ВЕСТНИК РОССИЙСКОЙ АКАДЕМИИ НАУК, 2015, том 85, № 9, с. 805-811
ОБОЗРЕНИЕ
Б01: 10.7868/80869587315050023
В статье анализируются угрозы национальной идентичности населения многих государств мира в условиях современной глобализации. Эти угрозы инспирируются не только рядом современных интеллектуальных течений, но и объективным формированием массовой мультикультурной среды, расширение которой вызвано действием институтов неолиберальной глобальной экономики и распространением информационных технологий, связавших человечество анонимными системами власти. Противостоять символическому насилию масс-культуры "глобального потребителя", полагает автор, способна продуманная государственная политика, сочетающая традицию и современность при сохранении национальной идентичности.
НАЦИОНАЛЬНАЯ ИДЕНТИЧНОСТЬ В ГЛОБАЛИЗИРУЮЩЕМСЯ МИРЕ
Ю.Д. Гранин
История последних десятилетий, отмеченная финансово-экономической, политической и культурной глобализацией человечества, поставила народы многих стран перед проблемой сохранения прежних и поиска новых идентичностей. Почти повсюду, отмечает С. Хантингтон, люди задаются вопросом, что у них общего с согражданами и чем они отличаются от других народов. Японцы никак не могут решить, относятся ли они к Азии (вследствие географического положения островов, истории и культуры) или к западной цивилизации, с которой их связывают экономическое процветание, демократия и современный технический уровень. Иранцев нередко называют "народом в поисках идентичности". Теми же поисками увлечена Южная Африка, а Китай ведёт борьбу за национальную идентичность с Тайванем. В Сирии и в Бразилии также налицо кризис идентичности [1, с. 34, 35]. Такой же кризис, продолжает Хантингтон, переживают Алжир, Германия, Турция, Мексика, Великобритания. В итоге почти повсеместно, не исключая США и России, идёт процесс фрагментации национальной идентичности, которой "пришлось уступить место
ГРАНИН Юрий Дмитриевич — доктор философских наук, ведущий научный сотрудник Института философии РАН. maily-granin@mail.ru
идентичностям субнациональным, групповым и религиозным" из-за открытости границ и роста миграционных потоков, способствовавших образованию в пределах национальных государств инокультурных диаспор, не желающих интегрироваться в национальную культуру [1, с. 36].
Не оспаривая общего вывода об угрозах политическому и культурному единству состоявшихся наций, которые несут современная модернизация и глобализация, подчеркну: национальная идентичность, конечно, может утрачивать свою значимость, но вряд ли она способна, как полагает Хантингтон, дробиться на составляющие. В современной литературе представлено множество типологий и классификаций идентичности. Их подразделяют на "индивидуальные" и "групповые", "позитивные" и "негативные", "локальные" и "надлокальные", "фундаментальные" и "релятивные". В качестве фундаментальных признаются расовые, этнические, национальные и цивилизационные идентичности, связанные с антропологическими, языковыми, культурными и религиозными различиями людей.
Каждый индивид является носителем комплекса многочисленных, иерархически связанных идентичностей, часть из которых актуализируется вместе с изменением географического, политического и социокультурного пространства его жизни. Но поскольку процедуры индивидуальной идентификации осуществляются в чувственно-эмоциональной и когнитивной формах, включая в себя мысленное отнесение к той или иной группе, содержание полученного в акте самосознания ответа на вопрос "Кто Я (Мы)?" в полной мере зависит от ценностно-оценочных представлений и знаний о "Них" "Других". В конечном счёте идентичности представляют собой индивидуальные и групповые конструкты — вер-
бализованные результаты отнесения к "воображённым общностям" (Б. Андерсон), определяемые, в свою очередь, предшествующим воспитанием, образовательным и культурным багажом и наличествующим в данный момент окружением: политическими ландшафтами, информационными и культурными пространствами, в которые индивиды и группы вынужденно помещены и в которых они существуют.
Поэтому главные угрозы национальной идентичности в эпоху глобальных трансформаций исходят не только от потока инокультурных мигрантов, этнокультурного и политического сепаратизма. В современном мире интеллектуальные, политические и культурные вызовы национальной идентичности идут от целенаправленно развивающегося глобального экономического, политического и информационно-культурного (символического) "насилия", властно формирующего новые — транснациональные (культурные и политические) идентичности и реанимирующего старые, архаичные (субнациональные, мифопоэ-тические, религиозные) идентификации. Их сочетания в индивидах и группах весьма причудливы, экзотичны и разнообразны в той мере, в какой разнообразны экономические, политические и культурные параметры жизни государств и народов, включённых в глобализацию, — всемирно-исторический процесс, содержание которого требует концептуальных уточнений.
