действий, ограничивающих его в опре-
делении им своего поведения в индивидуальной жизнедеятельности по своему усмотрению, кроме случаев, предусмотренных законом [11, с. 131]. Н.Д. Егоров отмечает: «Право на личную свободу как субъективное гражданское право означает юридически обеспеченную возможность требовать по суду пресечения действий любых лиц, если они ограничивают личную свободу гражданина (свободу передвижения, избрания места жительства, трудовой деятельности, отдыха, учебы и т. д.)» [5, с. 132].
Нужно сказать, что в философско-методоло-гической литературе принято говорить о позитивной и негативной свободе. Так, Джеральд Маккаллум выделяет «свободу от чего-то» как свободу от какого-либо ограничения, запрета, постороннего вмешательства или препятствия на пути осуществления, и «свободу делать что-то» [14].
Нетрудно заметить, что рассмотренная выше общая формула правовой или юридической свободы представляет собой ее «негативную» формулу и вследствие своей неопределенности ничего не говорит о конкретных ее проявлениях. Однако право не только устанавливает границы или пределы свободы, но и выполняет формализующую функцию путем закрепления различных форм «позитивной» свободы. Так, Конституция РФ содержит главу вторую, в которой называются основные права и свободы человека и гражданина. Возникает вопрос: зачем необходимо устанавливать специальный перечень частных свобод, если, во-первых, они поглощаются общей свободой делать то, что не запрещено законом, а во-вторых, не исчерпывают всех возможных вариантов правомерного поведения.
Прежде всего, следует заметить, что исторически права и свободы стали закрепляться как реакция на их нарушение: дефицит тех или иных свобод, в силу неопределенности общего понятия свободы, вызывает необходимость их редукции к более конкретным конструктам. Например, закрепляя общее право на свободу и личную неприкосновенность, ст. 22 Конституции РФ устанавливает, что арест, заключение под стражу и содержание под стражей допускаются только по судебному решению. До судебного решения лицо не может быть подвергнуто задержанию на срок более 48 часов.
Кроме того, никакое право, включая право на жизнь, не является абсолютным, предполагая и возможность его ограничения, и наличие имманентных пределов. В этой связи конституционные нормы, предусматривая позитивную форму того или иного права, одновременно позволяют отграничить правомерное право-пользование от злоупотребления правом. Так, согласно ст. 29 Конституции РФ каждому
гарантируется свобода слова, однако ч. 2 ст. 29 гласит, что такая свобода не распространяется на пропаганду или агитацию, возбуждающие социальную, расовую, национальную или религиозную ненависть и вражду.
При регламентации естественных прав законодатель должен придерживаться принципа разумной сдержанности. Принцип разумной сдержанности был сформулирован Конституционным Судом РФ (далее — КС РФ) в качестве собственного самоограничения (об этом мы говорили выше). В российской правовой доктрине этот принцип упоминает известный ученый-конституционалист Т.Я. Хабриева, говоря о том, что принцип разумной сдержанности обязывает федерального законодателя воздерживаться от детальной регламентации тех отношений, которые могут быть урегулированы на уровне субъекта Российской Федерации [13, с. 124].
Как нам представляется, в этом смысле принцип разумной сдержанности применим и к регулированию естественных прав в качестве гарантии от их несоразмерного ограничения или искажения. Безусловно, регулирующее вмешательство в осуществление основного права не тождественно ограничению конституционных прав. В.И. Крусс справедливо разгран
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.