МИРОВАЯ ЭКОНОМИКА И МЕЖДУНАРОДНЫЕ ОТНОШЕНИЯ, 2004, № 3, с. 71-73
КРУГОВОРОТ НАСИЛИЯ В СОЦИАЛЬНЫХ СТРУКТУРАХ (Комментарий к статье Д. Балуева) © 2004 г. Н. Косолапов
Статья Д.Г. Балуева принадлежит к числу тех редких публикаций, по прочтении которых возникает чувство облегчения: "Наконец-то об этом заговорили".
Приватизация военных и, шире, вообще всех и всяческих силовых функций государства - явление, само по себе далеко не новое. Государство начиналось с установления собственной монополии на применение силы, и в этом смысле силовая сфера самой первой в истории подверглась "национализации". После этого дальнейшее применение силы четко разделилось на два русла. Все то, что делается в этой области самим государством или от его имени и по делегированным им полномочиям, стало относиться к области права и/или политики. Всякие же попытки "частнопредпринимательской" деятельности в применении силы без прямо или косвенно выраженной санкции государства начали классифицироваться как преступность.
Жесткая граница между "национализированным" государственным - и уже потому правовым -насилием и "частнопредпринимательской" уголовщиной, однако, была таковой по большей части лишь на бумаге. Ее постоянно нарушали, размывали процессы троякого рода.
С одной стороны, власть, а позднее государство подчас вынужденно делегировали кому-то ту часть своих силовых функций, которую не могли или не хотели эффективно выполнять сами. Во времена древней истории и даже в средневековье распространенной практикой была отдача общегосударственных налогов в откуп местным правителям или тогдашним "крутым": выплатив из собственных средств в императорскую или королевскую казну положенное, они затем с лихвой возвращали затраченное, вышибая известными способами деньги из населения, купцов, ремесленников на подконтрольной им территории. Казачество в России веками выполняло функции пограничной стражи, получая в обмен ряд экономических и сословных привилегий. В Великобритании, России и ряде других стран коммерческие компании, действующие за рубежом, нередко наделя-
КОСОЛАПОВ Николай Алексеевич, кандидат исторических наук, зав. отделом ИМЭМО РАН.
лись военными и даже колониалистскими правами и полномочиями.
Одной из самых известных, экономически самой могущественной - но далеко не единственной -компанией такого рода была, например, созданная в 1600 г. британская Ост-Индская компания. Она не только обладала правом монопольной торговли с Востоком (предметом которой были чай и другие "колониальные товары", приносившие в ХУП-ХУШ вв. прибыли, сравнимые с рентабельностью наркоторговли в современном мире), но имела собственные армию и флот, вела колониальные войны, управляла захваченными территориями, собирала налоги и даже печатала деньги - то есть выполняла функции, в XX в. однозначно приписываемые государству. Этим диапазон ее деятельности не исчерпывался. Ост-Индская компания боролась с пиратами - еще одна государственная функция, на этот раз правоохранительная; но и конкурировала с теми же пиратами, грабя торговые суда своих соперников -то есть, по нашим нынешним понятиям, занималась прямой уголовщиной.
Оставляя в стороне морализаторскую риторику на темы антиколониализма, перечисленную деятельность Ост-Индской компании (кстати, вполне откровенно признаваемую ее наследниками: дескать, что было, то было) вряд ли возможно квалифицировать иначе, как "приватизацию силовых функций". Начало этой деятельности положил королевский указ, определивший обязанности компании и предоставивший ей определенные права и полномочия. В дальнейшем компания и ее функционеры, несомненно, существенно расширили свои фактические права к собственной выгоде. Заметим, что по отношению к британской короне действия компании были всегда законны и со временем полностью вписались в требования, представления и нормы новейшего времени.
Этот пример позволяет сделать важный вывод об относительности норм и законности как в историческом плане, так и с точки зрения источников тех или иных права и легитимности. Само по себе все это не открытие. Видимо, в осознании подобных явлений настало время идти дальше, к признанию того, что всякая относительность предполагает цикличность, сколь бы сложной она ни была. Если так, то родившееся из национа-
72
КОСОЛАПОВ
лизации насилия право, будучи делегированным в законном порядке, неминуемо порождает явление денационализации насилия, его приватизации. К тому же никуда не исчезает и частная практика насилия - преступность. Иными словами, некое сочетание "государства и рынка" в сфере насилия сложилось, по-видимому, намного раньше, чем в области экономики; и только "за-мыленность" традиционалистского взгляда на проблемы насилия и права мешает вполне осознать и само это явление, и его неизбежные последствия.