* * *
Не вступая в полемику о содержании термина "глобализация", по поводу которого до сих пор идут оживлённые дискуссии [2, с. 47—54], отмечу лишь одно принципиальное обстоятельство: всемирно-исторический характер этой мегатенден-ции к поэтапному — на протяжении столетий — объединению человечества в череде многих попыток организации общего пространства совместной жизни народов и государств на основе
разных цивилизационных моделей развития1. Итогом таких попыток оказывались временное доминирование и распространение в пределах нескольких географических регионов одной из локальных цивилизаций, политической формой существования которых чаще всего была империя — мощнейшее политическое средство "переплавки" и ускорения интеграции лингвистически, религиозно и культурно разных элит и населения имперских территорий. Так, параллельно и сменяя друг друга в качестве лидеров, на просторах
1 В данном случае под цивилизационной моделью понимаются формы и институты политического, экономического, социального и культурно-духовного развития, самостоятельно выработанные народами (группой народов), заимствованные ими или навязанные им в процессе колониза-ций и завоеваний.
Евразии формировались и развивались китайская, индийская, эллино-македонская, римская, арабо-мусульманская, западноевропейская и евро-атлантическая формы и векторы глобализации, соответствующие им полюсы регионального и межрегионального развития.
Ни одна из исторических попыток глобализации человечества не увенчалась полным триумфом. Но каждая способствовала экономическим, политическим и культурным трансформациям населяющих регионы социумов, увеличивала число и протяжённость транспортных, торгово-экономических, политических и информационно-культурных сетей и коммуникаций, содействовала переносу за пределы локальных территорий, регионов и континентов произведений литературы и искусства, техники и технологий, религиозных и светских идеологий, научных знаний и типов рациональности, норм и образцов экономической, политической и социальной жизни, распространению знаний и артефактов.
Наиболее масштабной и успешной оказалась выросшая из западноевропейской евро-атлантическая форма глобализации. Она завершила процесс становления всемирной истории — превращения локальных историй первобытных и постпервобытных (кочевых и аграрно-ремесленных) обществ, политически оформленных в ранние государства и их аналоги, в региональную историю древних и средневековых этнических государств и империй, а затем и во всемирную историю наций, национальных государств и образованных ими колониальных империй, не только связавших человечество силою государственных форм территориального контроля, но и создавших новые "анонимные" системы власти — транснациональные организации и многонациональные корпорации.
Евро-атлантическая модель глобализации развивалась благодаря распространению в XVII— XIX столетиях новых форм и институтов экономического развития и формированию новых политических форм общежития и социальных общностей — национальных государств и наций [3]. По сути она представляла собой модернистский проект и была органически связана с идеалами Просвещения, гарантирующими оптимальное — национальное — устройство пространства совместной жизни лингвистически, конфессионально и культурно разных народов в Европе и за её пределами не на основе традиций, а на основе рационально сформированных общей памяти, общих ценностей и общей судьбы. Однако модернистский проект, с характерной для него верой во всемогущество человеческого разума в конце XIX в. был подточен ницшеанством, в первой половине XX в. подорван двумя мировыми войнами, тоталитаризмом и структурализмом и почти совсем разрушен во второй половине XX столетия культурным и философским постмодернизмом.
* * *
Постмодернизм, оформившийся в 1960-х годах в результате кризиса западных либеральных демократий, студенческих "революций" в Западной Европе, борьбы за права и свободы расовых меньшинств в США, с одной стороны, и деколонизации мира, — с другой, бросил интеллектуальный вызов не только национальной идентичности и национальным формам общежития. Под сомнение были поставлены интеллектуальные и культурные скрепы всей претендующей на глобальное господство евро-атлантической цивилизации — классическая наука с её пафосом рационального познания мира и презрением к религиозным догмам и суевериям и культура модерна с её вниманием к общечеловеческим ценностям и классическим образцам. В социальных науках упор был сделан на отказ от парадигмальных образцов естествознания, логоцентризм и равноправность дискурсов любого рода, а в культуре — на её плюрализацию, виртуализацию и визуализацию. Модернистской установке на искусственное выравнивание социокультурного пространства постмодерн противопоставляет якобы естественную плюралистичность последнего: растущее множество отдельных и вполне конкурентоспособных образований — картин мира, идеологий, мировоззрений, научных парадигм, политических, экономических и культурных практик, образов жизни и т.п. Тем самым в культурное пространство современног
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.