© 2008 г. А. В. МАЗЫ РИН*
ЛЕГАЛИЗАЦИЯ МОСКОВСКОЙ ПАТРИАРХИИ В 1927 году: СКРЫТЫЕ ЦЕЛИ ВЛАСТИ
Взаимоотношениям атеистической советской власти с религиозными организациями историками уделяется значительное внимание. С начала 1990-х гг. появилась возможность исследовать не только официальную политику власти в отношении религии и Церкви, но и ее скрытые цели. Благодаря этому появился ряд фундаментальных исследований по теме церковно-государственных отношений в советский период. Однако в них преимущественно рассматриваются либо первые послереволюционные годы (до 1925 г. включительно), либо военное и послевоенное время1. При этом недостаточно изученным остается вопрос: какие скрытые цели преследовала власть, допустив в 1927 г. легализацию Московской патриархии - руководства организации, не принимающей коммунистической (атеистической) идеологии.
Советская власть изначально не скрывала своего отношения к Церкви. Декретом СНК РСФСР «Об отделении церкви от государства и школы от церкви» Церковь лишалась прав юридического лица, т.е. de jure как единой организации ее больше не было. Легально могли существовать только местные религиозные общины, с которыми власть заключала договоры о пользовании церковным имуществом2. VIII отдел Наркомата юстиции, который должен был проводить в жизнь ленинский декрет, прямо был назван «Ликвидационным». Именно ликвидация Церкви, а не легализация ее как социального института была целью правительства «народных комиссаров». Однако ликвидировать Церковь сразу, всю целиком и в короткий срок, большевикам не удалось. Тогда с начала 1920-х гг. власть перешла к тактике разложения ее изнутри и уничтожения по частям. Для этого внутри Церкви усиленно формировался осведомительный аппарат. Другим инструментом борьбы с Церковью стала легализация - регистрация тех церковных групп, которые могли помочь власти в решении ее тактических задач. Примерами таких групп могут служить обновленческий и григорианский расколы в Русской Православной Церкви, возникшие в 1922-1925 гг.
Однако влияние подобного рода расколов в широких кругах верующих было минимальным, по-настоящему расколоть Церковь с их помощью власти не удалось. По этой причине наряду с использованием в своих целях раскольнических групп власть оказывала давление на руководство патриаршей («тихоновской») Церкви, чтобы принудить его пойти на такие шаги, которые вызвали бы возмущение церковных масс и спровоцировали бы новые разделения в Церкви.
Отсутствие легального статуса высшего управления патриаршей Церкви создавало большие проблемы «тихоновцам». Любая административная деятельность церковного руководства была, с точки зрения советских законов, неправомерна и даже преступна. Обновленцы же и другие, подобные им раскольники, стремились максимально использовать свою привилегию советской легальности. И патриарху Тихону, и его преемнику (с 1925 г.) патриаршему местоблюстителю митрополиту Петру (Полянскому) власть предлагала легализацию высшего церковного управления при условии, что его состав будет согласован с ОГПУ и вся его дальнейшая деятельность будет осуществляться под контролем этой организации. В первую очередь, власть стремилась взять в свои руки кадровую политику Церкви. Также ее сильно раздражала деятельность русской церковной эмиграции, на которую Московская патриархия должна была обрушиться с жесткими прещениями. От патриарха Тихона, например, потребовали выступить с обращением, в котором были такие слова об иерархах-беженцах: «Мы отрекаем, отлуча-
* Мазырин Александр Владимирович, священник, магистр богословия, кандидат исторических наук, доцент Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета.
Работа выполнена при финансовой поддержке РГНФ, проект № 07-01-00180а.
ем и анафематствуем их, объявляя их врагами не токмо родины и ее народов, но и святой православной Церкви нашей»3. Примерно то же власть требовала и от митрополита Петра. Однако ни патриарх Тихон, ни митрополит Петр этих условий легализации не приняли. В частности, церковных эмигрантов они не только не «анафематствова-ли», но даже не стали, к негодованию власти, увольнять их главу митрополита Антония (Храповицкого) с Киевской кафедры, которую тот формально занимал4.
Взгляд ОГПУ на проблему церковной легализации хорошо изложен в обвинительном заключении по делу митрополита Петра, составленном в мае 1926 г. уполномоченным 6-го отделения Секретного отдела А.В. Казанским: «Церковь, с первых дней существования Соввласти и до последнего времени вела себя по отношению к таковой как непримиримая антисоветская организация. Поэтому наиболее реакционная часть ее до сего времени не имела своих церковно-административных органов и была на полулегальном положении. Необходимость к переходу на нормальные взаимоотношения с Соввластью в последнее время стала особенно велика, и напор сторонников мирных взаимоотношений с властями увеличился. Для установления этих нормальных отношений было необходимо, чтобы (Церковь. - A.M.) отказалась впредь от всякой антисоветской деятельности. Поэтому для нее вопрос о легализации означает, в первую голову, раскол на непримиримую (эмигрантскую) и на "лояльную" части, причем вполне естественно, что второй придется очень энергично отмежеваться от первой, закрепив это отмежевывание каким-либо серьезным актом, вроде выдвигавшегося некоторыми церковными деятелями осуждения заграничников за их контрреволюционную деятельность»5.
