ВОПРОСЫ ЯЗЫКОЗНАНИЯ
< 1
2008
ИЗ ИСТОРИИ НАУКИ
© 2008 г. Е. А. ЗЕМСКАЯ МОИ УЧИТЕЛЯ: ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ФИЛОЛОГА
В этой статье я хочу рассказать о тех университетских учителях, которые больше всего повлияли на мою жизнь.
Я поступила в Московский университет в 1944 г., а закончила его в 1949 г.
Отец мой - Андрей Михайлович Земский - был лингвистом. Я росла в доме, где постоянно шли разговоры о каких-то суффиксах, частях речи, где писали учебники и так далее. Вероятно, все это на меня подсознательно действовало. В десятом классе я еще колебалась, идти ли мне на мехмат или на филфак, и только после того, как мой любимый учитель математики сказал: «Иди на филфак», - я поняла, что все-таки, наверное, это моя дорога. И пошла туда. У меня был аттестат отличницы, поэтому надо было только проходить собеседование. Я помню, что мне задали вопрос: а сколько есть писателей Толстых? Не сложный был вопрос, но такой, на который, может быть, не все отвечали. В общем, меня приняли, но у меня были еще долгие раздумья, на какое идти отделение. Очень хотелось идти или на славянское или на «западное», как тогда говорили. Но тут опять на меня повлиял отец, который сказал так: «Доченька (или "девочка" -как он меня называл), знаешь, ты можешь, конечно, изучать другие языки, но только в русском языке ты сможешь понимать все до конца. То, что ты увидишь в русском языке, в других языках ты не увидишь». И я его послушалась. Даже не знаю, жалеть мне или нет. Нет, наверное, не стоит жалеть. Хотя могу сказать, что у меня все время есть такое чувство, что все-таки никакого другого языка, кроме русского, я хорошо не знаю. То есть я читаю, могу объясниться, например, по-французски, по-немецки и по-английски, но все эти языки (и славянские языки тоже) я знаю очень средне. Хорошо, по-настоящему, я знаю только русский.
Отец для меня был человек почти идеальный - то, что называют «русский интеллигент» в хорошем смысле слова. Скромный, застенчивый, добрый, умный, хорошо образованный. Жизнь у него сложилась тяжелая. В 1916 году он закончил Московский университет, шла война и еще до революции он был призван в царскую армию. Начал солдатом в пехоте, некоторое время служил на Кавказе, а потом поступил в артиллерийское училище в Киеве. После окончания училища отец получил чин прапорщика, служил в Царском Селе, куда перевели его артиллерийский батальон. А оттуда их переслали на Волгу - куда-то в район Саратова. Прапорщик был самый низший офицерский чин, но за этот офицерский чин он потом и пострадал.
Отца арестовали в 1931 году. Посадили в Бутырки. Приговорили к пяти годам ссылки. Его сослали сначала в Сибирь, потом в Казахстан (в Алма-Ату, а позднее - в маленький городок Кзыл-Орда, на реке Аму-Дарья). Он был переведен из Сибири, так как был родом с Кавказа и ему были очень тяжелы сибирские морозы.
Мои родители неоднократно просили о пересмотре папиного дела и, как это ни удивительно, в 1934 г. маме удалось выхлопотать этот пересмотр. Отец был возвращен в Москву в декабре 1934 г. Ему разрешили преподавать в МГПИ им. Ленина на должности и.о. доцента. Арест, ссылка, война, тяжелая болезнь рано прервали его жизнь. Он умер в 1946 году 54 лет отроду, так и не защитив даже кандидатскую диссертацию, хотя много над ней работал. Отец читал лекции, писал учебники русского языка. Наиболее известен его учебник «Русский язык» для педучилищ (в двух томах) под ред. В.В. Виноградова. Его соавторами были С.Е. Крючков и М.В. Светлаев. Этот учебник пользуется успехом, продолжает жить до сих пор. В 2003 г. в издательстве «Дрофа» вышло его 13-е издание в серии «Классические учебники».
Отец был очень предан филологии и, наверное, это повлияло на меня. Он был русист, окончил историко-филологический факультет МГУ, учился у Д.Н. Ушакова, так же как и моя мать, Надежда Афанасьевна, тоже филолог. Познакомились они еще студентами: мама училась на Московских Высших женских курсах, а отец - в Университете. В 1917 году они поженились.
Во время моей учебы в Университете я с первого курса начала слушать Виктора Владимировича Виноградова: ходила на все его спецсеминары, спецкурсы. У него же писала курсовые работы, потом диплом, диссертацию. Это мой первый Учитель в самом настоящем смысле слова. Но у меня было три учителя. Второй мой учитель - Михаил Николаевич Петерсон, которого я очень любила. С первого курса стала заниматься санскритом и занималась упорно три с половиной года. Он даже уговорил меня писать диплом по санскриту: тема - о сложных словах в санскрите (тип: бахуврихи). Мой третий учитель - Василий Константинович Чичагов, с которым я ездила в экспедиции в Рязанскую область, и, наверное, ему и обязана тем, что стала изучать живую речь - это меня всегда привлекало и интересовало. Когда наступило время выбирать тему диплома, я очень волновалась и, почти как поступает невеста, положила под подушку две записочки с именами: Виноградов и Петерсон. Чичагова не положила. Вытащила записку с именем Петерсона, но пошла писать диплом к Виноградову.
