ЭТНОС И КУЛЬТУРА
© ЭО, 2004 г., № 1 Н. Л. Пушкарева
"МЕД И МЛЕКО ПОД ЯЗЫКОМ ТВОИМ..."
"Устне твои сот искаплют, мед и млеко под языком твоим..."
(По письмовнику XVII в. Рукой. отд.
Российской национальной библиотеки.
Собр. Кирилло-Белозерского монастыря.
№ 0^11. 67. Л. 212 об.-213)
В интерпретации всех вопросов, связанных с изучением женского тела, наиболее релевантной для такого исследования представляется феминистская теория1. Именно она заставляет современных исследователей согласиться с фактом неполноты и даже ложности имеющегося у традиционной науки знания о теле как андроцентрич-ного и сексистского. Этапы становления современной феминистской философии вполне согласуются с изменениями в воззрениях на тело за последние 30 лет в 1) эс-сенциалистских, т.е. не испытавших воздействия феминистской философии, 2) структуралистских и модернистских и 3) постмодернистских и постструктуралистских концепциях.
Первый этап (до начала 1970-х годов) может рассматриваться как предыстория, как господство биологизма и натурализма, т. е. дофеминистских, эссенциалистских воззрений на тело как внеисторичное, натуралистичное, проявляющее животные и природные основания и потому нуждающееся в регулировании. Сексуальность на этом этапе рассматривается как "делание того, что естественно", она выступает как инстинкт, побуждение, природно обусловленное намерение, которое приносит телу удовольствие через проявление физиологической активности. Тела в эссенциалистских теориях описывались в понятиях "естественного неравенства", как будто существует некий стандарт определения ценности тела вне зависимости от пола. Эссен-циалистские теории оправдывали неспособность женщин воспринимать достижи-тельные жизненные модели (через утверждение того, что женщине самой Природой предназначено выполнять репродуктивную функцию и воспитывать детей, и потому якобы существует предопределенное Природой исключение женщины из жизненной конкуренции профессионального свойства). Эссенциалистские концепции ориентировали на восприятие женского тела как тела мужского, которому чего-то не хватает (например, пениса, как это было в теории отца психоанализа, 3. Фрейда, силы, выносливости, отсутствия гормональных колебаний и т.д.).
Второй этап - ранний феминизм "второй волны" (1970-1980-е годы) характеризуется господством модернистских и структуралистских концепций в философии и культурологии, творчеством радикальных феминисток вроде Джулиет Митчел, Нэнси Чодоров, Андриенн Рич, поставивших вопрос о замене андроцентричных обществ и систем права на феминоцентричные. В это время вопрос о теле оказался тесно увязан с вопросом о существующих в те или иные эпохи властных практиках, поскольку само тело рассматривалось феминизмом 1970-х годов как некий знак
(marker) социального, классового, этнического различия2. Эта концепция испытала сильное влияние со стороны модернизма и структуралистских теорий.
Последователей так называемого академического феминизма3, равно как всех женоненавистнических концепций (они "помещали" женщин в "немощные", "слабые", "несовершенные", "неуправляемые", "ненадежные" тела) женское тело интересовало с точки зрения изучения истории контроля над ним. Женские тела в их исследованиях стремились "избежать контроля", рассматривались как "сырье" для идеологических внушений и интерпелляций (запросов), а контроль за телом - как элемент его эксплуатации. Эксплуатация женского тела, в свою очередь, представляла собой ключ к пониманию механизмов складывания патриархатных властных практик (поэтому феминологи того времени изучали главным образом то, что женские тела "могли" и "не могли" делать, что они "чувствовали" и что им "чувствовать запрещалось", куда тела могли или не могли "попадать", чьи тела "имели" или "не имели значения")4, оставаясь по-прежнему объектом боли и удовольствия, страдания и желания.
В этом контексте изучение сексуальности было изучением того, какие запреты в отношении тела как сексуального объекта существовали в разные эпохи. Иными словами, это было изучение норм и понятий "нормального" и "естественного" в разных культурах, в частности, того, как утверждалась принудительная гетеросексу-альность (поскольку только она обеспечивает репродуктивную функцию)5. На том этапе феминистки всячески подчеркивали, что сексапильность тем больше, чем больше она приближена к "природе", а потому присуща именно женщине и ее телу (оттого и африканок считают более сексуальными)6. Тогда же феминистки обнаружили закономерность: чем выше социальная страта, тем больше, согласно социальным мифам, отдаленность от "природного" и выше степень контроля за телом и сексуальностью7 (тело и сексуальность дворянок и жен буржуа контролировались строже, чем сексуальное поведение крестьянок и работниц).
