ИЗВЕСТИЯ РАН. СЕРИЯ ЛИТЕРАТУРЫ И ЯЗЫКА, 2014, том 73, № 4, с. 45-52
_ К 200-ЛЕТИЮ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ
М.Ю. ЛЕРМОНТОВА
ЛЕРМОНТОВСКИЙ НАБРОСОК "НА БУРКЕ...": МОТИВНАЯ СТРУКТУРА И РЕКОНСТРУКЦИЯ ЗАМЫСЛА
© 2014 г. О. Б. Заславский (Украина)
Представлен анализ мотивной и идейной структуры текста лермонтовского наброска "На бурке...". Его результаты позволяют, в общих чертах, предложить реконструкцию замысла этого неоконченного произведения. Ключевую роль при этом играет проявление в наброске полярной картины мира, характерной для творчества Лермонтова. Приведены аргументы, что в наборе основных оппозиций закодирован в свернутой форме сюжет. Его развертывание предположительно должно было реализовать противоречия, присутствующие в наброске лишь как потенциальные возможности.
The article offers an analysis of motive and conceptual structure of Lermontov's drafted text 'On a Burka...'. In effect, this analysis allows us to make general suggestions about the author's intention to finish up this fragment. The key emphasis here is on the polar structure of the Lermontov's poetic world. We argue that a set of basic oppositions might be seen as a plot in a contracted form. Its development would supposedly realize the contradictions, which are present in the draft as potential possibilities.
Ключевые слова: набросок, реконструкция, романтический конфликт. Key words: draft, reconstruction, romantic conflict.
Введение
Набросок Лермонтова, начинающийся строкой "На бурке под тенью чинары", до самого последнего времени оставался белым пятном в лермон-товедении: написано о нем было мало, а собственно исследовательская литература практически отсутствовала вообще. Совсем недавно ситуация изменилась: в статье А. Бодровой [1] был убедительно выявлен подтекст этого наброска - повесть А.А. Бестужева-Марлинского "Мулла-Нур" [2]. Также там была обоснована связь (ранее обсуждавшаяся в немногочисленной литературе об этом наброске лишь как гипотеза) между двумя строфами этого наброска и другим фрагментом, начинающимся "Лилейной рукой поправляя". В результате, строки обоих отрывков объединяются, давая такой текст:
1
На бурке под тенью чинары Лежал Ахмет Ибрагим, И руки скрестивши, татары Стояли молча пред ним.
2
И брови нахмурив густые, Лениво молвил Ага: О слуги мои удалые, Мне ваша жизнь дорога!
3
Лилейной рукой поправляя Едва пробившийся ус, Краснеет, как дева младая, Капгар, молодой туксус.
Приведение в систему разрозненных, казалось бы, частей, а также выявление источника, от которого отталкивался Лермонтов, позволяет поставить вопрос о реконструкции замысла произведения и о причинах, побудивших Лермонтова обратиться к этому сюжету. Тот факт, что он связан с аналогичным сюжетом повести Бестужева-Марлинского1, очень важен, однако еще недостаточен. Вряд ли бы Лермонтов просто стал перелагать в стихи сюжет из чужого прозаического произведения. Здесь необходима реконструкция общей идейной и мотивной структуры произве-
1 Попутно отметим также вероятный источник в "Мулла-Нуре" еще одного лермонтовского произведения (до сих пор, кажется, не отмеченный). "Облака вешние, дети нашего моря! Зачем вы стадитесь по хребтам и прячетесь в ущелья? Или вы, как разбойники лезгины, любите рыскать по утесам и дремать на острие вершин?" [2, с. 186]. С этим соотносится "Утес", датируемый апрелем 1841, т.е. немногим ранее обсуждаемого наброска (май - начало июля 1841 г.).
дения, что, в свою очередь, могло бы прояснить интерес Лермонтова к чужому сюжету и возможный характер его переработки2.
Наброски и неоконченные произведения Лермонтова - предварительные замечания
Далеко не каждый набросок, даже если известен его литературный источник, такую реконструкцию допускает. Однако есть основания полагать, что в данном случае попытка реконструкции является правомерной. Это связано как с общими особенностями поэтики Лермонтова, так и их проявлением в данном конкретном случае. Судя по предыдущему опыту реконструкции замысла ряда неоконченных произведений [3-5], Лермонтов зачастую указывал в своих набросках или планах не просто опорные точки будущего сюжета. Одновременно в концентрированном виде там проявляли себя и основные мотивы и коллизии произведения. В результате статус наброска оказывался двояким - с одной стороны, он представлял собой зерно будущего полного текста, содержащее в свернутом виде его основные структурные особенности. С другой - он уже представлял собой миниатюрный художественный текст, подчиняющийся своим собственным закономерностям и доступный анализу при помощи методов, выработанных литературоведением для анализа готовых текстов. (Такая нетривиальная особенность является, разумеется, не универсальной и свойственна отнюдь не всем авторам.)
