ИРИНА ЕРЫКАЛОВА
«...Нам обещали аутодафе...»
РодШГШй^ в контексте творчества Е. И.Замятина
В РОССИИ роман-антиутопия «Мы» был опубликован лишь в 1988 году. При жизни писателя он был переведён на английский язык и издан в Нью-Йорке в 1924 г., затем, в 1927 г., был опубликован в Праге, а в 1929 - на французском языке в Париже. Публикация глав романа на русском языке в пражском журнале «Воля России» послужила одной из причин травли Замятина в СССР, начавшейся в августе 1929 г., и его отъезда в эмиграцию в ноябре 1931 года. И в России, и на Западе роман был воспринят прежде всего как сатира на идеальное общество — коммунизм, которое большевики пытались построить в Советской России. Но это не совсем так.
Сигнал об опасности
Современник и переводчик романа Замятина на итальянский язык Этторе Ло Гатто в книге «Мои встречи с Россией» вспоминал о встречах с Замятиным в Москве в 1929 и 1931 гг.: «Роман "Мы" не позволено было печатать в Советском Союзе, поскольку считалось, что он клеветнически изображает коммунистический режим. Как известно, после публикации английского, чешского и французского переводов романа долго не утихали споры на эту тему как в России, так и на Западе. <...> Конечно, дерзостью было спросить у Замятина, верно ли, что он написал пасквиль на коммунизм, в ответ он отослал меня к предисловию, предпосланному "Собранию сочинений" Герберта Уэллса и написанному им в 1921-1922 годах (издано в Ленинграде в 1924 году). В этом очерке после рассуждений о литературе,
которую сегодня мы бы назвали социальной фантастикой или научной фантастикой <. > Замятин заключает: "Но Россия послереволюционная, ставшая фантастичнейшей из стран современной Европы, несомненно отразит этот период своей истории в фантастике литературной. И начало этому уже положено: романы А. Н. Толстого "Аэлита" и "Гиперболоид" роман автора настоящей статьи "Мы" романы И. Эренбурга "Хулио Хуренито" и "Трест Д. Е."Из этого заключения я сделал вывод, что Замятин, ставший большевиком ещё до революции, в год написания романа "Мы" (1920) ещё не настолько осознал суть советского режима, чтобы вдохновиться на социально-политические обобщения. То, что Замятин разочаровался в революции, — общеизвестно, но это случилось позже, когда роман "Мы" был написан, если же действительность всё более оправдывала иронию писателя, это вина действительности, а не писате-ля».1 На самом деле «Мы» — прежде всего сатира на идеи технократизма, воплощённые в социальной жизни, на регламентацию существования человека, которая заканчивается в романе контролем за мыслями и человеческой фантазией. «.Этот роман — сигнал об опасности, угрожающей человечеству от гипертрофированной власти машин и власти государства — всё равно какого...» — говорил Евгений Замятин в интервью французскому журналисту Фредерику Лефевру в апреле 1932 года.
С романа «Мы» в мировой фантастике начинается линия антиутопий, на-
Евгений Замятин до сих пор остаётся в истории литературы прежде всего автором фантастического романа «Мы» (1920). О чём же пророчествует писатель в своей знаменитой антиутопии и других произведениях, от чего предостерегает?
Ирина Ефремовна Ерыкалова, кандидат искусствоведения, доцент кафедры журналистики Санкт-Петербургского института гуманитарного образования
#06 [216] *2014 Д Л О ^
правленных против тоталитарного государства и идеологического насилия: «О, дивный новый мир!» О. Хаксли, «1984» Д. Оруэлла, «451 градус по Фарингейту» Р. Брэдбери, «Цивилизация статуса», «Блаженство» М. Булгакова, «Москва 2042» В. Войновича. Предшественниками Замятина были В. Одоевский и Н. Данилевский, А. Богданов с его романами «Красная звезда» и «Инженер Мэ-енни», В. Брюсов с его новеллой «Республика Южного креста»
Замятин указал современный роману контекст фантастической литературы. Интересен и контекст мировой фантастики и русской литературы. Так, В. Брюсов в пьесе «Земля» показывал, что ограничения на цивилизацию накладывают особые условия стареющей планеты: на ней нет воздуха и люди, живущие под стеклянным колпаком, подчиняются тоталитарному управлению. Здесь мечта о свободе — мечта о глотке воздуха — воплощается в стремление выйти за стеклянную границу. Замятин показывает, к чему может привести ложный путь цивилизации — путь технократизма, которому подчинится человек: нефтепища. От идей «Зимних записок о летних впечатлениях» Достоевского, где писатель саркастически описывал дезиндивидуализированный мир Запада, роман «Мы» отделяют полвека. Но если Достоевский смотрит назад — и констатирует то, во что воплотились в социальной жизни Запада идеалы Великой французской революции, Замятин смотрит вперёд и видит, к чему может привести идеологический диктат государства — тоталитаризм, соединённый с мощью и властью машин.
