УДК 07.00.02
VLADIMIR ALEKSANDROVICH ABLIZIN
candidate of historical sciences, associate professor, professor of Academy of Military sciences, teacher of chair of Humanitarian and social sciences Saratov military of institute of internal troops of the Ministry of Internal Affairs of Russia 410023, Russian Federation, Saratov, Moskovskaya street, 158.
E-mail: vladimirablisin@rambler.ru
The day before.
The USSR and Germany in anticipation of the Great Patriotic war
For the last decades the extensive literature about the Great Patriotic War is collected. Nevertheless in historical science brisk discussions on various aspects of its military-political background still don't cease. It is connected by that the considerable amount of new archival materials which allow to specify and reconsider already settled treatments of far events is annually introduced into scientific circulation. First of all, historians are interested in the questions connected with the tragic beginning of war for our country. The history of the last months of the Soviet-German relations which preceded Hitler attack on the Soviet Union represents for researchers a great interest because of considerable number of «white spots» in events which occurred in recent months of bilateral cooperation. The Soviet intelligence service, as we know, repeatedly warned the government about the approaching attack but why the Kremlin offices were suspicious of the incoming information, why there with surprising persistence sought to maintain friendship with the German government and on what the Soviet leaders in that case hoped? In the presented article the attempt is made to answer these questions.
Key words: intelligence service, blitzkrieg, Soviet-German contacts; the eve of the Great Patriotic War.
ВЛАДИМИР АЛЕКСАНДРОВИЧ АБЛИЗИН
кандидат исторических наук, доцент, профессор Академии Военных наук, преподаватель кафедры Гуманитарных и социальных наук Саратовского военного института внутренних войск МВД России 410023, Саратов, Россия, улица Московская, 158.
Тел.: (8452)-74-9879; E-mail: vladimirablisin@rambler.ru
За последние десятилетия о Великой Отечественной войне собрана обширнейшая литература. Тем не менее, в исторической науке по-прежнему не утихают оживленные дискуссии по различным аспектам ее военно-политической предыстории. Связано это с тем, что в научный оборот ежегодно вводится немалое количество новых архивных материалов, которые позволяют уточнить и пересмотреть уже устоявшиеся трактовки далеких событий. В первую очередь, историков интересуют вопросы, связанные с трагическим началом войны для нашей страны. История последних месяцев советско-германских отношений, предшествовавших гитлеровскому нападению на Советский Союз, представляет для исследователей большой интерес из-за немалого количества «белых пятен» в событиях, которые, происходили в последние месяцы двустороннего сотрудничества. Советская разведка, как известно, многократно предупреждала свое правительство о близившемся нападении, но почему в кремлевских кабинетах с подозрением относились к поступавшей информации, почему там с удивительным упорством стремились поддерживать дружественные отношения с немецким правительством и на что советские лидеры в таком случае надеялись? В представленной статье делается попытка ответить на эти вопросы.
Ключевые слова: разведка, блицкриг, советско-германские контакты; преддверие Великой Отечественной войны.
Накануне.
СССР и Германия в преддверии Великой отечественной войны
За апрель 1941 г главным разведывательным управлением РККА было получено 42 агентурных донесения о развертывании немецких дивизий на востоке, в мае - 53 и в первой половине июня - уже больше 60 [1, с. 93-145]. Особенно много сведений тревожного характера поступило от 17-го Брестского, 87-го Ломжинского и 98-го Любомльского погранотрядов. По их данным следовало, что к началу июня только на центральном - Минском -направлении гитлеровцы сосредоточили до 1,5 миллиона своих солдат и офицеров, на что последовала резкая резолюция разведуправления: «Такую глупость можно ожидать только от Ломжинского и Брестского погранпункта» [2, с. 72-73]. Разведсводка Главупра от 31 мая убеждала советское руководство в том, что Германия сосредоточила против Англии сил больше, чем против СССР. По его сведениям, на 1 июня у советских границ было подготовлено 120-122 немецких дивизий (41,6% наличных), а во Франции
и Бельгии - 170-174 дивизий (42,6% имевшихся в вермахте) [3, с. 181-182, 237-238, 245]. 21 июня у рубежей Советского Союза было развернуто 62% немецких дивизий: 120 пехотных (66,5% имевшихся), 17 танковых (95,5%) и 15 моторизованных (94,8%) [4, с. 259-262]. Советская разведка, однако, располагала другими данными: она недоглядела одну группу армий из трех, одну армию из семи, т.е. четыре танковых и моторизованных дивизий на Ленинградском направлении и на центральном не обнаружила ни одной танковой группы: ни второй, ни третьей, имевших пятнадцать одних только танковых и моторизованных дивизий [5, с. 20-21]. Лишь за сутки до вражеского нападения состав германской группировки практически полностью совпал с последними оценками разведуправления. Но до этого момента советское военное руководство считало, что процесс сосредоточения немецких частей еще далек от завершения: пехотных и танковых дивизий было на тридцать
процентов меньше того количества, которые гитлеровское командование приготовило для осуществления западной кампании [6, с. 307-308]. В Кремле отказывались верить и в то, что на необъятных советских просторах гитлеровское командование повторит свою излюбленную тактику блицкрига. Сталину и его ближайшему окружению даже в голову не могло прийти, что нацистская верхушка планировала покончить с «советским колоссом» за считанные месяцы такими малыми силами.
