К.В. Никифоров (Россия) рассказал об отношении к русским на бытовом уровне в Сербии в ХХ в. Судьба русских эмигрантов в межвоенный период и «русских жен» в социалистической Югославии вызвала живейший интерес многих участников конференции, поскольку эти две темы были в разной мере актуальны не только для Сербии/Югославии, но и для Болгарии и Албании. Это подводит нас к «албанскому» блоку из трех докладов. О судьбах «русских жен», которые стали жертвой разрыва отношений между Албанией и СССР в 1967 г., упомянул в своем докладе и А.А. Новик (Россия). Впрочем, он рассмотрел целый спектр тем, в том числе и региональные/конфессиональные особенности образа России в Албании (католический север vs. православный юг vs. албанцы-мусульмане). Но если А.А. Новик обратился к синхронии (с выходом в диахронию для объяснения происхождения некоторых особенностей албанского образа России), то сообщение П. Джуфи (Албания) представляло собой скорее исторический очерк динамики этого образа в течение более чем двух веков - с Петра I до революции в России в октябре 1917 г. В «албанский» блок входило также сообщение М.М. Макарцева (Россия) о том месте, которое занимает Россия у славян Бобоштицы (Юго-Восточная Албания, округ Корчи): общеалбанский образ России оказывается актуальным и для славяноязычных бобоштенцев (что связано с их полной интеграцией в албанское общество), однако их осознание себя славянами по языку и происхождению может выражаться в своего рода «панславянской идее». Мир славян Бобоштицы оказывается во многом архаичным, сохраняющим для нас идеи и ценности, дискуссия о которых ведется, начиная со времени национального возрождения у южных славян (язык/религия/политический статус как основание идентичности). К архаике был обращен и единственный доклад конференции, посвященный фольклору. Его представила О.В. Белова (Россия), она проанализировала место России в балканославянских народных легендах (легенды о происхождении народов и их судьбах; легенды о людях из дальних земель; народная эсхатология; отражение в фольклоре образов политических деятелей).
Два доклада, представленных на конференции, обратились к тому, как образ России на Балканах преломлялся в восприятии со стороны: Рико Сиба (Япония) показал, как описывали влияние России на положение дел на Балканах японские газеты эпохи Мейдзи, а Павел Михалак (Польша) раскрыл похожую тему на примере статей и сообщений о русско-турецкой войне 1877-1878 гг. в польской газете «Дзенник Познаньски».
Материалы конференции предполагается опубликовать в новом периодическом издании Института междисциплинарных исследований «Artes Liberales» при Варшавском университете «Colloquia Balkanica».
© 2012 г. М.М. Макарцев Славяноведение, № 5
«КРУГЛЫЙ СТОЛ» «КАРПАТО-БАЛКАНСКИЕ АРЕАЛЬНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ: ЛЕКСИКА И ФРАЗЕОЛОГИЯ»
20 марта 2012 г. в Институте славяноведения РАН прошел «круглый стол» «Карпато-балканские ареальные исследования: лексика и фразеология», организованный отделом этнолингвистики и фольклора в рамках программы фундаментальных исследований Секции языка и литературы ОИФН РАН «Язык и литература в контексте культурной динамики» по проекту «Карпато-балканские территориальные диалекты: реконструкция традиционной культуры по данным языка». Тема «круглого стола» предполагала анализ терминологии народной духовной культуры в ареальном аспекте.
Открыл конференцию доклад А.А. Плотниковой (ИСл РАН) «Карпато-балканские территориальные диалекты: этапы этнолингвистических исследований». Докладчица отметила, что начиная с 2006 г. выполнено два проекта: «Карпато-балканский диалект-
ный ландшафт: язык и культура во взаимодействии» (2006-2009) и «Карпато-балканская культурно-языковая общность в балканской перспективе» (2009-2011). К 2006 г. был накоплен большой материал по этнолингвистическому исследованию Балкан (по единому вопроснику обследовано 32 села в Сербии, Болгарии, Македонии), поэтому было принято решение расширить полевое изучение на север, на первом этапе (2006-2008 гг.) - в южной Румынии и в украинском Закарпатье (населенные пункты в бойковких, гуцульских, верховинских говорах западной Украины), на втором этапе (2007-2008 гг.) - в словацких (Западных) Карпатах. На следующем этапе (2009-2011 гг.), наряду с продолжением работы в Румынии, Словакии и на Украине, впервые по этнолингвистической программе была обследована неславянская часть Западных Карпат (венгерские села, в том числе в Словакии с автохтонным населением). В настоящее время начинается третий трехгодичный проект, в течение которого продолжатся начатые исследования, а также планируются экспедиции в южную Польшу. Таким образом, к этапам этнолингвистических исследований можно приложить ареальные критерии - тенденции расширения полевого изучения традиций: 1) румынской + закарпатской; 2) словацкой; 3) венгерской; 4) польской. В докладе были отмечены различающиеся комплексы задач исследования - от поиска соответствий, схождений, аналогий в карпатских и балканских традициях к лексике и фразеологии этих соответствий, реконструкции древней культуры по данным лексики, изучению культурных ареалов на территории Карпат и Балкан в генетическом и типологическом аспектах. Реконструкция возможна как минимум в двух направлениях: 1) архаизмы (в терминологической лексике и соответствующих контекстах) и их географическое распространение; 2) механизмы народной культуры, характерные как для карпатского, так и для балканского ареалов.