Изучая тело и сексуальность, исследователи увидели в них социальные конструкты, доказав, что сексуальное чувство и деятельность, рефлексии о теле, телесные идентичности есть обычные продукты социальных и исторических сил (религиозных учений, законов, психологических теорий, медицинских определений, социальных политик, мифологизированного сознания и популярной культуры). В духе социального конструктивизма, поддержанного феминистками, воспринимались контент-анализ биографических и автобиографических нарративов, методы психоанализа, символического и драматургического интеракционизма, этнометодологии8. Все эти методы и подходы заставили задуматься над тем, что даже идентичные физически сексуальные акты и телесные действия могли и могут иметь различные социальные и субъективные значения, в зависимости от того, как они понимались и принима-
9
лись в разные исторические периоды.
Третий этап (1990-е годы) - это время смены парадигм, лингвистического поворота, постмодернизма, постструктурализма, новый этап в women studies, творчество Люси Иригари, Элен Сиксу, Джудит Батлер, Моник Виттиг10. Важнейшее завоевание этого периода - разделение биологического тела (условно говоря, "базиса") и тела как объекта репрезентаций (надстройки над этим "базисом"). Подобное разделение явилось своего рода фундаментальным открытием, поскольку показало, что достижение равенства не требует трансформации или подавления тела (такой опыт в советской России уже был, когда женские тела стали рассматривать как во всем равные мужским!). Для решения вопроса о гендерном неравенстве достаточно лишь изменить отношение к телу на уровне репрезентаций. Новое видение тела позволило, во-первых, снять вопрос о вытеснении тела из биологических функций, во-вторых, сделать основной акцент на женских исследованиях телесности, в-третьих, обратить внимание на то, как тело исследовалось, субъективировалось, регулирова-
лось и репрезентировалось через язык - вербальный и невербальный - в разных культурах и в разные эпохи11. Начали изучаться прежде всего механизмы легитимации тех или иных идей, связанных с телом, отношения Власти и Знания в том смысле, в каком их понимал М. Фуко.
М. Фуко оказал большое влияние на феминистские работы о теле12. Смещение акцента с "истории подавления" на "историю представления" (где, правда, язык -вербальный и невербальный - также выступал как основное средство доминирования) заставило исследовательниц рассмотреть вопрос о том, как субъекты (и части их тел) представлены ("позиционированы") в разных дискурсах13, поставив проблему воплощения ("вотеления", embodiment) субъективности. Пути восприятия индивидами (прежде всего женщинами) своей субъективности через тело, паттернов поведения и эротических значений, которые ассоциируют с этим поведением - вот вопросы, которые волнуют многих современных философов-феминисток.
Многие из них (если не все, кроме радикальных!) сейчас не пытаются утверждать того, что биология не оказывает влияния на тело и сексуальность. Но - обращают внимание даже эти феминистски - существуют пределы влияния, выраженные телом. Анатомия тела и физиология никогда не определяли напрямую то, что делалось с телом, а тем более не детерминировали значений, которые могли иметь те или иные действия с ним (например, ношение бюстгальтера, эпиляция культурно и социально обусловлены). Поэтому нынешние исследователи женского остро ставят вопрос о том, как соотносятся Природа и Культура в женском теле, отрицая в то же время как эссенциалистскую идею о том, что традиционная для андроцентричной культуры ассоциация "женского" с природным имеет хоть какие-то культурные основания14. Тем самым они разрушают господствовавший веками принцип бинарных оппозиций "женщина/мужчина" (и всего, что с ним связано, т.е. таких соотносимых пар, как "природа/культура", "тело/разум", "чувства/логика", "внутреннее/внешнее"), разоблачая тайное стремление прежней культурологии и андроцентричной философии исключать из своего рассмотрения все женское, кодируя его как "неразумное", а потому "не имеющее значимости".
В последнее десятилетие французская феминистская теория с ее особым вниманием к изучению культуры, языка и репрезентаций, внесла много новых ракурсов в освещение истории тела15, прежде всего в плане исследования "женского письма", в котором особенно ясно прослеживаются особенности восприятия женщиной своего тела и переживаний, связанных с ним. Они предложили новое позиционирование субъекта (женщину, которая видит "женскими глазами" себя, другую женщину или мужчину), ввели проблему изучения языка всего женского в разных культурах, семиотику и символику женского, в частности женского тела.
Для не ангажированного идеологически и политически историка и культуролога релевантными и эвристически полноценными могут быть и эти, новейшие постмодернистские концепции, и концепции 20-летней давности, ведь "модернизм не умер,
он все еще остается незавершенным проектом..." (Ю. Хабермас)16.
* * *
В свете описанных выше феминистских подходов было бы очень заманчиво представить женское тело или его часть (части) через ряд дискурсов, господствовавших, например, (ограничим себя хронологически, так как общий обзор будет слишком велик) в доиндустриальной России (X - начало XIX в.). Поскольку волосы уже становилис
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.