Военные теоретики прошлого признавали, «что бог войны не любит талантливых авантюристов, что счастье на стороне одних только больших батальонов» [7, с. 322, 453]. Немецкие генералы между тем делали ставку не на количество, а на качество. Но, по мнению советского генералитета, одно вытекало из другого. Авторы восточной кампании между тем главными условиями победы считали маневренность и внезапность [8, с. 214], а не уничтожение и тем более не оттеснение противника с занятых им рубежей, так как советские генералы. Гитлеровское командование рассчитывало на повторение западной кампании: операция на востоке сводилась им к «быстрому и полному разгрому русских в самом начале кампании» [9, s. 433]. Начальник германского генштаба (Oberkommando der Heeres - ОКХ) генерал-полковник Ф. Гальдер в своем служебном дневнике за 12 июня отмечал «решимость «Советов» держаться на границе при любых условиях» [10, s. 145-146]. 17 июня он допустил, что «при неудачном развитии событий, которые возможны на флангах При-пятских болот, русские попытаются сдержать германское наступление на рубеже Днепр-Двина» [10, s. 149]. Но что делать вермахту, если он, не уложившись в суточные сорокакилометровые марш-броски, застрянет на флангах болот, что если дивизии большевиков не будут полностью разгромлены в приграничных сражениях и отступят, перейдя к «скифской тактике», что если со взятием советской столицы кампания не будет закончена, что произойдет, если вместо кадровых русских дивизий придется сражаться с бескрайними просторами, партизанами, непогодой, что если, наконец, придется бороться с собственным начальством, которое, не считаясь с обстановкой, прикажет немецким солдатам стоять насмерть в демянской, тихвинской и сталинградской мышеловке? Немецкие генералы накануне операции подобных вопросов себе не задавали. Московские стратеги не привыкли рисковать, берлинские же рисковать привыкли. Они верили в то, что будущая операция позволит им обойти противника за счет внезапности и мощности нападения за четыре коротких месяца. Обойти им действительно удалось, но только на прямой короткой дистанции. Немецкие генералы задним числом признали: «Россия никогда не была такой сильной, какой ее считали сами русские, но она не была и такой слабой, какой ее считали недруги: сталинские лидеры считали, что их режим разбить нельзя, но не потому, что они недооценили оперативное мастерство вермахта, а потому, что они его просто не признавали» [11, s. 456]. В Кремле даже в самом страшном сне не могли себе представить, что за первые 17 дней боевых действий группа армий «Север» продвинется по советской территории на 500 км, группа армий «Центр» - на 700 км и наиболее слабая армейская группа «Юг» - более чем на 400 км.
Сталину и его окружению вспоминались подробности польской, французской, норвежской и балканской кампании гитлеровского командования. Боевым действиям в данном случае предшествовали настойчивые многомесячные контакты дипломатов, на которых немецкая сторона требовала удовлетворения своих претензий. Советская разведка подтверждала возможность повторения ситуации. 11 мая от берлинского нелегала, «Корсиканца»
поступила информация, из которой следовало, что «концентрация вермахта на востоке является средством для ведения войны нервов, чтобы склонить кремлевское руководство принять участие в разгроме Британской империи». 15 мая другой агент по кличке «Старшина» сообщил, что нападение вермахта не снимается с повестки дня, только вначале нацистская верхушка предъявит советский стороне ультиматум» [12, с. 711]. Какой именно, сталинскому руководству думать долго не пришлось. 21 мая от «Старшины» поступила очередная информация о подготовке «ультиматума», который германское правительство намерено предъявить Советскому Союзу в ближайшие недели. Агент указывал, что «основными претензиями явятся требования экономического характера» [13, с. 457]. 5 июня он же передал, что «германское правительство рассчитывает предъявить советскому правительству требование об увеличении хлебных и нефтяных поставок, а также об использовании русских подлодок для борьбы с англичанами на их морских коммуникациях» [1, с. 133-134; 3, с. 387-388]. 9 июня от «Корсиканца» поступило очередное сообщение об «ожид
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.