УДК 821.161.1
Сизых Оксана Васильевна,
кандидат филологических наук Северо-Восточный федеральный университет имени М.К. Аммосова г. Якутск, Россия sizux@mail. ru
МОРФОЛОГИЯ МОСКОВСКОЙ СКАЗКИ А.А. КАБАКОВА «ГОЛЛАНДЕЦ»
В статье представлен морфологический анализ современной сказки, проясняющий природу постмодернистской мифологизации столичного пространства. Московская сказка А.А. Кабакова, обусловленная характером легенды о Летучем голландце, подвергает ревизии устоявшиеся интерпретации мифологических образов, мотивов, сюжетов.
Ключевые слова: постмодернизм, «московский текст», функции действующих лиц, топос.
Обращение писателей к известным архаическим мифологическим системам носит двойственный характер: миф выступает как значимая аналитическая единица при типизации кризисных явлений действительности, в свою очередь, литературно проработанная редакция фольклорного архива вызвана необходимостью современного исследования целого ряда аспектов «городского текста», «петербургского текста», «московского текста». Феномен сверхтекста основательно проработан В.Н. Топоровым, Ю.М. Лотманом, Н.П. Анциферовым, О. Дарк, Н.Е. Меднис, И.К. Лилли и др. Целый ряд работ посвящен семантике образа провинциального города, атрибутам мифологического пространства античного топоса, вариантам феномена сверхтекстового единства, выявлению функционирования инвариантов «городского текста» с указанием на архетипические ситуации, легендарные образы, мифологические мотивы, становящиеся культурным кодом в контексте эстетики авангарда, модернизма, постмодернизма.
Так, легенда о Летучем голландце (1641), имеющая как минимум шесть общеизвестных интерпретаций, в литературе модернизма, позже - постмодернизма отличается повышенной метафоричностью. В экзотический, противоречивый цикл Н.С. Гумилева «Капитаны» входит стихотворение «Но в мире есть иные области...» (1909), передающее сложные душевные переживания лирического героя, запутавшегося в призрачном. Поэт выпукло рисует зловещую фигуру капитана и создает печальный образ таинственного корабля. Атмосфера бесовского «непрекращаемого танца» под «блеск» и «всплеск» морских волн приходит в соприкосновение с инфернальным. Внимание поэта привлекает лик капитана, похожего на Каина, в окружении недобрых «огней святого Эльма» (в ср. в. Св. Эразм; итальянск. San Elmo). Н.С. Гумилев актуализирует необузданную стихию, традиционно трактуя встречу с призраком как дурное предзнаменование.
Постмодернист А.А. Кабаков создает «московские сказки» (авторское название сборника), в основе которых оказываются различные узнаваемые легенды, обретающие особый смысл («Голландец», «Проект «Бабилон», «Странник», «Огонь небесный» и др.). Писатель представляет авторскую форму легенды, трансформированную по морфологическим законам волшебной сказки. Альтернативная эстетика постмодернизма, носящая характер провокации, превращает сказку в мистерию, соединяя чужеродные, на первый взгляд, реалии, стирая пограничную черту между явью и авторской реальностью, носящей игровой характер. Постмодернистская сказка задается мифами, легендами и призвана неклишеированно наложить «реальность легенды» на «реальность реальности», инобытие на прозаический быт. Авторская игра с концептом легенды
является «литературным приемом», «этапом приключенческой философской мысли» [2, 71].
Художественной новацией А.А. Кабакова становится формальная организация и логическая структура сказки «Голландец», формирующая «московский миф». Методологической основой выявления функций действующего лица, последовательности, связующих элементов и мотивировки стала фундаментальная работа В.Я. Проппа «Морфология сказки». В качестве исходной ситуации, с которой «обычно начинается сказка» [3, 35], автор предлагает читателю легенду о корабле-призраке, вынужденном вечно плавать в море. Будущий герой - голландец (машина смерти с иностранными буквами NL) - вводится в текст рассказа «путем приведения его имени», «упоминания его положения» [3, 35-36] непосредственно в заглавии. Детальное описание старого автомобиля типа «универсал», легендарно нареченного автором, недвусмысленное: «салон... осветился ярким, клубящимся голубым светом, будто в нем зажгли не обычную полудохлую потолочную лампочку, а зенитный прожектор... В сияющей голубым огнем машине скалились длинными кривыми зубами бурые черепа.» [1, 10]. На протяжении всего повествования проклятый экипаж фольксвагена преследует нескольких персонажей (Абстулханова, состоятельного молодого человека (жертва 1); молодую, красиво живущую даму Олесю Грунт (жертва 2); хозяина ресторанов Тимофея Болконского (жертва 3)), вовлекая их в дьявольское действо. Опосредованно от «машины смерти» страдает старший лейтенант ГИБДД Николай Петрович Профосов (жертва 4).
