42-45
ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ИСТОРИЯ ТЭЙМУР РУСТЭМОВИЧ ГАЛИМОВ
аспирант Казанского государственного архитектурно-строительного университета (Казань)
Тел. дом: (843) 2-68-78-30; E-mail: wulfkontrol@mail.ru
Статья Т.Р. Галимова посвящена вопросам церковной политики в период монгольского господства на Руси. Основное внимание автора уделено вопросам деятельности митрополитов по установлению паритетных отношений между Монгольской империей (позднее Ордой) и Русской православной церковью. Автор стремится переосмыслить сложившиеся историографические стереотипы во взглядах на место церкви в русско-ордынских связях.
Ключевые слова: татаро-монгольское иго, русско-ордынские связи, Русская православная церковь, киевские митрополиты, митрополит Кирилл II, монашеская колонизация, ханские ярлыки русским митрополитам.
Место киевских митрополитов в русско-ордынских связях
(о перспективах дальнейших исследований)
Вопрос о роли митрополитов в период монгольского господства кажется вполне изученным. После работ митрополита Макария (Булгакова), Е.Е. Голубинского, В.О. Ключевского и А.В. Карташева создается впечатление, что поднимаемая в статье тема представляется исчерпанной, а обращение к ней в настоящей статье оказывается под угрозой историографических повторений уже хорошо известных читателю сюжетов и сопровождающих их суждений и мнений. Действительно, роль киевских первосвятителей как глав русской церкви и носителей идеи о некогда существовавшем политическом единстве древнерусских земель представляется до конца выявленной и ясно сформулированной. Однако мы поднимаем вопрос не о роли, а именно о месте митрополитов в русско-ордынских связях, выводя проблему из плоскости идеологических мифов потомков в область сложных социально-экономических и политических связей современников одной из самых драматических эпох отечественной истории. Впрочем, не так однозначна и политическая роль митрополитов, поскольку политическая роль определяется тем местом, которое отводилось в церковном сознании и которое они занимали в действительности. А оно, это место, не получило должного исследования. Понимая ограниченные возможности статьи, рамки которой не позволяют полно высказать свои мысли относительно заявленной темы, мы лишь попытаемся обосновать наши сомнения относительно того, что место киевских иерархов не так ясно выявлено, как это принято считать, и наметим перспективы наших дальнейших исследований.
Наше основное внимание сосредоточено на первоначальном этапе церковной жизни в
период монгольского господства, характеризующемся скитанием! митрополитов между Киевом, Владимиром на Клязьме и Москвой, а именно с 1240 г., ознаменовавшегося падением Киева, по середину 30-х гг. XIV в., главным церковным событием которых стало перенесение в Москву русской первосвятительской кафедры. Несмотря на то что и после этого титул русских митрополитов по-прежнему сохранял именование «киевский», однако фактически церковный центр Руси и его кафедра уверенно обосновались в городе,
которому было суждено стать одним из крупнейших центров объединения раздробленных княжеств. Итак, почему мы считаем, что само место киевских митрополитов до сих пор не имеет ясного обоснования в историографии? В качестве ответа на поставленный вопрос мы предлагаем обратить внимание на комплекс проблемных тем, которые, на наш взгляд, так и на получили должного разрешения в науке.
Прежде всего привлекает внимание круг вопросов, связанных с определением прав и возможностей митрополита как субъекта международного права. Во-первых, в период монгольского владычества киевские первоиерархи представляли и широко отстаивали перед завоевателями и русскими князьями интересы русской церковной организации2. Примером этого может служить то обстоятельство, что в годы монгольского господства русским князьям ни разу не удастся навязать церкви собственного митрополита, что может рассматриваться в качестве убедительного свидетельства широкой политической и административной автономии церкви при решении внутренних вопросов. Во-вторых, митрополиты лично и через подчиненных им сарайских епископов оставались основными представителями интересов Константинополя при дворах Каракорума и Владимира. Обычно приписываемая заслугам Александра Невского Сарайская епископия отражала интересы не Александра, а прежде всего Монголии и Византии, искавших союза и взаимной помощи3. В-третьих, благодаря обладанию ярлыками4 при решении вопросов внутреннего церковного устройства митрополиты оказывались защищенными от своеволия самих русских князей и приобретали статус, сравнимый с великокняжеским.
Второй круг вопросов связан с тем, как оценивался союз с монголами представителями высшей церковной власти. Следует признать, что источники не сохранили ни одного церковного произведения XIII - начала XIV в., не только прямо, но и косвенно осуждавших действия монголов в лице ханов. Наоборот, на рисунках, сопровождающих известия о ханах, правители империи и Орды обычно изображались в венцах, символах власти Богом благословленных правителей. Собственно, и непременное возношение за богослужениями молитв за ханов было нормальным явлением литургической практики русского православия периода монгольского ига.
