НемецИии дневник.- письма 1930 года
Публикуемые ниже письма — часть переписки одного из крупнейших российских физиков Исаака Кушелевича Кикоина (1908 — 1984) с братом Абрамом и другими сотрудниками лаборатории Я.ГДорфмана в Рентгеновском физико-техническом институте (ФТИ) в Ленинграде, ныне известном физикам всего мира как Физтех.
Письма, которые 22-летний Исаак регулярно отправлял брату из Берлина, Гамбурга, Лейдена. Мюнхена, фактически представляют дневник его первой заграничной научной командировки в ведущие научные центры Европы. В эту командировку он был направлен осенью 1930 г. по инициативе А.Ф.Иоффе почти сразу после окончания физико-механического факультета Ленинградского политехнического института и вскоре после принятия на работу в Физтех.
Роль Иоффе, организатора Физтеха и фактического создателя ленинградской научной школы, давшей России десятки выдающихся исследователей, в становлении российской физики трудно переоценить. Несколько поколений физиков называют ее «папа Иоффе». В конце 20-х — начале 30-х годов направление молодых ученых в научные командировки (нередко на свои собственные средства, полученные от ведущих западных фирм на научные консультации) было неотъемлемой частью его деятельности по модернизации отечественной науки и восстановлению утерянных контактов с Западом.
Исаак Кикоин приехал в Ленинград из Пскова в 1925 г., где он окончил знаменитую 1-ю Псковскую среднюю школу и Землемерное училище, с твердо определившейся целью стать физиком и инженером. К моменту окончания Ленинградского политехнического института он уже был сотрудником Физтеха и автором нескольких научных работ. Осенью 1930 г. молодой человек, впервые в жизни увидевший светофор на берлинском перекрестке, получил возможность посетить лучшие научные центры Европы, «покрутить ручки» самых современных экспериментальных установок и лично пообщаться с ведущими физиками того времени. Этой возможностью он воспользовался в полной мере. Если в двух первых письмах Исаак Кикоин делится с друзьями своими первыми непосредственными житейскими впечатлениями, то в последующих посланиях основное внимание уделяется научной информации и впечатлениям от организации науки на Западе.
Кикоин был одним из самых ярких представителей первого поколения физиков, воспитанных в «школе Иоффе». Через три года после своей командировки в Европу он обнаружил фотомагнитный эффект в полупроводниках. Это открытие принесло ему мировую известность.
Кикоин К.А.,
доктор физико-математических наук
Письмо №1
Berlin 13/Х 1930 г.
Дорогие друзья!
Вот вам первое мое письмо из Германии, завтра уезжаю в Голландию на несколько дней, откуда, естественно, тоже пришлю письмо, а сейчас вам вкратце опишу события случивш[иеся] со мной за последние дни.
Итак, Ich fаnge an — я начинаю:
Как вам известно, я отбыл с места жительства 9/Х рано утром в сопровождении моего родного брата на аэродром, откуда мы должны были с Б.Д.Разумовским* подняться ввысь и улететь
* Б.Д.Разумовский — физик, сотрудник физико-технического института.
в дальние страны, и, как вам известно со слов вышеназванного брата моего, полет не состоялся и мы поехали обратно в город, где должны были ждать до 2 ч и тогда, если наступит улучшение погоды, за нами приедет машина (автомобиль), которая отвезет нас снова на аэродром, и мы все-таки улетим. Первая часть этого предположения блестяще была выполнена — в 2 ч за нами прибыла машина и в 2 ч 30 мин — мы были на аэродроме, где все было готово для нашего отлета. С нами весьма тепло попрощалось аэродромное начальство, мы сели в самолет и улетели. Долго ли, коротко ли мы летели, точно не скажу, но, думаю, не больше 2х минут; поднялись мы метров на пятьдесят вверх и стали аккуратно (ах, как замечательно аккуратно!) снижаться. Снизились и сели — мотор
А.Ф.Иоффе в своей квартире в Лесном. Фото относится к 30-м годам, когда набирала силу его знаменитая школа физиков, к первому поколению которой относится И.К.Кикоин.
испортился! К нам в кабину заглянул наш летчик (симпатичнейшее создание!! прямо душка!) и сказал: «ничего, все идет прекрасно, посидите немного». Ну, что же! посидим, и просидели до завтрашнего утра (я ночевал в городе). Таким образом, наш первый полет был не очень удачным. Назавтра утром автомобиль нас снова отвез на аэродром и все-таки полетели.
Летели мы два часа, при очень скверной погоде, был порывистый ветер, почти буря, нас кидало и бросало в «воздушном океане», как щепку (здорово сказано! правда?), так что третий пассажир и сам пилот довольно быстро попали в Ригу, а мы (кто бы это мог подумать?) с Борис[ом] Давыдови-чем хоть бы что, как ни в чем не бывало, будто мы с пеленок летаем; здорово получилось! Наконец прибыли в Ревель или как он иначе называется Tallin (Таллин), где нам объявили, что по полученным сведениям из Риги там большой шторм и лететь дальше нельзя; там повторилась история, которая с нами была в Ленинграде, — закончилась она ночевкой в городе — в гостинице (конечно, за счет об-ва Druluft, ибо у нас — ни копейки в кармане) и наконец рано утром 11го мы вылетели по направлению] на Ригу. Дальше уже особых приключений не было. Мы долетели до Риги, там сни-
зились, подождали минут 15 и полетели дальше до Кенигсберга, там пересели на другую большую машину и полетели до Данцига, там минут 20 подождали и направились в Berlin, куда и прибыли благополучно в 2 ч того же 11го числа. О самом полете расскажу, когда приеду, пока могу лишь сказать, что мы получили большое удовольствие от полета; чрезвычайно приятный путь сообщения.
