Luong 2002 - Luong P.J. Institutional change and political continuity in post-Soviet Central Asia: Power, Perceptions, and Pacts. Cambridge; N.Y.: Cambridge Univ. Press, 2002.
Marat 2008 - Marat E. March and after: what has changed? What has stayed the same? // Central Asian Survey. 2008. Vol. 27. Iss. 3-4. P. 229-240.
Radnitz 2006 - Radnitz S. What really happened in Kyrgyzstan? // Journal of Democracy. 2006. Vol. 17. Iss. 2. P. 132-146.
Sanghera 2011 - Sanghera B. Illegal settlements and city registration in Kyrgyzstan and Kazakhstan: Implications for legal empowerment, politics and ethnic tensions. OSI occasional paper, 2011.
Schlee 2004 - Schlee G. Taking sides and constructing identities: Reflections on conflict theory // The Journal of Royal Anthropological Institute. 2004. Vol. 10. Iss. 1. P. 135-156.
Schröder 2010 - Schröder P. Urbanizing Bishkek: interrelations of boundaries, migration, group size and opportunity structure // Central Asian Survey. 2010. Vol. 29. Iss. 4. P. 453-467.
Sökefeld 2008 - Sökefeld M. Identity and recognition // Struggling for Recognition: The Alevi Movement in Germany and in Transitional Space. N.Y.: Berghahn Books, 2008.
Temirkoulov 2004 - Temirkoulov A. Tribalism, Social Conflict, and State-Building in the Kyrgyz Republic // Berliner Osteuropa Info. 2004. № 21. P. 94-100.
E. Isabaeva. The Political Background of the "North-South" Dichotomy in Kyrgyzstan
Keywords: North-South dichotomy, identification, squatter settlements, Bishkek, Kyrgyzstan
The "North-South" dichotomy in Kyrgyzstan has not only the geographical and symbolic character, but also a political one which includes the historical, cultural, and economic aspects. The division between the North and the South in Kyrgyzstan is not a new phenomenon and it goes back to the times of the Kokand Khanate. However, a strong politicization of this dichotomy started from the independence period, when the ruling elites and their opponents began using this division in the struggle for power and resources. This situation clearly influenced the lives of people, who began dividing themselves into "the Northerners" and "the Southerners". The aim of this paper is to extend the meaning of ethnic and political identification by drawing comparisons between the workings of the dichotomy on macro- and micro-levels.
ЭО, 2014 г., № 4 © М. Санчак
МЕЖДУНАРОДНЫЕ ГРАНИЦЫ
КАК ПРЕПЯТСТВИЯ И ВОЗМОЖНОСТИ:
СЛУЧАЙ ФЕРГАНСКОЙ ДОЛИНЫ
Ключевые слова: узбеки, Узбекистан, Ферганская долина, приграничные режимы, пересечение границ, миграция, Кыргызстан, практики
Статья посвящена жизни на границе Киргизстана и Узбекистана в южной части Ферганской долины. Возникновение новых государств и границ создало немало препятствий для местного населения, но также предоставило новые возможности заработка.
Мельтем Санчак (Meltem Sancak) - соискательница Института социальной антропологии им. Макса Планка (Халле, Германия); e-mail: sancak@eth.mpg.de
Тысячи мужчин и женщин из Узбекистана работают на полях Кыргызстана, в особенности в летние месяцы. Другие арендуют землю или занимаются контрабандой. Статья описывает мотивы и навыки, необходимые при регулярном пересечении границ. Автор утверждает, что эта деятельность не только позволяет людям выжить в бедственной ситуации современного Узбекистана (именно поэтому власти в Ташкенте закрывают на нее глаза), но и поддерживает региональную идентичность, пересекающую государственные границы.
Введение. Пока государственные границы теряли свою актуальность в одной части мира (Wilson, Donnan 1998: 1), они становились более важными в других. В Центральной Азии они превратились в препятствие для движения товаров и людей - ситуация, нетипичная для региона в прошлом. Постсоветские границы неизбежно имеют прямое влияние на жизнь людей. Крушение прежней системы, вопреки ожиданиям, не привело к отмене границ. Напротив, в то время как внешние границы бывшего Советского Союза становились более открытыми, внутренние ужесточались. Ожидавшееся открытие границ в реальности оказалось противоречивым процессом, поскольку "закрытые" границы прошлого - "железный занавес" - не вполне "открыты" в настоящем, а нынешние открытые границы открыты не в том смысле, как это понималось ранее.