В некоторых случаях второе обстоятельство оказывалось реализованным с такой полнотой, что подробное развертывание оказывалось ненужным, а набросок приобретал статус полноценного (хотя и недоработанного) произведения. Соответственно, Лермонтов, по-видимому, мог просто терять к задуманному интерес, не превращая набросок в окончательный текст [3]. Но есть также интересный пример иного рода, когда противоречивый статус наброска как незавершенного текста, обладающего тем не менее некоторыми свойствами завершенного, был доведен до предела, так что оба свойства непосредственно совместились. Как нами обосновано в другой работе [6], повесть "Штосс" (если говорить об известном ее тексте), является одновременно законченной и незаконченной, но содержащей в себе структурный механизм, порождающий последующий сюжет!
2 Этого в работе [1] сделано не было - несмотря на словосочетание "реконструкция замысла" в ее названии.
Помимо внутренней структуры того или иного наброска, в данном случае важны еще два обстоятельства. Во-первых, это характер изменений, сделанных Лермонтовым по сравнению с первоисточником. Во-вторых, существенно еще и то, что на небольшом пространстве наброска оказались представлены не окказиональные мотивы, а входящие в самое ядро его поэтического мира и прослеженные ранее исследователями на богатом материале его завершенных произведений.
Учет всех этих обстоятельств отчасти позволяет как понять интерес Лермонтова к данному сюжету, так и выдвинуть гипотезу, как этот сюжет мог быть далее развернут. Разумеется, краткость наброска не позволяет развернуть сколько-нибудь подробное и конкретное описание замысла. Однако проследить за общим ходом мысли Лермонтова и поставить этот набросок в общий контекст его творчества оказывается, по нашему мнению, возможным.
Особый статус 3-й строфы
Первые две строфы являются "зачинными" [1] и в этом смысле занимают свои места в предполагавшейся сюжетной цепочке. Однако 3-я строфа носит существенно иной характер. В ней напрямую не дано никаких элементов сюжета и, более того, очевидно, что в будущем полном тексте она не может следовать подряд за 2-й. Между ними находится зияние, автором не заполненное. Как мы увидим, функция 3-й строфы - другая. В ней содержится чрезвычайно высокая концентрация смысловых компонент, которые с общим сюжетом связаны не линейной последовательностью событий, а структурными особенностями (такими, как значимая концентрация контрастных сущностей - см. далее). В этом отношении она ярко иллюстрирует общие черты работы Лермонтова над набросками, описанные выше: Лермонтов указывал такие опорные точки, которые воплощали основные коллизии и с самого начала приближали набросок к полноценному художественному тексту. Причем это бывало даже в тех случаях, когда в этих фрагментах ничего особенного с точки зрения сюжета не происходило. Кроме того, Лермонтов вполне мог жертвовать в наброске рядом промежуточных сюжетных звеньев.
Сюжет о преодолении засухи: выбор героя
В 3-й строфе важна не только ее внутренняя структура. Хотя напрямую сюжетных элементов в ней нет, ее соотнесение с сюжетом претекста позволяет извлечь важную информацию о сюжете
лермонтовском и отличии между ними. В повести Бестужева-Марлинского в качестве средства борьбы с засухой "чистый душой и телом юноша" должен "набрать снегу с темени Шахдага в кувшин, и молиться за своих ближних с теплою верою, и принести этот кувшин, не ставя его на землю, в Дербент, и вылить растаявший снег в море" [2, с. 195]. Связанные с этим сюжетом близкие текстуальные соответствия между лермонтовским наброском и повестью "Мулла-Нур" были просто и убедительно выявлены Бодровой [1]. Однако здесь важны не только сходства, но и отличия. Одно из принципиальных отличий связано с тем, кому и как поручается эта важнейшая миссия.
В "Мулла-Нуре" народ обсуждает и отвергает одного из потенциальных кандидатов "Взять бы Сафар-Кули, говорили иные. Он стыдлив словно красная девушка" [2, с. 196]. У Лермонтова же такая стыдливость и сравнение с девушкой приписаны не отвергнутому кандидату, а главному герою, который, надо полагать, и должен был отправиться в это сложное и небезопасное путешествие для исполнения столь необходимого магического ритуала. По-видимому, сравнение героя с красной девой означает здесь, что он еще - не вполне мужчина, так как у него еще нет возлюбленной, - и именно поэтому он и будет избран подходящим кандидатом для выполнения миссии. Соединение в одном целом контрастных признаков - девичьих качеств и признаков мужественности - заставляет предположить, что такое сочетание неустойчиво, и в ходе выполнения миссии эти противоречащие друг другу качества разойдутся в тексте между двумя соответствующими им персонажами. Это означает, что именно тогда, еще до завершения миссии, он и встретит возлюбленную3. (Напомним, что в "Мулла-Нуре" возлюбленная у героя уже есть, и именно успех в добывании воды и давал ему шанс заполучить ее в жены.) Но тогда перед героем открылся бы выбор. Успех в любви неизбежно нарушил бы качество ("невинность"), необходимое для успеха миссии и избавления города от засухи.
Роль властителя
Есть еще одно принципиальное отличие лермонтовского наброска от своего претекста. У Бестужева-Марлинского выбор подходящего кандидата осуществляет коллектив, причем это происходит совещательным обр
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.