ВОПРОСЫ ЯЗЫКОЗНАНИЯ
№ 3 2014
© 2014 г. И.Б. СЕРЕБРЯНАЯ
КРИТИЧЕСКИЕ СУЖДЕНИЯ О ЯЗЫКЕ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ XIX В. КАК ЛИНГВИСТИЧЕСКИЙ ИСТОЧНИК
В статье рассматриваются возможности использования материалов русской литературной критики в качестве важного источника лингвистических сведений. В этих суждениях, представляющих собой проявление языкового сознания, отражаются тенденции языкового развития, проблемы культуры речи, лингвистические вкусы и предпочтения эпохи.
Ключевые слова: русский язык, языковое сознание, оценки языка, языковая норма, русская критическая литература первой половины XIX в.
The article discusses the possibility of using Russian materials of literary criticism as an important source of linguistic information. These judgments, which are a manifestation of linguistic consciousness, reflected the trend of language development, cultural and speech problems, linguistic tastes and preferences of the era.
Keywords: Russian language, language consciousness, language assessment, standard dialect, Russian critical literature of the first half of the XIX century
Критика всегда соответственна тем явлениям, о которых судит: поэтому она есть сознание действительности.
В.Г. Белинский
Изучение ценностного отношения к языку является важной проблемой современного языкознания. В этом плане вызывает большой интерес как спонтанная, так и обдуманная критико-лингвистическая деятельность носителей языка, обращенная к Слову.
О необходимости исследования оценок языка (речи) и возможности использования в лингвистике результатов этих изысканий пишут многие языковеды: [Шварцкопф 1970; Виноградов 1981; Вольф 1985; Арутюнова 1988; Винокур 1991; Кронгауз 1999; Вепрева 2002; Григорьев 2004] и др.
Следует отметить, что работы как о спонтанных оценках (которые изучаются наиболее активно), так и о намеренных (к которым ученые обращаются реже) имеют преимущественно обобщенно-теоретический характер и посвящены большей частью эпохе XX - начала XXI в. Так, А.А. Шунейко рассматривает в названном отношении индивидуальные стили В.М. Шукшина, И.А. Бродского, А.Т. Драгомощенко и В.В. Ерофеева [Шунейко 1992: 14-19; 2001: 389-392]. М.А. Кронгауз пишет об идеях критики языка, возникших в Венском кружке, Кембриджском и Оксфордском университетах (конец 1920-х - 30-е гг.), а также рассматривает критику русской речи в советское и постсоветское время [Кронгауз 1999: 143-146]. Языковая рефлексия в постсоветскую эпоху как проявление мировосприятия носителей языка исследуется в монографии И.Т. Вепревой [Вепрева 2002]. Работы ретроспективного плана, посвященные языковым оценкам, встречаются не столь часто. Таковы, например, исследования Г.В. Судакова [Судаков 2012: 95-105] и Э.Л. Трикоз [Трикоз 2010: 3-20], в которых анализируется метаязыко-вая рефлексия в России второй половины XIX в.
Между тем в соответствии с идеями Г.О. Винокура и В.В. Виноградова изучение оценочных суждений о языке особенно перспективно с точки зрения его истории, по-
скольку отражает состояние речевой культуры, характер «языкового идеала» и «лингвистические вкусы» в конкретную эпоху [Виноградов 1981: 175; Винокур 1991: 39-40].
Как известно, исследованием литературной критики (творческой деятельности по оценке художественных качеств и общественной роли словесных творений) [СЛТ: 168] занимаются в основном литературоведы. Однако литература - искусство слова, и критики уделяют большое внимание этому «первоэлементу», по выражениюМ. Горького [Горький 1953: 212], литературного творчества, оценивая не только идейно-содержательную, но и языковую сторону произведений и касаясь при этом наиболее актуальных для носителей языка проблем культуры речи. Эти рассуждения как проявление языкового сознания, затрагивающие практически все уровни языка (от фонетического до грамматического), весьма значимы для языковедов. Изучение лингво-оценочного материала позволяет судить об основных тенденциях в функционировании и развитии языка определенного периода.