Бывшие внутренние границы являлись результатом создания советских республик в 1920-1930-е гг. Они, однако, не были настоящими границами и не разделяли людей в каком бы то ни было смысле. Скорее, они давали им чувство принадлежности к некоему большому территориальному целому. Во время полевой работы многие говорили мне, что в Советском Союзе не было деления на "мы" и "они" в отношении политических или экономических различий между республиками, поскольку для всех существовала (или так считалось) единая модель. Настоящими границами были границы, отделявшие Советский Союз от других государств с отличным экономическим и политическим строем, таких как Иран, Турция или Китай. Распад Советского Союза и независимость среднеазиатских республик сделали эти, до сей поры чисто административные границы, de jure и de facto реальными и оказывающими прямое влияние на жизнь населения. Эти процессы также инициировали дебаты относительно контроля и защиты границы как вопроса государственного суверенитета. Конечно, существовала определенная преемственность по отношению к советским временам, но новые приграничные режимы формировались требованиями независимости и политикой включения, исключения и сосуществования с другими на одной территории.
Со времени создания этих границ как маркеров разделения пространства и людей в качестве граждан разных государств с разными экономическими и политическими задачами появилось больше "мы" и "они". Возникло разделение, и "оказаться на другой стороне" внезапно стало иметь для людей серьезные последствия. Пользоваться свободой передвижения оказалось уже не столь просто не только по финансовым причинам, но и из-за ограничений собственного правительства (например, Узбекистана) или взаимных визовых требований республик бывшего Союза. Независимость зачастую сделала людей одной этнической группы, а также членов одной семьи гражданами разных государств. Одновременно обеспокоенность границами содержит не только экономические и политические, но и эмоциональные компоненты. Люди думают о своих сестрах и дочерях, вышедших замуж и оставшихся по ту сторону, но также и о лучших условиях для торговли или пастбищах за границей. Возникновение фактических границ и их проницаемость позволяют людям совершать семейные визиты или заниматься экономической деятельностью разного рода.
Данная статья посвящена новой роли границ в жизни граждан Узбекистана, проживающих вдоль границы с Кыргызстаном в южной части Ферганской долины. В ней будет показано наличие постоянного физического пересечения границ, а также большое символическое значение, им приписываемое. Оно может принимать форму препятствий, мешающих людям посещать своих родственников и друзей, но также может
использоваться в экономических, политических или религиозных целях. В повседневной жизни людям постоянно напоминают о существовании различных границ, и мобильность - как внутренняя, так и международная - все более становится стратегией выживания. Таким образом, реальные границы, в зависимости от того, что они разделяют, постепенно стали фактором, определяющим человеческие жизни. Большинство считают это "шагом назад", восприятие границ поменялось и сводится к ощущению того, что люди "застряли" между границами, которые в прошлом были открыты.
Все это подтверждает существующие в современной литературе представления о границах как о явлении, означающем гораздо большее, чем линии на карте. Они разделяют политические и экономические системы, а также социально сконструированные общности людей, которые не всегда поддерживают данное разделение. Поддержка или сопротивление границам сильно связаны с тем, кто выигрывает и кто проигрывает от их существования. По словам Мигдала: "Границы смещаются, сквозь них можно проникнуть, и они имеют разного рода значение для разных людей" (Migdal 2004: 5). Границы как "линии на карте" становятся границами, «на которых порядки меняются, кончаются "мы" и начинаются "они", а одни правила поведения сменяются другими». В связи с этим, как подчеркивается в работе Хеймана о границе США и Мексики (Heyman 1994: 51-59), "приграничные зоны [должны] рассматриваться как особого рода пространственно и политически организованные системы" (Wilson, Donnan 1998: 6).
Новые режимы границ. Значение границ различно, и это, в свою очередь, определяет отношение к ним. Деревня во внутренней части Бухары не имеет того опыта "приграничного чувства", как деревня в той же долине в нескольких километрах от Кыргызстана. Значение любой границы, тем не менее, зависит не только от расстояния и месторасположения, но и от разнообразных экономических, социальных и политических факторов. Реалии узбекских границ становятся понятны только тогда, когда мы принимаем во внимание политику, а также удачи и провалы обоих государств. Так, граница между Узбекистаном и Кыргызстаном или Казахстаном разделяет страны с различным уровнем экономического развития, чего нельзя сказать о границе с Туркменистаном.
Хотя Бухара, где я также проводила полевую работу, имеет границу с Туркменистаном, она в основном не принимается во внимание и ее едва ли переходят. В этом случае решающим фактором является не географическое расстояние. Люди в Бухаре воспринимали границу прежде всего как символ независимости и суверенитета, который следует защищать от контрабандистов и террористов и который разделяет то, что принадлежит разным мирам. Ее существование не рассматривается как препятствие в повседневной жизни и не считается связанным с экономикой. В противоположность этому туркменская граница в Каракалпакстане имеет совершенно иное социальное и экономическое значение (ср.: Finke 2014). Граница не разделяет семьи, а Туркменистан не представляет собой какой-либо экономической или политической альтернативы Узбекистану. Таким образом, отсутствие
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.