В Берлине нас встретил Яков Григорьевич* и повел в пансион, где остановился он, Глазков и Ситников, нас накормили, дали комнату (очень хорошую, где я и пишу сейчас!). С нашим приездом наших Рентгеновцев оказалось пять человек и было внесено предложение устроить заседание совета!
В воскресенье мы шатались по ВеШп'у целый день. Хороший город Берлин, большой, с большим движением, но по описаниям мы ожидали большего; нам говорили, что мы будем ошеломлены; этого, со мной по крайней мере, не случилось. Конечно, Berlin значительно больше Ленинграда, и движение чрезвычайно большое, особенно автомобильное (Аллах святой! Сколько их там!), но страшного ничего нет!
Что действительно сделано хорошо — это управление] движением, оно, по-моему, поставлено образцово; через вполне определенные] промежутки времени сигнальный фонарь, поставл[ен-ный] на перекрестке улиц, меняет свой цвет, в зависимости от чего останавливаются автомобили и трамвай и проходят пешеходы или наоборот.
За такой короткий срок о Германии можно сказать очень немногое. Взгляд, который у меня создался на Германию, естественно, самый поверхностный — главным образом географический (если можно так выразиться).
У нас очень много говорили о том, что на западе используют каждый клочок, каждый кусочек земли под застройку, что, мол, тесно на свете. Ничего подобного: еще при полете над Германией мы видели огромные пространства болот, не подвер-гающ[ихся] никакой осушке, и за городом тоже имеются большие пространства, никак не использованные. Следующее обстоятельство тоже относится к «поверхностному» изучению Германии. Это чистота ее поверхности. И до чего же там, черт возьми, чисто, прямо смотреть противно: улицы, т.е. я хотел сказать — мостовые, блестят, как.....как, ну скажем, мои ботинки (когда они новые), потому что каждая улица два раза в день моется щетками, такими, какими у нас паркеты в комнатах подметают, дома все сияют совершенно невероятно; я пока в ВегНп'е не заметил ни на одном из домов малейшего изъяна; по-видимому, при появлении малейшего изъяна его немедленно ликвидируют, а не ждут (как это делается у нас), пока весь дом начнет разваливаться. Еще можно сказать
* Я.Г.Дорфман — начальник лаборатории ФТИ, в которой в то время работал И.К.Кикоин.
несколько слов относительно рекламы (в Берлине, по крайней мере). Вот это сделано здорово. Как это подробно описать, я даже не представляю себе, для этого необходимо разговаривать с вами лицом к лицу и разговаривать, главным образом, руками, но сейчас вы вряд ли можете видеть то, что я делаю. Но все-таки попробуйте себе представить картину, когда все дома Ленинграда будут иллюминированы до отказа, до бесчувствия, причем не так просто лампочки насажены и горят, это неинтересно. Представьте себе, что, скажем, все карнизы дома обтянуты стеклянными трубками, через которые идет газовый разряд (Гейслеровый), причем яркости необычайной, цвета всякие, буквы надписи сделаны таким же образом. Затем, представьте себе, следующий дом разукрашен плакатом, сделанным из лампочек, и плакат живой, т.е. весь ходит, меняет свою форму, свое содержание, и размером он с большой дом. Дальше на третьем доме вы видите гигантский светящийся, переливающийся всеми цветами радуги калейдоскоп-рекламу, и все это блестит, горит, сверкает и, главное, движется (динамика великая вещь!) и, может быть, вы получите некоторое представление о вечернем блеске БегНп'а. Хотя моя скромность не позволяет мне на это надеяться.
Относительно нравов и людей я вам расскажу в следующий раз, чтобы не быть слишком поспешным и не впасть в ошибку. Эти два дня, которые я провел в БегНп'е, прошли довольно бессмысленно, потому что один из них был воскресный и все закрыто (у «нас» в БегНп'е неделя прерывная и семидневная), а второй день мы делали покупки и приводили себя под руководством Я.Г. Дорфма-на в приличный вид. Об этом я тоже напишу в след[ующий] раз. Процесс приведения себя в «приличный» вид оставил гнусное впечатление, и сейчас даже писать противно об этом, да и так я уже очень долго задерживаю ваше внимание.
Разрешите мне на этом кончить и задать вам несколько вопросов, на которые я жажду получить ответ.
Во-первых: как ваше здоровье всех, Любочки, Яши, Ибрагима*, Дины и Абраши**? 2) Как дела в Ин[ститу]те, что нового? 3) Как, Ибрагим, у тебя дела в Лаборатории и в Культсекторе? Нужны ли какие-нибудь указания, сведения от меня? 4) Как дела у Дины и Абраши, где они работают? 5) Что слышно и что делается у нас в Магнитном отделе? Все это напишите и, ко
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.