По классификации В.Я. Проппа, функции основного действующего лица -«фольксваген пассат-варианта» - условно сводятся к вредительству (обозн. А) [3, 40], к его нескольким вариациям: «он - вредитель (О.С.) наносит телесное повреждение (А6), «вызывает внезапное исчезновение» (А7), «совершает убийство» (А14). Соединительный момент (обозн. В) [3, 46] вводит в сказку героя вновь. У А.А. Кабакова передвижения летучего голландца по столичному пространству иконичны и связаны с вариацией В4 «беда сообщается» функции В. В салоне внедорожника первой жертвы призрака звучит «душевная песня хорошего радио». Ирония в прорисовке данной детали безусловна, но подробность перекликается с вариацией В7 («поется жалобная песнь»), «специфичной для убиения» [3, 48], - как указывает В.Я. Пропп. Безжалостно трансформированное пропповское пение предвещает кровавый исход ночной гонки. Жертвы 1-4 в сказке А.А. Кабакова обретают статус «искателя», которым в классической волшебной сказке наделен герой, стремящийся освободиться. Постмоденистские жертвы выполняют сказочные функции С «начинающееся противодействие». «Искатели» А.А. Кабакова, ведущие лжепоиск, находятся в начале этого пути и выполняют функцию «отправки», «герой покидает дом». Действительно, названные персонажи покинули свою малую родину. «Завязочное вредительство», о котором говорит В.Я. Пропп, усматривается в современной сказке в плане его повторения в той же форме, т.е. большая серая машина со странным водителем и пассажирами постоянно ищет и находит новую жертву. Сходится с первоисточником и ситуация, при которой жертву оставляют в живых для того, чтобы «создалось новое искательство» [3, 66-67]. Жертва 4 сходит с ума. Однако в данном случае под «новым ходом» истории А.А. Кабаков понимает и «другую» историю, и «других» действующих лиц, не исключая главного героя, также ведущего свой поиск - поиск жертвы. Жертва 2 видит «пикап»-голландца не столь наивно по сравнению с другими персонажами: «за опустившимся стеклом открылась не внутренность нормального автомобиля., а бесконечное пространство тьмы, будто там, в салоне, вместилась вся чернота мира. за стеклами начиналась преисподняя» [1, 19]. Таким образом, в данном фрагменте жизнь мыслится адской. Упоминание высотного элитного жилья, продолжающего структурировать городское пространство, сопрягается с «недостижимыми московскими небесами, где летят, оставаясь - 164 -
на месте, облака, ночью невидимо-черные, днем дымно-серебряные, а на заре и в сумерках сиренево-золотые, и сидят на этих облаках наши души, поглядывают вниз, где пока суетимся мы телесной суетой, и раздумывают, не пора ли плюнуть на все сверху да и отлететь от нас навсегда куда-нибудь повыше, в разреженные слои» [1, 11]. Лири-ко-философское размышление автора обнажает идею о погибшей душе человека. Сюжетное движение сказки поддержано лейтмотивом дороги. Перемещения персонажей в городском пространстве очерчены враждебными московскими локусами. Дорога именуется «трафиком» - намек автора на изначальную чуждость героев бытию столицы. Сверкание «обильных ночных огней Москвы», «гнилой свет» рекламы в черном небе поддерживает скрытую фатальную суть предстоящих трагедий. Триумфальная арка, символизирующая освобождение первопрестольной от французских войск, удивительная по своему архитектурному исполнению, отбрасывает «имперскую тень», напоминая о вечном. Мотив сумасшествия и мотив исчезновения, фундированные легендой, генерируют городской топос смерти.
Читательское осмысление корпуса подобных текстов видится как сотворчество и носит нарративный характер. Мифологизации, встречающиеся в современной прозе, отражают разновидность сюжета, типа героя, функций действующих лиц. Автор, прямо или косвенно ссылаясь на текст-источник, признает или отказывается от конкретного образного обобщения, которое зафиксировано в первоисточнике-легенде.
Список использованных источников
1. Кабаков А.А. Московские сказки. - М.: Вагриус, 2006. - 301 с.
2. Кякшто Н.Н. Поэтика русского литературного постмодернизма /Современная русская литература (1990-е гг. - начало XXI в.) //С.И. Тимина, В.Е. Васильев, О.Ю. Воронина и др. - СПб.: Филологический факультет СПбГУ; М.: «Академия», 2005. -352 с.
3. Пропп В.Я. Морфология сказки. - Л.: Academia, 1928. - 151 с. UDC 821.161.1
Sizykh Oksana
North-eastern Federal University, Yakutsk, Russia sizux@mail. ru
THE MORPHOLOGY OF MOSCOW FABLE «DUTCH» BY A.A. KABAKOV
The morphological analysis clearing up the nature of post-modern mythologisation of capital-city area is presented in the article. Kabakov's Moscow fable based on legend's plot about Flying Dutch is checking out the fixed interpretations of mythological images, motives, plots.
Keywords: post-modernism, «Moscow text», charactersfunction, toposis.
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.