Я очень любила санскрит и с удовольствием занималась им. И могу сказать, что эти занятия для меня очень много значили, а нежное чувство к Петерсону осталось на всю жизнь. Он очень хорошо преподавал, своеобразно. Мы просто начинали читать текст. Брали что-нибудь из «Махабхараты» и прямо разбирали по слову. То есть отдельно никакой грамматики, фонетики не было. И это правильно - синтез, язык как он живет. И задания на дом Петерсон нам давал соответственно. Предположим, мы должны были дома разобрать пять слов. У меня был огромный словарь «Санскритско-немецкий», потому что санскритско-русских тогда не было. Шел 1944-й год. Группа состояла из четырех человек: Серебренников (аспирант в то время), который потом стал академиком, историк Ильин и Вера Александровна Кочергина. Среди них я была самая юная. Санскрит не стал моей основной специальностью, но считаю, что эти занятия были очень полезными. Михаил Николаевич преподавал систематически и последовательно. Он говорил всегда, что язык требует ежедневных занятий: хоть 15 минут в день, но занимайтесь. Знаю, что Михаил Николаевич очень хорошо играл в теннис. Он производил впечатление английского джентльмена, ходил в высоком котелке, был невероятно вежлив, всех называл только по имени-отчеству и... поразил однажды Татьяну Григорьевну Винокур. Как-то Петерсон встретил ее и спросил: «А как поживает Григорий Сергеевич?». Она задумалась и только через несколько минут поняла, что речь идет о ее новорожденном сыне. Конечно, меня он называл только Елена Андреевна, никогда никаких «Лен» быть не могло.
На русском отделении Университета из крупных фигур на меня произвели впечатление Михаил Николаевич Петерсон и Виктор Владимирович Виноградов. Старославянский язык читала нам Варвара Георгиевна Орлова. Читала, по-моему, великолепно: последовательно, красиво и логично. И еще у нас преподавала Евгения Самсоновна Ис-трина. Это было в конце войны. Мне нравилось, как она читала фонетику из курса «Современный русский язык» - очень интеллигентно, интересно и культурно.
Так шли мои занятия. Меня оставили в аспирантуре. И вдруг, когда я еще училась, получаю письмо, которое содержит такой текст: «Глубокоуважаемая Елена Андреевна! Прошу Вас прийти в Институт русского языка», и дальше - дата и время. Подпись: «Н. Шведова». Я очень удивилась и, трепеща, пошла. Думаю: зачем? Оказалось, что Наталья Юльевна решила, что я уже кончаю аспирантуру. Она сказала: «У нас есть место, ставка в институте, в секторе. Это бывает очень редко. Мы решили Вас пригласить». Я говорю: «А мне еще год учиться». «Ну, что ж, учиться... Не знаю, будет ли ставка через год, скорее всего не будет. Ну, а диссертацию Вы и так напишете, а вот поступите ли Вы к нам через год - еще не известно». Это был пятидесятый год. В сорок девятом я окончила университет, значит, год я проучилась в аспирантуре, и вот получила такое приглашение. Я подумала и согласилась. Так я оказалась в Секторе под эгидой Натальи Юльевны.
Формально возглавлял Сектор тогда Виноградов, но фактически им руководила Наталья Юльевна Шведова. Мы работали в шестнадцатой комнате, окна которой тогда смотрели прямо на бассейн, а сейчас - на храм Христа Спасителя. Мне сразу же поручили (почти мгновенно) написать по синтаксису три раздела (сочетание глаголов с инфинитивом, изменения в порядке слов и согласование сказуемого с подлежащим) в «Грамматику», которая вышла в 1952-м году. На мои слова, что я никогда не занималась синтаксисом, а дипломная работа была по словообразованию, Наталья Юльевна ответила: «Ну что ж, Вы синтаксисом и займетесь». В панике я спросила: «А что мне делать?» -«Собирайте примеры, думайте, читайте литературу». Вот так и появилась моя первая работа. Причем разделы были в соавторстве с Евдокией Михайловной Галкиной-Федо-рук, так как она уже написала эти главы, но Шведовой не понравилось и Шведова предложила их как-то еще доделать. Все прошло мирно: мы с Евдокией Михайловной не ссорились, я что-то еще писала, доделывала и так далее.
Среди моих университетских учителей был еще Петр Саввич Кузнецов, у которого я слушала курс «История русского глагола». Мы его любили, слушали всегда с интересом. Но основным моим учителем был В.В. Виноградов - человек, преданный науке и сильно пострадавший, так как шел по «делу славистов», как теперь известно. Он был дважды арестован, во время войны выслан из Москвы. В общем, жизнь у него была очень непростая. В нем было много хороших человеческих черт. Он, по-моему, был человек добрый, но любил острые слова и выражения. Про него можно сказать, что «ради красного словца не пожалеет родного отца». Его язвительные выражения были справедливыми, а иногда и нет. Он мог сказать про какую-нибудь сотрудницу Института: «Эта - заведующая столовой», или «этот - разбойник с большой дороги» - такие выражения у него часто бывали. И хотя он ко мне относился очень хорошо, но временами даже я плакала от него. Но все это, в общем-то, скорее поверхностное.
Перескакивая хронологически, могу сказать, что была я одно время при нем замдиректора Института. Виноградо
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.