Вместе с этим на начальном этапе монгольского присутствия на Руси можно было наблюдать продолжительное взаимное неприятие, существовавшее между киевским первосвятителем Кириллом П5 и Александром Ярославичем Невским по вопросам религиозно-политического характера. Однако причины возникших разногласий едва ли было бы верно свести исключительно к различию взглядов на присутствие монголов на Руси. Монгольский фактор здесь едва ли был ключевым и исходным, однако и он присутствовал. Летописные источники дают основание говорить о том, что первоначально основным источником неприятия киевским митрополитом Ярослава Всеволодовича и его потомства служили действия владимирского князя, направленные на занятие киевского стола, принадлежавшего Даниилу Романовичу Галицкому. Последний на протяжении всей своей жизни оставался откровенным противником монгольской империи. Что же касается владимирских князей, то в своей борьбе за киевский престол они без смущений привлекали помощь монголов. И митрополит первоначально был искренним и стойким защитником политических взглядов Даниила. Однако со временем, по мере разорения Галицких и Владимиро-Волынских земель монголами, митрополит
Кирилл изменил свои взгляды и в дальнейшем сблизился6 с Александром Ярославичем. В нем он избрал для себя более крепкого и верного союзника для решения проблем экономической и канонической жизни церкви в условиях зависимости Руси от империи и Орды.
Третий круг вопросов связан с вопросами формирования церковной собственности и ее
правовой защиты. Хорошо известно, что единственным институтом, сумевшим не просто пережить период ига, но и значительно укрепить свое, в том числе экономическое влияние в древнерусском государстве, стала церковь. Процесс накопления земельных и иных богатств монастырями, соборными храмами и святительскими кафедрами в
историографии получил неоднозначную оценку7. Присвоение церковью земель за счет отчуждения значительной части княжеских владений в XIV столетии, что обычно преподносится как «монашеская колонизация», едва ли могло происходить без внимания
к этому процессу со стороны государства8. Особенно отчетливо этот контроль государства прослеживается на завершающих этапах централизации Московского государства. Примером этого стали не только ограничения, накладывавшиеся на право церкви расширять свои земельные владения, но и массовые проверки церковных документов на земельные участки и различные иммунитеты.
Наблюдаемый на протяжении всего XVI-XVII вв. пересмотр земельных и иммунитетных прав церкви (в лице монастырей и епископских кафедр) был закономерной и вполне обычной практикой средневекового права. Таким же проверкам подвергались и светские феодалы. Однако в случае с церковью присутствовали элементы, которые выводили предпринимавшиеся действия за общепринятые рамки, поскольку государство и частные лица по большей части оспаривали права церкви на земли и иммунитеты, приобретенные различными церковными институтами главным образом в период монгольского господства. Так, например, при рассмотрении подобных дел в отношении светских феодалов необходимость подтверждения своих прав на земли не
распространялась на вотчины9 . Однако церковные вотчины оказывались в неравном и менее выгодном положении. Их тоже необходимо было подтверждать при каждом новом царствовании. В итоге имущество церкви подпадало под постоянный присмотр государства. При этом светская власть должна бы была жестоко наказывать подделку каких-либо иммунитетных или иных дарственных грамот, как это происходило по делам, в которых фигурировали светские лица. Тем не менее, сталкиваясь с широкой практикой фальсификации таких документов в церковной среде, государство практически не
предпринимало каких-либо репрессивных мер в отношении виновников!0.
Мы думаем, было бы неверно искать источник возрастания церковных богатств исключительно в монгольском влиянии. Но несомненно, что монгольский фактор был исходной силой, обеспечившей церкви особый экономико-правовой статусИ. Поэтому, по нашему глубокому убеждению, существует необходимость в уточнении источников церковных доходов и определении роли князей, боярства, городского населения и собственно самой Монгольской империи, а несколько позже Орды в процессе накопления богатств церковью. Сомнительно, чтобы князья или боярство не замечали существовавших злоупотреблений со стороны церкви. Так, например, значительная часть московских земель отошла к монастырям именно в период регентства митр. Алексия и в период малолетства и юности Дмитрия Ивановича, будущего Донского. Но почему не пресекались эти действия? Пока мы не готовы ответить на этот вопрос.
Вероятно, странная позиция великих и удельных князей объяснялась политическими и военно-экономическими интересами. Церковь в лице митрополитов, наделеных ярлыками, обладала правами, сходными с теми, какими обла
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.