В связи со сказанным кажется целесообразным вычленение особой области языкознания - русской лингвистической аксиографии (от др.-гр. слов ä^ia 'ценность' и урафю 'пишу'), изучающей специальные высказывания критиков (в статьях, рецензиях, библиографических заметках, эстетических и риторических трактатах, дневниках, мемуарах и т.п.) о языковой составляющей отечественной литературы. Важно отметить, что критикующие далеко не всегда считают нужным аргументировать свою точку зрения, полагаясь на лингвистическую компетентность читателей или (в случае не рассчитанных на публику маргиналий, черновых заметок и т.п.) не видя в этом нужды. Иногда же имеющиеся комментарии в наши дни непонятны, поскольку были написаны давно. Поэтому аксиографические факты часто представляют своего рода лингвистические загадки, для решения которых требуются изыскания с привлечением лексикографических источников, грамматических руководств, узуальных данных. Так, например, требует объяснения любопытная оценка, высказанная А.Ф. Воейковым в рецензии на поэму А.С. Пушкина «Руслан и Людмила». По поводу строк ...вдруг витязь мой, Вскипев, железною рукой С седла наездника срывает критик указал, что «слово наездник низко и выходит из общего тона» [ППК: 59-60]. Определение низкий, часто используемое применительно к языку рецензируемых произведений в русской критической литературе XVIII - первой половины XIX в., претерпело, как об этом свидетельствуют данные словарей, существенную смысловую эволюцию. Если в «Словаре Академии Российской» низкое слово толковалось лишь как 'простонародное' [САР, 4: 528], т. е. стилистически сниженное, то в «Словаре церковнославянского и русского языка» 1847 г. еще и как 'площадное', т.е. неблагопристойное [СЦР, 2: 458]. Дело в том, что в прошлом наездник - это не только 'всадник', 'любитель верховой езды', как в современном русском языке, но еще и 'всадникъ, действующий противъ неприятеля наездомъ', 'морской раз-бойникъ, перехватывающий чужия суда', 'разбойникъ, пиратъ, корсаръ' [САР, 5: 981; СЦР, 2: 423]. Следовательно, слово наездник в значении 'разбойник', связанное с глаголом наезжать 'нападать на кого или на что' [САР, 5: 981], имело ранее отрицательную коннотацию, которая, вероятно, и была причиной неодобрительного мнения Воейкова.
Сказанное можно проиллюстрировать примерами (здесь и далее примеры из Национального корпуса русского языка [НКРЯ]):
Не разбойники морские, Не наездники, не воры, Сохрани нас бог, помилуй, Чтоб их назвали столь мерзко [А. Радищев. Бова (1798-1799)];
Наездник горький: ветх и одинок, Я доживу остаток дней постылых [А. Грибоедов. Серчак и Итляр (1825)];
будь в своем журнале Друг твердый, а не злой наездник правды, С журналами другими не воюй [В. Жуковский. Две повести (1844)] и т.п.
Примечательно, что литературоведы, исследователи литературной критики, подчас расценивают высказывания рецензентов о языке рассматриваемых произведений негативно, именуя такие оценки «догматическими» и «узкими» в противовес критическим суждениям идейно-тематической направленности [ИК 1958: 77; Крупчанов 2005: 7-8].
Одной из причин такого отношения к замечаниям критиков о языке можно, вероятно, считать абсолютизацию общеметодологического положения о приоритете содержания над формой, в результате чего распространилось представление о литературной критике как о деятельности, нацеленной, прежде всего, на оценку идейно-содержательной стороны произведения. При этом форма начинает рассматриваться как нечто маловажное, не выражающее подлинной сути произведения [Алефиренко 2009: 99]. Между тем, в соответствии с философской теорией о диалектическом единстве формы и содержания, форма сочинения - это не внешняя оболочка содержания, а способ существования целостного, обладающего смыслом произведения [Философский словарь 2010: 486-487], и критическое суждение о нем должно обязательно иметь не только содержательные, но и формальные характеристики. Другую причину неодобрительного отношения литературоведения к языковым оценкам в критических сочинениях можно видеть в том, что былое единство филологии во многом утрачено; литературоведение и языкознание в наши дни настолько размежевались, что каждая из двух некогда тесно слитых наук имеет свой строго очерченный круг проблем, выход за границы которых представляется нарушением. Можно согласиться с Г.О. Винокуром и В.П. Григорьевым в том, что от разобщенности этих наук, связанных внутренней близостью, «страдает единство филологии, культура художественной речи и воспитание в обществе чутья к слову» [Винокур 1991: 69; Григорьев 2004: 117].
В отличие от упомянутых выше попутных оценочных высказываний, обусловленных спонтанной реакцией носителя языка на чью-либо речь, суждения о языке в произведениях русской литературной критики являются специально заданными, продуманными и нередко сопровождаются комментариями и аргументацией. Об этом свидетельствует сравнение примеров спонтанных оценок из энциклопедического словаря-справочника «Культура русской речи» с высказываниями критиков первой половины XIX в. о свойствах языка оцениваемых произведений, см.:
Что это за «пара минуточек» и «за кур»: Вы, вероятно, хотели спросить «насчет кур»? (М. Булгаков); Не вступил, как говорят юристы, в законную силу [о приговоре] (газ.); Вся жизнь Пушкина есть уже как бы законченное художественное произведение, если избегать пошловатого слова «роман» (В. Солоухин) и т.п. [КРР: 401, 809];
На тьмин®, вспрыснутомъ росой. Слово вспрыснутый зд®сь прекрасно! Можно бы сказать: орошенный, омытый, но Поэтъ-Баснописецъ употребилъ выражение новое и совершенно приличное (Разбор басни И.И. Дмитриева «Кот, ласточка и кролик»; подпись И.) [Благонамеренный. 1818. № 2: 259];
Вчера читал я перевод Жуковского «Орлеанской девы»; это важный и редкий подарок нашей бедной литературе... Мне Жуковский досадил в этом переводе только тем, что употребляет некоторые иностранные слова - и притом такие, которым в нашем языке есть совершенно равносильные: напр., армия, партия, нация, марш; хотя они нисколько не мешают верности перевода, но что в
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.