А.В. Гура (ИСл РАН) в докладе «Карпато-балканские лексические параллели в свадебной обрядности» проанализировал несколько примеров карпато-балканских лексических соответствий: 1) название посаженных родителей кум и кума и их производные (эти персонажи известны всем южным славянам, кроме словенцев и западных украинцев (гуцулов); они нередко составляют брачную пару друг с другом, являются крестными жениха и невесты, при этом крестное и свадебное кумовство передается по наследству из поколения в поколение); 2) группу однокоренных названий обручения (наименования с корнем god- у болгар и карпатских украинцев, связанные с семантикой достижения договора, обоюдного согласия сторон); 3) терминологию свадебного обрядового предмета «к(в)итка» (букетик, пучок живых или искусственных цветов, реже веточка, один цветок, цветок или бант из лент, из бумаги, птичье перо и т.п.). Докладчик рассмотрел этимологию и указал ареал обрядовых терминов, а также отметил, что карпато-балканские параллели в свадебной обрядности не исчерпываются лексикой: имеются также соответствия в ритуальных предметах, действиях, персонажах. Некоторые подобные схождения докладчик упомянул в связи с проанализированной свадебной лексикой, в частности свадебное знамя как один из главных ритуальных предметов на свадьбе, имеющий различные обрядовые и магические функции и распространенный у южных славян, словаков и западных украинцев.
Е.С. Узенёва (ИСл РАН) в докладе «Ареальная характеристика термина традиционной культуры: нанаш/нанашка» рассмотрела обрядовый термин нанаш/нанашка, распространенный в карпатском регионе, сквозь призму лингвистического картографирования лексики традиционной духовной культуры. Этот термин имеет два основных значения: 1) 'посаженый отец / посаженая мать'; 2) 'крестный отец / крестная мать'. Е.С. Узенёва отметила, что при этнолингвистическом картографировании географическая фиксация экстралингвистических условий бытования термина часто позволяет точнее определить ареалы культурных явлений, знаком которых данный термин является, и требует глубокого знания всей совокупности экстралингвистических факторов (этнографических, фольклорных, культурологических и др.). Докладчицу интересовало распространение и выявление путей проникновения в обрядовую лексику карпатского региона заимствованных терминов нанаш/нанашка. Ареал термина (Румыния, Республика Молдова, Украина, в частности Гуцульщина и Закарпатье) могут уточнить данные очередного тома «Общеславянского лингвистического атласа», посвященного терминологии родства, но на осно-
ве этнолингвистического анализа уже сейчас наиболее вероятной представляется версия заимствования термина из румынского.
М.М. Валенцова (ИСл РАН) в докладе «Карпато-балканские схождения в области мифологической лексики» остановилась на двух персонажах карпатской демонологической системы, имеющих терминологические и семантические связи в южнославянской традиции, - «стриге» и «вештице». На основе выявляемых при таких сравнениях частных деталей можно делать выводы более общего характера о контактах, взаимосвязях, времени и направлении миграции и т.п. Докладчица рассмотрела этимологию, семантику и фразеологию лексем, их ареал. Значение 'ведьма' лексемы striga известно всем славянским традициям без исключения (так же, как и переносное 'злая женщина'); значение 'ночная бабочка' -польской, словацкой, словенской, хорватской и румынской традициям; значение 'вампир, вурдалак' - польской, моравской, румынской и условно - словацкой и словенской (наиболее богатая семантика *StRIg- отмечается в карпатской зоне). М.М. Валенцова предположила, что термин пришел к славянам - и южным, и карпатским (через романские языки) - вместе с образом, отдельные части которого были приспособлены к собственным мифологическим представлениям, а часть сохранена и развита. Что касается «вештицы», то, учитывая отрицательные коннотации лексем с корнем vest- в северных и западных Карпатах и амбивалентность образа (вештица 'вещий, знающий' и 'ведьма, колдун') по направлению на восток, докладчица предположила, что Словакия явилась тем перекрестком, где изменилась семантика данного слова. В южнославянских языках также произошла демонологизация и превращение «вештицы» исключительно в ведьму, причем страшную, вампирическую.
В докладе К.А. Климовой (МГУ им. М.В. Ломоносова) «Новогреческая мифологическая лексика в зеркале фразеологии» на примере лексем РрикоХака^ 'вампир', охочею 'привидение', Moipe^ 'Мойры, богини судьбы, судьба как фатум, доля', ти%п 'судьба, удача (<Ти%п 'богиня судьбы'), судьба как фортуна', yopyove^ 'горгоны, русалки', vepaiSa 'русалк
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.