Через тридцать лет создатель кибернетики Норберт Винер в своей книге «Кибернетика и общество» писал: «Новое развитие техники делает метафорическое господство машин самой непосредственной и неметафорической проблемой. Наше время есть век связи и управления, в рецензии к книге Норбер-та Винера "Кибернетика и общество" католический священник отец Дю-барль писал: "Управляющая машина-государство — игрок, наилучшим образом информированный на каждой отдельной ступени. Государство будет единственным верховным координатором всех отдельных решений. Каждому игроку при всех обстоятельствах нано-
сится поражение: либо уничтожение, либо плановое сотрудничество"»2.
Когда в сентябре 1917 г. тридцатиче-тырёхлетний Замятин вернулся из Англии в Петроград, то вёз с собой написанную в Нью-Кастле, где он наблюдал за строительством русских ледоколов, повесть об англичанах — «Островитяне». О событиях Февраля 1917 года, отречении императора Николая II и последующих семи месяцах правления Временного правительства он знал лишь по газетам, приходившим в Англию с опозданием. Позднее писатель вспоминал о своём возвращении: «Там — строил корабли, смотрел развалины замков, слушал, как бухают бомбы с немецких цеппелинов, писал повесть "Островитяне'! Очень жалко, что не видел Февральской революции и знаю только октябрьскую (как раз к октябрю, все время в спасательном жилете, с потушенными огнями, мимо немецких подлодок — я вернулся в Петербург)».3
Ж 188-1—1937
Этот сентябрьский Замятин отсутствием страха и жадным любопытством к событиям отличался от петроградских обывателей, завороженных противоречивостью лозунгов 1917 года, расстрелом в июле демонстрации на углу Невского и Садовой и постоянной угрозой восстания в рабочих окраинах. Оставался месяц до тех событий, которые одни назовут Октябрьской революцией, другие — Октябрьским переворотом. В эти дни Замятин в Петрограде познакомился с Горьким, который сразу оценил его новую повесть «Островитяне». У писателя возник в это время замысел нового
романа: «...одиночные ружейные выстрелы, которые были аккомпанементом моей первой встречи с Горьким, превратились в трескотню пулемётов и в глухие удары пушек: на улицах шли бои, это была Октябрьская революция. Огромный корабль России оторвало бурей от берега и понесло в неизвестность. Никто, вплоть до новых капитанов не знал, разобьется ли корабль вдребезги или пристанет к какому-нибудь неведомому материку. Однажды утром, сидя в заставленном книжными полками кабинете Горького, я рассказал ему о возникшей у меня в те дни идее фантастического романа. Место действия — стартоплан... Недалеко от цели путешествия — катастрофа, междупланетный корабль начинает падать. Но падать предстоит полтора года! Сначала мои герои, разумеется, в панике, но как они будут вести себя потом?»4
Сюжетом фантастического романа Замятина, задуманного в октябре 1917 года, стало не междупланетное, а социальное путешествие. Впереди были четырнадцать лет жизни в Советской России. Случилось так, что новая жизнь сделала Замятина всемирно-известным писателем — автором романа-антиутопии «Мы», написанном в голодном Петрограде 1920 года. И известным драматургом. Впереди были ночные репетиции «Короля Лира», которые Замятин, помогавший делать перевод, сидя рядом с А. Блоком, смотрел из пустого зала Большого драматического театра, план театрализации всемирной истории в Секции исторических картин при Нар-компросе, рукопись «Огней св. Доминика», зажжённых отсветом шиллеровско-го «Дон Карлоса» и костров на улицах революционного Петрограда, впереди был яркий скомороший мир «Блохи» и «Истории одного города» и трагедия гунна Атиллы, потерпевшего поражение на полях Каталауна. Впереди были встречи с Гумилевым и Блоком, Ахматовой и Ал. Толстым, Монаховым и Диким, М. Чеховым и Мейерхольдом, Кустодиевым, Шапориным, Булгаковым, Шостаковичем...
Грандиозные замыслы рождались в городе, застывающем от холода и стужи. Искусство тлело и вспыхивало вдруг горячечным пламенем в выстывающих залах. В марте 1918 г. Замятин в одной
из рецензий на спектакль Передвижного театра П. Гайдебурова писал: «Во время представления убийства Гонзаго артистка временами забывала, что у неё на коленях голова Гамлета, и думала о том, удастся ли завтра получить по карточкам хлеб...»
Конфликт в эти годы стал основой жизни: конфликт политических врагов, конфликт эпох и культур, долга и чувства, реальности и вымысла. Жизнь вокруг обретала новые скорости, люди вокруг — новые лица. Эти изменения литература запечатлевала в динамике событий и столкновении характеров и позиций.
Литургия Единому Государству
В произведениях Замятина 1917-1920 годов — рассказах «Мамай», «Дракон», «Пещера», пьесе «Огни св. Доминика», романе «Мы» — происходит столкновение естественной человеческой страсти с губящей её идеологической догмой, с гасящим её духом компромисса, духовным сном, жестокостью обстоятельств и насилием. Этот конфликт преломляется по-разному: от комического срыва в «Мамае» до трагедии «Пещеры», где с жестокостью обстоятельств сталкивается не столько страсть, сколько возможность физического и духовного бытия. В столь несхожих между собой текстах фантастического романа «Мы» и романтической исторической драмы «Огни св. Доминика» конфликт остаётся тем же. Борьба с инакомыслием в эти первые послереволюционн
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.