С другой стороны, в эпохи социальных потрясений и революционных перемен уголовное насилие нередко смыкалось с революционным и, в случае победы последнего, становилось основой силового сектора новых власти, социально-экономического уклада, государства. Ни одна из известных нам революций (от Кромвеля до распада СССР) не избежала этого явления; и все они после победы вынуждены были затратить немалые усилия, освобождая свои теперь уже законные и официальные силовые формирования от их "отцов-основателей" - элемента, уголовного в прежней (а часто и в любой) системе общественных и политических отношений.
Причин соединения уголовного и революционного насилия немало. Прежде всего с позиций прежних, предреволюционных общественного устройства и власти уголовники и революционеры являются в равной мере преступниками. Наказания их способствуют установлению личных и "деловых" контактов между этими изначально не близкими друг другу группами. В дальнейшем революционеры целенаправленно используют уголовный элемент для расшатывания, подрыва, слома существующих порядков, а этот "элемент" примазывается к революциям и гражданским войнам, прикрывая политико-идеологическими лозунгами свой традиционный род занятий. Наконец, все то новое, что не приемлет прежняя общественная система, вынуждено существовать в ней на положении "тени", где теневая экономика неизбежно тянет за собой вначале теневые арбитраж и юстицию, а затем и теневую политику. Система, способная интегрировать новое, вывести его из тени, не доводит до революции. Если же общественный переворот произошел, социальной его опорой может быть только "тень", в прежней жизни использовавшая уголовный мир как конечное средство силового теневого арбитража.
Но есть и третий аспект проблемы перманентного размыва границ между правовым и неправовым насилием, "промежуточный" между первыми двумя - делегированием силовых полномочий и их явочным присвоением. В условиях и/или периоды социальной нестабильности и острого де-
фицита эффективного правоприменения государство и его власть могут допускать ограниченное использование специфического "насилия снизу". Субъектами такого насилия оказываются разного рода неформальные структуры, де-факто существующие на локальных уровнях (нередко под контролем полицейских служб), а также, с распространением соответствующей практики, службы безопасности крупных и транснациональных корпораций1.
Особенность подобного насилия в том, что оно применяется как бы "снизу", в этом смысле является приватизацией силовой функции государства и потому незаконно или даже противозаконно. Причем сами государство, его высшая власть и/или властные эшелоны низших уровней не дают прямых санкций на подобное насилие и, будучи приперты обстоятельствами к стенке, могут пойти на показное наказание его исполнителей. Однако при этом власти и госаппарат уверены, что насилие осуществляется в интересах и целях более жесткого закрепления действующих норм и порядков; что его осуществляют "люди системы", а потому и само это насилие, внешне "приватизированное", на деле строго системно и всегда компенсирует какие-либо временные или органические слабости государства в силовой области.
Негласно санкционированное "свыше", а внешне "приватизированное" насилие функционально в отдаленных и/или труднодоступных районах страны, континента; а также для решения сугубо локальных задач поддержания правопорядка в конкретных местности, на производстве, коммерческом маршруте и т.п. Оно удобно для выполнения задач, которые по политическим и/или иным причинам не может или не хочет брать на себя государство. Оно может служить удобным прикрытием для деятельности и операций спецслужб, а при необходимости и/или желании достаточно легко выдаваться за стихийные акции народа, общественности; за "достойные сожаления", но по-своему объяснимые и даже ожидаемые эксцессы в сложных социально-политических обстоятельствах.
Исторически негласно санкционируемое "приватизированное" насилие нередко было для власти способом содержания вооруженных формирований в условиях бедности казны. Известно, например, что в России до середины XVI в. жалованье защитникам родины не предусматривалось, и все необходимое они обеспечивали себе сами - ведением своего хозяйства или другими способами, смысл которых нетрудно представить. Аналогичная практика существовала в разные периоды во всех европейских странах. Уже в 90-е годы прош-
1 Сошлюсь только на одну работу: Shearer David. Private Armies and Military Intervention. N. Y., 1998
КРУГОВОРОТ НАСИЛИЯ В СОЦИАЛЬНЫХ СТРУКТУРАХ
73
лого столетия, в период особой напряженности госбюджета в России было введено в действие положение, согласно которому человека можно было задерживать без предъявления ему обвинения на срок до 30 суток. Со временем ситуация с бюджетом нормализовалась, и практика подобных задержаний без шума отошла в прошлое.
Крайней формой негласно санкционированного "приватизированного" насилия стали в XX в. "эскадроны смерти", заявившие о себе во многих странах. Распространение терроризма в масштабах отдельных государств и мире в целом за последние годы объективно позволило высветить тот факт, что абсолютное большинство лидеров террора в свое время готовились спецслужбами государств для выполнения возложенных на эти служ
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.