Митрополит Нижегородский Сергий (Страгородский), ставший заместителем патриаршего местоблюстителя после ареста митрополита Петра, летом 1926 г. также повел переговоры с органами власти о легализации своего управления. В июне он распространил проект своего обращения к архипастырям, пастырям и пасомым Московского патриархата, в котором обосновывал необходимость легализации следующим образом: «Отсутствие свободной регистрации для наших церковно-правительственных органов создает для иерархии много практических неудобств, придавая для ее деятельности какой-то скрытный и даже конспиративный характер, что, в свою очередь, порождает много всяких недоразумений и подозрений»6. Митрополит Сергий, таким образом, прозрачно намекал, что главная виновница «недоразумений» - сама власть. Переговоры продолжались до осени 1926 г., но результата не принесли: власть желала сделать высшее церковное управление орудием борьбы со своими политическими противниками, а митрополит Сергий стоял на той же позиции, что и его предшественники. «Не можем мы взять на себя функции экзекуторские и применять церковные кары для отмщения», - твердо заявил он в том же проекте обращения и в 1926 г. не сходил еще с этой позиции7. Такое нежелание «открыться» власти делало практически неизбежным скорое отстранение митрополита Сергия от руководства Церковью. В ноябре, после провала попытки тайно избрать патриарха (инициаторами выборов были близкие митрополиту Сергию епископы, а главным кандидатом митрополит Казанский Кирилл (Смирнов), ничего про выборы не знавший), власть получила прекрасный повод расправиться с заместителем местоблюстителя и теми, кто его поддерживал. Митрополит Сергий был арестован в Нижнем Новгороде и затем, в середине декабря 1926 г., препровожден в Москву во Внутреннюю тюрьму ОГПУ на Лубянке8.
Вслед за этим началась серия секретных переговоров представителей ОГПУ (в первую очередь начальника 6-го отделения его Секретного отдела Е.А. Тучкова) с высшими иерархами православной Церкви. Яркое описание одного из эпизодов этих переговоров сохранилось в составленном Е.В. Апушкиной очерке «Крестный путь преосвященного Афанасия (Сахарова)»: «Перед тем как митрополит Сергий стал заместителем местоблюстителя, его роль Тучков предлагал тем архиереям, имена которых стояли в завещании патриарха, т.е. митрополитам Агафангелу и Кириллу. Рассказывали, что митрополиту Агафангелу запретила идти на это одна блаженная (слепая Ксения) из г. Рыбинска, которую он очень почитал, сказав: "Если согласишься, то по-
теряешь все, что раньше приобрел". Когда же Тучков вызвал митрополита Кирилла, последний дал согласие на занятие этой должности, но не принял предложенного условия. "Если нам нужно будет удалить какого-нибудь архиерея, Вы должны будете нам помочь", - сказал Тучков. "Если он будет виновен в каком-либо церковном преступлении, да. В противном случае я скажу: "Брат, я ничего не имею против тебя, но власти требуют тебя удалить, и я вынужден это сделать". "Нет, не так. Вы должны сделать вид, что делаете это сами и найти соответствующее обвинение!" Владыка Кирилл отказался. Говорят, он ответил: "Евгений Александрович! Вы не пушка, а я не бомба, которой вы хотите взорвать изнутри Русскую Церковь!"»9.
Не добившись желаемого от митрополитов Агафангела (Преображенского) и Кирилла (Смирнова)10, Тучков обратился к архиепископу Угличскому Серафиму (Самой-ловичу), управлявшему в тот момент Русской Церковью. В составленном в 1930 г. киевским церковным деятелем Г.А. Косткевичем «Обзоре главнейших событий церковной жизни России за время с 1925 года до наших дней» об этом эпизоде было сказано так: «В это время арх[иепископ] Серафим Угличский вызван был в моск[овское] ГПУ, где Тучков предложил ему принять известные условия "легализации". На это архиепископ] Серафим ответил отказом, мотивируя его тем, что не считает себя полномочным решать основные принципиального характера вопросы без находящихся в заключении старших иерархов. После трех дней содержания арх[иепископа] Серафима в ГПУ Тучков отпустил его в Углич»11. Важную деталь переговоров Тучкова с архиепископом Серафимом сообщил в своих воспоминаниях его келейник М.Н. Ярославский: «Владыка мне говорил, что ему, как главе Церкви, власти тогда предложили Синод... И указали кого - членами Синода. Он не согласился... И сразу получил три года соловецких лагерей... Но он Церковь никому не передал, а написал или сказал, что объявляет автокефалию каждой епархии... Так как глава Церкви - лишний кандидат в тюрьму... И его после этого тут же освободили... Но когда они это ему предлагали, владыка Серафим выдвинул своих всех членов... Я знаю, что он наз
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.